О любви (СИ) - Гичко Екатерина. Страница 119
Девушка тяжело вздохнула и недовольно посмотрела на него через плечо.
- Что не так? - продолжал допытываться наг.
- Знаете, - неохотно начала Дарилла, - меня сейчас крайне сильно бесит то, что вы всё же сдержали своё обещание.
- Какое обещание? - озадачился Риалаш.
Девушка так красноречиво посмотрела на него, что мужчина сразу вспомнил единственное обещание, данное прошлой ночью.
- О, Дарилла... - поражённо прошептал он, а втянув носом воздух, ещё и улыбнулся польщённо.
- Раз вы поняли, то пересаживайтесь к Миссэ, - потребовала Дарилла. - Мне и так плохо.
По губам наагасаха расползлась донельзя довольная улыбка, и он только крепче обвил талию девушки руками.
- Прости, - виновато протянул он, но глаза его лукаво сверкали.
- Боги простят, - буркнула Дарилла, чувствуя, как по телу разливается не утихшее с ночи томление.
- Но я не специально...
- Если бы ваш голос не был таким довольным, я бы даже поверила, - ехидно ответила девушка и тут же зашипела: - Не опускайте ладони так низко!
Риалаш послушно передвинул руки чуть выше.
- Знаешь, - проникновенно прошептал он, - это тебе расплата за то время, когда я мучился, а ты, жестокая, даже внимания не обращала на мои мучения. Но я куда милосерднее тебя, поэтому когда выздоровею, то...
- Замолчите! - прошипела донельзя смущённая девушка.
Наагасах тихо рассмеялся и ещё крепче сжал её в своих объятиях.
«Шавожский хвост» представлял из себя небольшой баркас сравнительно свежей постройки. Стоял он вместе с остальными кораблями в полуверсте от берега. За довольно жаркое лето Ревышей слегка обмелел, и ближе к берегу можно было подойти только с риском сесть на мель. Лошадей пришлось по очереди переправлять на плоскодонке до баркаса, а там их подняли на борт с помощью блочного подъёмника. Тем, конечно, это очень не нравилось, Злыбне даже пришлось завязать глаза и стреножить. Но это не помешало ей едва не свалиться за борт. Миссэ и Доаш, контролирующие погрузку лошадей, насилу удержали животное.
Лошадей погрузили в трюм, где они и должны были провести весь путь в полумраке и ограниченном пространстве. Самим путникам выделили единственную каюту, расположенную рядом с капитанской, и всю палубу для сна. Речники встретили их любопытными взглядами: очень уж интересно было посмотреть на тех, кто оказался в состоянии заплатить за всё судно, чтобы их доставили до места впадения Ревышея в Смеярушу. Увиденное их немного озадачило. Двое дюжих мужчин, один старик, ещё двое молодых мужчин и, как им тогда показалось, юнец. Ни один из них речникам ни богатым, ни важным не показался.
Капитан, рыжебородый коренастый мужчина с широченными плечами, встретил их подозрительно прищуренным взглядом. Ещё вчера ему показалось странным, что какие-то чужаки ищут корабль для путешествия. У него возникли подозрения, что преступники какие-то бегут, и он обратился к городской страже. Те выяснили, где остановились путники, и велели не беспокоиться: за них-де сам консер Хеш готов поручиться. Но и это предусмотрительного капитана окончательно не успокоило.
- Это наш капитан, господин Кармеш, - представил Миссэ оборотня наагасаху. - А это мой господин. Вы можете обращаться к нему господин Риалаш.
Капитан кивнул и сухо оборонил:
- Добро пожаловать на борт.
На том общение и ограничилось. Через четверть часа якорь был поднят, и «Шавожский хвост» устремился вверх по течению.
Ерха за это время успел обследовать каюту, нашёл её малопригодной для обитания («Душно, как в парилке!») и пошёл к лошадям, за состояние которых он ну очень переживал. Как-никак дорогая скотина.
Дарилла тоже решила, что в душной каюте делать нечего, и усадила наагасаха на корме в тени большого паруса. Расположившись рядом, девушка достала из мешка хлеб и кусок вяленого мяса и, порезав то и то, предложила снедь нагу. Тот отказываться не стал. Желудок хоть и плохо справлялся с тяжёлой пищей, еды требовал с удвоенной силой. Риалаш даже начал ловить себя на том, что ему порой очень хочется покусать Дариллу. Она казалась ему такой нежной и аппетитной. Правда, мужчина подозревал, что причиной этого желания были не гастрономические потребности, а просыпающиеся потребности иного рода, расположение которых было куда ниже желудка.
