Рожденная избранной (СИ) - Эйзен Ольга. Страница 32

— Невероятно, — произнес Он, наблюдая, как жидкость перетекает с одной стенки пузырька на другую. — Софи, ты действительно проделала большую работу. И, если это сработает, я всю жизнь буду обязан тебе.

— Это, конечно, заманчиво, но есть еще кое-что, о чем я хотела сказать.

Они одновременно подняли головы, устремив взгляды на стоящую перед ними женщину. Лицо ее сделалось максимально серьезным, и уже ничего в нем не осталось от той веселой улыбки, с которой Они встретили ее на пороге.

— Я ведь знаю, для чего вам нужен этот эликсир, — сказала Софи. — Я делала его по большей части именно для этого, но вся проблема в том, что я не могу дать вам никаких гарантий.

— О чем ты говоришь? — спросил он, прищурив левый глаз.

— Эликсир поможет вам зачать ребенка, но больше я ничего не могу сказать вам ни о беременности, ни о родах, ни о самом малыша. Вы будете первыми, кто решится на это, поэтому, если вы все же не передумаете, вам нужно быть готовыми ко всему.

— И чем мы рискуем? — обеспокоенно спросила Она.

— В первую очередь, твоим здоровьем, дорогая, — вздохнула Софи. — Ни у меня, ни у кого-либо еще нет сведений о том, как проходит беременность вампирским ребенком. Роды — это в любом случае дело опасное, но что если рожать от вампира еще опаснее? Кроме того, никто ничего не знает и о самом ребенке. Он может быть кем угодно: человеком, вампиром, даже кем-то между, а это совершенно новое существо, наверняка требующее особого обращения. Поэтому на вашем месте я бы не спешила опустошать пузырек и еще немного подумала.

В гостиной воцарилось молчание. Каждый думал о своем и одновременно ни о чем, ощущая некую напряженность момента и ожидая, когда кто-то решится ее разрушить. Она пыталась осмыслить слова Софи и найти ответ, но обстановка, неловкость которой возрастала с каждой молчаливой секундой, сбивала ее с мыслей, беспощадно путала их и заставляла чувствовать себя неуютно под взглядами окружающих. Он, в свою очередь, изредка посматривал на Нее, пытаясь угадать Ее чувства, мысли. Как и Софи, Он ждал ответа именно от Нее, но Она молчала, и все в Ней кричало о нарастающем дискомфорте. Понимая это, Он взял инициативу в свои руки.

— В любом случае спасибо, Софи, — произнес Он, сжимая Ее руку. — Ты создала удивительную вещь.

— Я знаю, — улыбнулась Софи. — И в каких бы целях вы не использовали эликсир, я рада, что вы будете первыми, испытавшими его.

Они обменялись дружескими улыбками, и тут же Он поднялся с дивана, протягивая руку забившейся в уголок возлюбленной. Та с особым облегчением приняла его руку и встала на ноги.

— Думаю, нам пора, — сказал он, не отпуская Ее руки. — Было здорово увидеться с тобой снова.

— Мои двери всегда открыты, — тепло произнесла Софи, протягивая руку, которую Он тут же крепко пожал. — Приходите чаще. Одной тут скучно.

— Обязательно, — пообещал Он, направляясь к выходу. — Еще раз спасибо.

Уже через минуту, распрощавшись окончательно, Они вновь стояли на пороге перед закрытой дверью. Осенний холод напомнил о себе резким порывом ветра, и Они, не теряя времени, кутаясь в куртки, пошли домой уже знакомыми путями.

— Все в порядке? — спросил Он, все еще сжимая Ее прохладную руку в своей. За последние десять минут Она не проронила ни слова, а только рассеянно глядела куда-то перед собой, о чем-то задумавшись.

— Да, вполне, — ответила Она, постаравшись выдавить из себя улыбку. — Софи довольно милая для ведьмы.

— Ты не видела других ведьм, — усмехнулся Он. — В большинстве своем они приветливые и дружелюбные. Злюки на метлах, пытающиеся испортить жизнь всем и вся, живут только в мифах.

— Тогда все замечательно, — сказала Она и, посмотрев Ему в глаза, улыбнулась, но уже искренне, по-настоящему.

— Что ты думаешь об эликсире?

— Я не знаю, — пожала Она плечами. — Это действительно большой риск, но, знаешь, даже несмотря на это я все еще готова.

— Уверена?

— Да. Может, я об этом пожалею, может, потом придется делать аборт, но еще больше я буду сожалеть, если мы так и не попробуем. Так что давай сделаем это и будь что будет.

