Внук Донского - Раин Максимилиан. Страница 76

Банные мероприятия завершились, когда солнце почти коснулось горизонта. Бойцы разбрелись на постой. Мы в нижней порти по вечернему холодку трусцой добежали до дорошкиной усадьбы. Только оделись, как нас позвали за стол трапезничать. Есть не хотелось, только квасы хлебали зверски. Прибыли разведчики от Чухломы и доложили о наличии рати под стенами города. Опередил всё-таки Семён меня, надо поспешать. Отдал Акиму распоряжение завтра с рассвета выдвигаться нашим подразделением.

Дорога до Чухломы от села теперь пролегала по еле заметной тропе через густую чащобу по сильно холмистой местности. Я решил оставить в усадьбе свой возок и часть обоза, взяв только самое необходимое. Город появился неожиданно, когда перешли вброд невеликую в десять метров речку Ивановку и взобрались на высокий берег. До стен было где-то метров восемьсот пустыря, поросшего кое-где кустарником и изрытого ямами. Тыновая ограда в три человеческих роста подпиралась снизу таким же по высоте земляным валом. С западной и южной стороны крепость была защищена неширокой речушкой Сандебой. С восточной стороны естественных преград не имелось, но стена с валом там была выше. Чухлома была в разы меньше Галича. Если бы не четыре башни, закреплявшие углы крепости, и две башни для проезда населения, а ещё небольшой посад из землянок вблизи озера, то можно было этот населённый пункт принять за огороженное тыном зажиточное село.

Рать Осины обложила крепость со всех сторон и казалась много большей по численности той, что покинула столицу. Возле стены валялись разбитые в щепки лестницы и какие-то предметы. Видимо, этот долбан, не проведя переговоров и не разобравшись в ситуации, сразу сунулся штурмовать, по получил отпор. Людей только напрасно положил. Большая часть войска и шатёр командующего виднелись с восточной стороны осаждаемой крепости.

Поднявшееся из-за зубчатого горизонта солнце уже припекало, растапливая накопившуюся за ночь изморозь на траве. Я приказал Акиму расположиться лагерем возле своего холма и в сопровождении двух бойцов поехал наносить визит вежливости Осине. Военачальник ещё спал. Пришлось потоптаться возле его шатра, пока тот не надумал вылезать из своего обиталища, голым по пояс. Вслед за ним показалась румянощёкая девица, тоже в неглиже. Ойкнула, увидев меня, и скрылась в шатре.

— Здрав буди, княжич! — буркнул он, приветствуя меня без привычной враждебности.

Видимо, сложности в военной операции поубавили его темперамент.

— И тебе здравия, сотник! Как тут у вас идут дела?

— Добре тече детели…, — зло процедил он сквозь зубы и мотнул головой в сторону стен, — Поскору заятим град крамольны.

— Горожанам предлагали сдаться? — поинтересовался естественно.

— Несть требно сие, — лениво потянулся сотник и приказал одетому в военную шмоть худощавому мальчику подать себе на спину воды из кувшина.

Пока Семён обливался холодной водой, удовлетворённо рявкая, я обдумывал как уговорить его на мирные переговоры с жителями. Осина словно почувствовал, о чём я собираюсь с ним диаложить и, накупавшись, произнёс:

— Аще не будешь ми под руцы лезти, кажися мастротам ратны. Ово с нами купно ратися, мня мя стареем.

Я вернулся к своим людям и наблюдал с холма, как с восточной стороны начался штурм Чухломы. Ратники подтащили штурмовые лестницы и стали карабкаться наверх. К воротам подвезли осадный таран. Над зубчиками стены появились головы защитников города. На штурмующих полетели камни, стрелы, полилась горячая вода. Закричали раненые. К полудню штурм выдохся, но таран продолжал бухать в крепкие дубовые ворота города. Собрав раненых и убитых, ратники отступили в лагерь и, как ни в чём не бывало, стали собирать костры для подготовки еды. У многих в руках появились кожаные бурдюки с вином.

После обеда штурма не последовало, но начался интенсивный обстрел города стрелами с горящей паклей на конце. Кое-где возникли серьёзные пожары, чухломичи отчаянно старались спасти деревянные постройки, заливая разгорающиеся очаги огня водой. Обстрел продолжался непрерывно несколько часов подряд, пока у галичан не кончились боеприпасы.

