Опрометчивые желания (СИ) - Скорова Екатерина. Страница 46

— Гарри, — позвал хриплым голосом. — Глянь — жива еще?

Товарищ поспешил к нему, послюнявил палец и поднес к носу Норы, потом ухватил за шею. Наконец, бесцеремонно откинул пиджак, которым она была накрыта, и прижался ухом к груди. Так он простоял несколько минут, словно позабыв про остальных, буравивших его нетерпеливыми и встревоженными взглядами.

— Кончилась, — буднично изрек Гарри, обтирая руку о штаны и отходя в сторону.

Виктория опустила голову, но внутри было пусто. Ни сожалений, ни угрызений совести. Рядом кто-то всхлипнул — один из белобрысых мальчишек утирал нос рукавом, размазывая слезы по щекам. Другой бессильно сжимал кулаки, обнимая его за шею. В тот же миг память разродилась образами — Нора прикармливала дворовых мальцов, как из их дома, так и уличных. На кухне для них всегда имелся кусок пирога или душистые лепешки с ванилью, продукты для которых кухарка покупала на жалованье.

— Закопайте на пустыре, когда стемнеет, — произнес Генри и развернулся ко входу в обшарпанный дом.

Мари вздрогнула, уставилась ему в спину. Виктория хотела одернуть ее за рукав, но осеклась и тихо прошла мимо, догоняя друга детства.

Внутри здание выглядело еще хуже: покрытые плесенью грязные стены, узкие коридоры с наставленными вдоль ящиками, ведшие в комнатенки наподобие келий, входы в которые в большинстве были просто занавешаны ветхими тряпками. Приторный запах коптивших свечей, мужского пота и забродившего хлеба забивал ноздри. Виктория содрогалась от мысли, что придется на какое-то время остановиться здесь. Особенно пугали люди — в основном мужчины, такие же, как те, что толпились у входа. Они развязно разглядывали вновь прибывших, прищуривая глаза, подставляя ноги в и без того непролазных коридорах, бесстыже гогоча вслед. Виктория терялась в догадках — как и почему Генри попал сюда? Тем временем он толкнул дверь одной из комнат, пропуская ее внутрь.

— Остальные пусть подождут снаружи, — жестом останавливая плетшихся следом под присмотром Гарри мальчишек и Мари, произнес Генри.

Виктория осмотрелась — провисший низкий потолок, кровать с деревянными набалдашниками, стул и тумба. Убранство скудное, зато постельное белье и пол были чистыми. Не дожидаясь приглашения, она присела на постель, прижала руку к животу — внутри колотилась боль. Оставалась крохотная надежда, что где-то в этих стенах прячется врач, но спросить у Генри напрямую не хватало решимости. Вместо этого, выпалила, поежившись:

— Зачем мы здесь? Этот дом больше походит на вертеп разбойников…

— А это и есть вертеп, — ухмыльнувшись, перебил он. И в ту же секунду Виктория поняла — это не шутка. Желудок превратился в комок страха — липкого, трясущегося, подпиравшего сердце. То, чем пугали в детстве учителя, показывая кровавые картинки: бунтовщики и революции — вот оно, в двух шагах, за стенами. — Не думал, что твоя кожа может стать еще бледнее, — рассмеялся Генри и присел рядом. — Вам нечего бояться, миссис Неверти. Просто в моем доме вас найдут быстрее, чем в этой ночлежке. Конечно, придется потерпеть — здесь нет слуг, сытного обеда и даже в уборную, уж прости за бестактность, придется ходить во двор. Никто не станет выносить за тобой ведра или приносить кофе к завтраку. Зато здесь тебя будут искать в последнюю очередь. А даже если и станут — не найдут.

— Хочется верить. — Страх попасть в лапы мятежников сменился новым — Генри не просто так завел беседу о местных достопримечательностях. Он собирался уходить. Оставить ее одну в самом сердце кишащей сбродом ночлежки. — Но ты же не бросишь меня?

Он взял ее руки в свои, согрел дыханием, будто хотел поцеловать, но не решился.

— Нет. Но больше я ничего не могу обещать.