Жуя хлеб и мясо, они лениво наблюдали, как Миссэ и Доаш по-хозяйски обходят палубу и знакомятся с речниками. Низкан, стоя у самой мачты, пытался угомонить возбуждённого детёныша. Тот шумно принюхивался к речному воздуху и круглыми глазами рассматривал хлопающие паруса. От увиденного Дар перевозбудился и постоянно порывался подняться в воздух. Но Низкан держал крепко. Бывший вольный ощущал себя неуверенно на этой деревянной посудине посреди мощного водяного потока. Внизу, в речных глубинах, он видел косяки рыб, густые заросли водорослей и множество интересных предметов - от затонувших кораблей до волнующе серебрящихся мелочей. Мужчина вдруг почувствовал, что не сможет найти здесь артефакт. Но потом он вспомнил, что они ищут божественный атрибут, а божественный атрибут должен сиять подобно волчьему месяцу. Правда, Низкан уже плохо помнил, как сияет волчий месяц, но это сравнение успокоило его и придало уверенности в собственных силах.
- Присматриваешься? - тихо спросил у него Миссэ, подходя ближе.
Низкан неопределённо качнул головой.
- Осматриваюсь. Никогда раньше по рекам не плавал, - признался он и, помедлив, добавил: - Гетекарии вообще плавать не любят. И я, кажется, понимаю, почему.
Миссэ опёрся на перила и посмотрел на зеленоватую чуть вспененную воду. Было бы любопытно узнать, что же видит Низкан. Для него мир наверняка больше и шире, так как не ограничен рамками возможностей обычного зрения, но совершенно лишён цвета. Каково это - видеть черноту, словно разрисованную золотыми чернилами и лишь иногда сбрызнутую серебряной пудрой? Видеть только очертания, без эмоций и других нюансов жизни. В груди зашевелились что-то восторженное, приманенное загадочным видом воображаемого, и в то же время пугающее. Когда нет границ видимому, начинаешь осознавать огромность мира и собственную незначительность.
- Особо не старайся. Ну... с поисками, - Миссэ слабо улыбнулся. - Он всё равно никому не нужен... Эй!
Мужчина отскочил в сторону и с отвращением стёр со лба белёсую кляксу, оставленную пролетающей мимо крикливой чайкой. Увидевшая это Дарилла захихикала, чем привлекла внимание Доаша, который тут же загоготал над братом как конь. Над палубой показалась голова обеспокоенного Ерхи. Увидев ржущего нага, старик сплюнул и с досадой протянул:
- Тьху ты! Я уж думал, кто-то из лошадей сбёг!
Пока Доаш переваривал сказанное, старик скрылся из виду. И теперь уже Миссэ смеялся над обескураженным братом. А Низкан непонимающе переводил взгляд с одного нага на другого, не в силах понять, что же произошло.
Дарилла и Риалаш не стали уходить на ночь в каюту, хотя и подул холодный ветер. Но им под двумя одеялами было тепло и на корме. Девушка сидела, прижавшись к груди мужчины спиной, в кольце его рук, и довольно щурилась, улыбаясь при каждом порыве ветра всё шире и шире. Счастье распирало её. Риалаш же что-то шипел ей на ухо на своём языке, и от этого шипения было необыкновенно хорошо.
Из каюты раздавалось повизгивание малыша Дара и недовольное ворчание Доаша, которому тот мешал спать. Низкан же такой чуткостью не отличался, поэтому спал и не спешил угомонить разбуянившегося зверя. Ерха, поднявшись наверх и зябко поёжившись на холодном ветру, заявил, что у лошадей теплее, и вернулся в трюм. Не спал только Миссэ. Он сидел на носу корабля и рассматривал звёздное небо. Мужчина казался безмятежным и мечтательным, но на самом-то деле он охранял покой своих товарищей. Всё же команду корабля он не знал и доверять не спешил.
Дарилла почувствовала, как рука наагасаха осторожно поползла за ремень её штанов.
- Вы что делаете?! - сердито зашипела она, перехватывая руку мужчины за запястье.