Аким подходил ко мне с вопросами о нашем участии в сражении. Я отбрыкивался ничего не значащими общими словами. Обстреливать новиков следовало бы, но так чтобы они потом не оставались в виде трупов. Привык, панимаш, ценить жизни боевых товарищей.

А после полуденного отдыха в главном шатре состоялся военный совет. Хоть меня и не приглашали, заявился туда сам с Акимом вместе. Осина подёргал желваками, но промолчал. Выступали десятники, докладывали о понесённых потерях.

— Иже порече об итогах дня княже Волежски? — внезапно спросил меня Семён, — Пошто люди тея в детелях ратны незримы беху.

— Мне, как воеводе, назначенного государем нашим Юрием Дмитриевичем, невместно отчитываться перед младшим по званию, — напомнил тем, кто слегка кое о чём забыл, — И я лишь ученик, смиренно постигающий у своих старших боевых товарищей искусство напрасно гробить своих воинов. Почему бы не направить к горожанам посланников, провести с ними переговоры, узнать о причинах бунта, решить проблемы миром. На худой конец, можно ведь взять город в осаду и дождаться пушек.

Обсуждать мои предложения сотник не стал. Объявил завтрашний день праздным и закрыл совещание.

Ближе к вечеру произошло несколько важных происшествий, сильно повлиявших на мою дальнейшую жизнь. Сначала меня нашли витязи Мирон с Треней, сбежавшие из дворца. Чуть не загнали лошадей, так спешили сюда. Шеи их были свободны, но статус беглых холопов они себе обеспечили. Несмотря ни на что, я был страшно рад видеть дорогие лица. Ещё сильней обрадовалась встрече с любимым Соболица. С воплями радости висла на шее у парня. Не стыдясь, целовалась с ним на виду у всех.

Несколько позже состоялось явление Тюхи. Я прогуливался по высокому бережку речки среди берёз в обществе витязей, слушая их рассказ о своём житье-бытье во дворце и последующем бегстве. Проворный Гуляйко готовил для моих бойцов кулеш. Запах варева доносился до нас, дразня ноздри и сбивая с мыслей. Внезапно спиной почувствовалось чьё-то присутствие. Обернулся. Между кустов стоял невысокий мужчина в одеяниях чади. Я махнул рукой, чтобы он подошёл поближе. Мужчина оказался подростком Тюхой. Витязи насторожились. Парень подбежал и сделал стойку.

— Ладно, не тянись, Тюха. Рассказывай, как поживаешь и что привело тебя сюда? — дружелюбно расспросил его.

— Истинно еси ты, Димитрие? — тихо поинтересовался парнишка.

— Не сомневайся, Тюха. В малую сумму ты меня оценил тогда в своей лодке, — хихикнул я.

— Христопродавец! — возмущённо взвыл Мирон и шагнул к недоумевающему мальцу, сжав кулаки.

— Погоди, Мироша. Не он нас выдал Единцу, а Ванька Ивок. Помнишь скуластого?

Тюха, когда узнал, что его могли подозревать, расстроился чуть ли не до слёз. Ему тогда удалось подслушать разговор самого младшего Жеховского с Единцом, и он спешил нас предупредить, но не успел. И сейчас он поспешил ко мне предупредить, что готовится покушение. Лиц говоривших он не сумел рассмотреть, те находились в шатре. Поблагодарил от души смелого парнишку, и тот растворился среди кустов в тумане от речки.

Когда вернулся в свой лагерь, настигла ещё одна новость. Глеб протянул мне письмо от своего отца. Данила через сына предупреждал меня о возвращении в столицу боярина Морозова и о неожиданном сближении с ним дьяка Варфоломея. Государь теперь знает, кто посмел надругаться над его любовницей и удручён весьма скорым моим отъездом к войску. Старец Паисий настаивает на подмене княжича. Дескать, я не тот Дмитрий, какого он знал и любил. Сыну своему умнолицый боярин советовал немедленно оставить меня и возвратиться домой в Галич.

Ну, что же, разумное предложение. Я обнял Глеба и пожелал ему благополучной дороги. Невольно оказался свидетелем жаркого спора бояричей. Дорошка не соглашался меня покинуть. Было с одной стороны приятно чувствовать такое дружеское проявление, с другой — не хотелось портить будущее парня. Однако, и меня он слушать также не стал.