Отражение (СИ) - Скорова Екатерина. Страница 27

Я поймала себя на том, что беззастенчиво оцениваю ее. С чего вдруг? Самой, поди, неприятно было бы.

— Что у вас? — спросила я, наконец.

— Мне Петр Иванович еще вчера сказал к вам зайти, — ответила она. И в каждом слове сквозила уверенность.

— Почему же не зашли? — и зачем я включаю стерву? Не выспалась. Но ведь это не причина! Тут другое — ее уверенность бесила.

— Были дела, — коротко ответила она и улыбнулась.

— Проходите. Как вас зовут?

Посадить ее, к сожалению, было некуда.

— Карина.

— А меня Виктория Валерьевна, — я чуть сама не скривила губы. Давно ли стала начальником? А вот на тебе — называйте по отчеству, будьте любезны. Вообще, каждое слово вылетало из меня раньше, чем я успевала его осознать. Похоже, неведомо кто снова проснулся, беря бразды правления в свои руки.

Мы побеседовали, обговорили рабочие моменты, а потом любезно распрощались. Только вот после этих любезностей я была абсолютно уверена, что Карина заочно послала меня куда подальше. По крайней мере, это читалось в ее взгляде. Честно говоря, я и сама бы себя послала. До такой степени тошнотворным властолюбием и самомнением наполнялась каждая моя фраза в ее адрес.

Уже через несколько часов, когда таблетки от головной боли наконец-то подействовали, я сходила к Оле за двумя кружками кофе, а потом попросила Карину снова зайти ко мне.

Она пришла через несколько минут. По лицу девушки отчетливо читалось «когда же ты, наконец, от меня отстанешь, стерва?!». Узнав, что причиной вызова стали не очередные капризы, а чаепитие, Карина немного расслабилась. А после того, как я извинилась за безобразное поведение и объяснила его причину, она совершенно успокоилась. Мы поговорили по душам и даже посмеялись.

Неприятный сюрприз ожидал меня совсем в другом месте. Ближе к концу рабочего дня я зашла к начальнику, как он сам просил — без стука. Оли в приемной не оказалось, поэтому предупредить о том, что шеф не один, никто не смог.

Петр Иванович прижимал к стене коротко стриженную белобрысую девицу в платье цвета фуксии с глубоким декольте. Одну лямку любвеобильный Петруша уже стянул на плечо и теперь левой рукой тискал выпрыгнувшую из лифчика грудь. Голова шефа загораживала лицо любовницы, предоставляя мне лицезреть только его лысую макушку. Правая рука начальника скрылась под подолом, заставляя незнакомку картинно закатывать глаза и постанывать от наслаждения.

Со стороны это выглядело убого и фальшиво. Правда, исходя из подслушанного неделю назад разговора начальника с Ириной Александровной, по крайне мере одно из участвующих в этом театральном действе лиц получало настоящее удовольствие. Второе же знало, ради чего и на что идет. И весьма неплохо исполняло свою роль. Я настолько не ожидала увидеть подобное, что встала столбом и с открытым ртом наблюдала за происходящим, не в силах выговорить ни слова. Зрелище завораживало.

Когда же послышался звук расходящейся молнии, я наконец-то пришла в себя и пулей выскочила из кабинета.

Оставалось надеяться, что любовники меня не заметили. В любом случае, ждать объяснений или нареканий я не собиралась. Внутри всё кипело от негодования. Как он мог?! Странно, ухаживания Петра Ивановича пусть и казались приятны моему женскому самолюбию, но не вызывали ответных чувств. Однако теперь я ощущала себя обманутой женой. Моё! — засело в голове. Собственническое чувство цапало холодными коготками. И было бы с кем! Разукрашенная профурсетка с кривыми ногами! Я даже вспомнила, кто она — новая юристка, сменившая одного из немногих имевшихся в коллективе парней. С ней мы были едва знакомы и, проходя мимо друг друга на улице, вряд ли поздоровались бы. Зато теперь в ушах звенел ее голосок, тот самый, который подпевал Соне-сплетнице в курилке. Ненависть и жажда мести вспыхнули с новой силой, заставляя сердце замирать в груди.