— Хорошо, — улыбнулся Он. — Мы попробуем.

Она прижалась сильнее и положила свою головку Ему на плечо. Он поцеловал Ее в макушку, приобнял за плечи и не выпускал из согревающих, пропитанных любовью объятий всю дорогу. Оба предчувствовали: эта ночь запомнится Им на всю жизнь. Но никто из них даже не подозревал, насколько роковой она станет на самом деле.

Глава 4

сентябрь 2018 г.

— Не-ет, — протянула я, мотая головой и отстраняясь от мамы. — Нет, нет, нет! Этого не может быть! Ты же шутишь, да? Это такая шутка?

— Я бы хотела, чтобы так и было, но нет. Андреа, я серьезно.

Мама потянулась ко мне и накрыла своей ладонью мою. Я лишь сидела рядом и недоуменно смотрела не то на нее, не то сквозь нее. Когда она призналась, что она не моя мать, на меня словно вылили ведро ледяной воды. Я была шокирована, и теперь, смотря в ее лицо, такое знакомое родное, любимое, я чувствовала себя очень странно, даже неловко. Я называла ее своей мамой на протяжении шестнадцати лет, и сейчас, когда мне приходилось осознавать тот факт, что это на самом деле не так, я была немного растерянна, сбита с толку и не понимала, что делать, как себя вести и что говорить.

— Как?.. — спрашивала я. — Почему?..

— Я понимаю, сейчас тебе, возможно, сложно это принять, — пыталась успокоить меня мама, если я все еще могла так ее называть. — Впрочем, как и мне говорить это. Но, если ты дашь мне возможность, я смогу все объяснить.

Я молча смотрела ей в глаза. Они двумя зелеными звездочками взволнованно сверкали из-под густых черных ресниц, и я, всматриваясь в их прекрасное сияние, в радужки, интересным узором украшающие зрачки, отказывалась верить, что это не те глаза, которые я увидела в первые минуты своей жизни. Однако же они были рядом все время, они обеспечили мне беззаботное детство и счастливую юность, которая сейчас находилась под угрозой. Я любила эти глаза больше всего в мире и всегда была готова пожертвовать собой, лишь бы только они продолжали излучать тепло и дарить людям свой необыкновенный свет. Какой бы ни была моя настоящая мать, уверена, в ее взгляде не было и доли той прелести, той красоты, которая наполняла глаза, смотрящие на меня сейчас, потому что такие глаза даны лишь тем, кого мы по-настоящему любим.

— Я хочу знать, — прошептала я.

— Тогда я расскажу, — как-то грустно улыбнулась мама. — Надеюсь, у тебя найдется свободный час, потому что это долгая история.

Она склонила голову на бок, провела кончиками пальцев по моему лбу, сметая тем самым упавшие на него волосинки, а затем выпрямилась и начала свой рассказ:

— Я не твоя мама, но она была и остается для меня самым близким человеком в жизни. Это моя младшая сестра.

Ее зовут Валери, и мы были лучшими подругами с самого детства. Мы доверяли друг другу все, делились секретами, любили проводить время вместе, и, чем старше мы становились, тем сильнее привязывались друг к дружке. Она была мечтательной, добродушной и чувствительной, но это никогда не делало из нее безвольную куколку в руках окружающих. Ее мягкое сердце удивительно прочно переплеталось с твердым характером. Она ценила себя, умела защитить свои приоритеты, отстаивать мнение и давать отпор. Из нас двоих именно она была бунтаркой в семье.

Дом, в котором мы выросли — прекрасный пример авторитаризма. Родители всегда говорили, что предоставляют нам свободу выбора, что у нас есть возможность выбирать свой путь и следовать ему, но, если этот путь шел вразрез с тем, который когда-то избрали сами родители, они тут же наказывали, порой жестоко, стремясь тем самым пресечь любые попытки вольнодумства. Они любили контролировать каждый наш шаг, и мы порой не могли даже погулять, не выдав родителям адреса, номера подруг и их матерей. Даже будучи относительно взрослой, я должна была сообщить, куда, с кем иду и во сколько вернусь. Меня это напрягало, но я не высказывала ничего против, понимая, что мне будет только хуже. Я боялась. Зато не боялась Валери, которая открыто высказывалась против взглядов родителей, вступала с ними в споры, сбегала из дома ради прогулок поздней ночью и делала то, что нравится только ей. Родители считали ее своим проклятием, а я восхищалась ей и могла только мечтать о той смелости, с которой она противостояла всему, что угнетало ее.