Я наконец-то дошла до своего кабинета, плюхнулась на рабочее место и ожесточенно заколотила по клавиатуре. Но это еще не все сюрпризы. Через несколько минут позвонил Кеша, и радостно сообщил, что вечером мы идем к его маме. Я тоскливо закатила глаза и глубоко вздохнула. Возникло желание сбежать с работы и от Аркаши с будущей свекровью, забиться в сухой теплый и темный угол и уснуть.

Мои размышления прервал начальник, ворвавшийся в кабинет с букетом белых роз.

— Не помешаю? — учтиво спросил он, смеясь одними глазами.

— Вообще, у меня много работы, — сердито буркнула я, исподлобья поглядывая на шефа.

— А если учесть, что рабочий день уже закончился?

Часы, висевшие над дверным проемом, и впрямь показывали две минуты седьмого.

— Тем более.

Петр Иванович, до сих пор стоявший около двери, прикрыл ее и подошел к столу. Букет он положил на стол — прямо на клавиатуру.

— Викуся, — сразу перешел начальник на развязный тон. — Я тебя не понимаю. То ты горделиво отталкиваешь все ухаживания, то дуешься на меня из-за новой пассии как капризный ребенок, у которого отобрали игрушку.

— Мне абсолютно всё равно, — процедила я сквозь зубы, хотя в груди разгоралось негодование.

— Девочка, кого ты обманываешь? — рассмеялся шеф. — Я не вчера родился и вижу на твоем лице всё. И тут хотелось бы пояснить, что пока ты кочевряжишься и жмешься, я не буду отказывать себе в простых человеческих радостях. В том числе, в сексе.

— Мне безразлично с кем, где и почему вы спите, — холодно произнесла я и поднялась из-за стола.

Экран монитора уже погас, и теперь я со спокойной совестью могла собираться домой.

— А тебе никто и не давал права ждать от меня отчета. — Петр Иванович тоже встал, его глаза в один миг стали жесткими. — И запомни: я буду иметь всех, кого захочу, пока ты сама не пожелаешь изменить ситуацию. Как — объяснять не буду, не маленькая.

Он развернулся и пошел к двери.

— Стой! — вырвалось у меня.

Снова кто-то другой заходил внутри.

— Ты сказал, — слова посыпались помимо воли, как только шеф остановился и снова повернулся ко мне. — Теперь моя очередь. Я, а не ты, решаю, кто будет владеть мною! Ты решил добиться моего расположения, и тем самым дал мне власть над своей судьбой. Отныне твоя душа принадлежит мне. Я могу никогда не воспользоваться ею, но это не значит, что кто-то другой без моего ведома может сделать это. А насчет твоих сучек, никто не знает, увидят ли они завтра рассвет.

Я пыталась замолчать, но ничего не получалось. Чужая воля отняла у меня возможность владеть своим телом. И теперь я послушно открывала рот, чувствуя, как в груди пылает огонь, а из глаз сыплются искры. Петр Иванович восхищенно уставился на меня, не проронив ни слова. Видимо, дар речи пропал у него от подобной наглости. Придя в себя через минуту, он усмехнулся и вышел из кабинета. Вдогонку ему я сделала уже знакомый жест, словно выплескивала что-то вслед ушедшему из сложенной чашкой ладони.

Через мгновение руки затряслись, в глазах поплыли черные пятна, словно я долго смотрела на солнце, внутри стало холодно и пусто.

— Всё, завтра запишусь к психиатру, — произнесла вслух заплетающимся языком. Он не хотел повиноваться и еле шевелился, словно меня парализовало.

Окончательно пришла в себя только в автобусе. Мне повезло: народу оказалось немного. Через одну остановку я смогла присесть на освободившееся место. Смотрела то в окно, то на лица попутчиков. Серые, выжатые и утомленные работой, их выражения походили друг на друга точно клоны. Неужели моё лицо ничем не отличается? Я поймала себя на том, что размышляю о всякой чепухе, пытаясь отвлечься от грядущей встречи с Кешиной мамой.

Да, мне легче бесцельно пялиться в окно или изучать лица случайных попутчиков, чем трястись от страха перед встречей с будущей свекровью.

Аркаша ждал меня дома.

— Что-то случилось? — спросил он чуть ли не с порога.

— Проблемы на работе, — устало ответила я. Не говорить же, что истинная причина кислой мины на лице — нежелание знакомится с его мамой.

— Хочешь, чайку приготовлю?

Не дожидаясь ответа, любимый отправился на кухню — греть чайник.