В комнате повисла тишина. Где-то жалобно заскреблась мышь, запищал младенец. «А что, если он не вернется? — болезненно пульсировало в мозгу. — Что если я точно так же, как затертые тени местных женщин осяду в этом гнилом доме? Какой-нибудь Гарри или Николас запустит грязную лапу в мои волосы, завалит на кровать… Никто из них не станет дожидаться венчания, да и не потащит сюда священника. Потому что в таких ночлежках нет места для Бога… Господи! Что если Генри и правда никогда не вернется? Неужели я спаслась, чтобы рожать в этом хлеву какому-нибудь бродяге?!» Дурнота подступила к горлу, перед глазами заплясали черные пятна — еще немного, и Виктория потеряла бы сознание. Но Генри излечил от жалости к самой себе — отцепил ее пальцы, ставшие вмиг ледяными и негнущимися, и направился к двери.

— Освальд, — едва он позвал, как неопрятная фигура мужика выросла в дверном проеме. — Остаешься беречь госпожу Викторию.

— Леди в маске, — плотоядно хмыкнул тот и ощерился, показывая гнилые зубы.

Виктория с трудом скрыла отвращение — почему Генри решил поручить ее именно этому человеку? Его и к роду-то людскому можно было причислить с большой натяжкой. А уж оставлять ее под покровительством Освальда! Немыслимо! Тот же Гарри казался гораздо приятнее. Или Генри доверял именно похожей на человека образине? Пока Трейтор пропускал в комнату Мари с мальчишками, Виктория наконец сообразила, почему испытывает к Освальду такую неприязнь: он слишком походил на механических слуг — ни намека на разум и абсолютная, собачья преданность. «Все-таки расчет Генри верен, — скользило в голове. — Этот Освальд будет охранят меня как цепной пес. И с такой же фанатичностью свернет шею, если прикажет хозяин…»

— Госпожа? — голос Мари вытащил из раздумий. Она держала Викторию за руку, озабоченно заглядывала в лицо.

— Не зови меня так, я теперь никто. — Виктория сердито одернула руку. С языка чуть не сорвалось «как и ты». Девчонка по-прежнему вызывала раздражение и зависть. Вот уж кому лучше всех — ничего не потеряла, ничего не жаль.

— Ваше желание исполнится.

Виктория вздрогнула. «Может быть, все произойдет помимо вашей воли» — застучало в ушах. Что ж, здесь, как нигде, все шансы оказаться брюхатой — только пальцем ткни, а то и просто останься без присмотра. Впервые мысль о беременности вызывала тошноту и отвращение. «А кто сказал, что ребенок должен быть благородным? — словно в издевку пронеслось в голове. — Любой младенец, рожденный до истечения года со смерти супруга будет считаться законным… Но как переступить через себя? Я с мистером Джортаном-то легла через силу, а если всё было зря?»

— Да-да… Нам придется остаться здесь, пока… — вот когда она поняла, что стоящие тут бывшие слуги больше не обязаны слушаться. Они и при доме Неверти были вольны, а уж теперь… Минувшее раздражение испарилось, захотелось кинуться к Мари, прижаться, зареветь. Пересилила — отвернулась, сцепляя руки на груди. — Мне придется остаться здесь. Вы можете идти, если есть куда.

— Без бумаг мы никто, — хмуро отозвался один из мальчишек. — Такие же бродяги, как и все в этом доме. Случись обыска — окажемся в ближайшей каталажке. Но лучше с вами — хоть сможем защитить, если что.

Виктория улыбнулась — к угрюмому чудовищу добавились сопливые сторожа. Но их искренность согрела душу — все-таки не только у Генри есть преданные люди.

— Не думаю, что знакомый миссис Неверти станет кормить пару лишних ртов, — задумчиво произнесла Мари.

— А мы заработаем! Будем газеты носить! Скажи, Бобби! — выпалил второй мальчишка. Все-таки он был помладше. Первый же понуро уставился под ноги — видимо, понял что-то, отчего слова Мари превращались в непреложную истину.

— Без паспортов нас даже нужник мыть не возьмут, — как неразумному дитё объяснила она. — А бумаги все сгорели, наверное… А у меня — так их и вовсе не было.

— И что? — буркнул младший. — Есть же такие работы, где паспортов не спрашивают…

— Портовой шлюхой, — оборвал Бобби. — А если куда и возьмут — так ведь денег ни гроша не получишь — будут грозить сдать в полицию. А за миску помоев работать — уж лучше самим сдаться.

Виктория обернулась — все трое стояли как пришибленные: угрюмые, с потухшими беспомощными взглядами.

— Бумаги остались в особняке, — проговорила она, поминутно сбиваясь. — Если собрать отряд местных, уверена — Генри… мистер Трейтор поможет. Там есть тайник… И потом — не станет же полиция воровать паспорта на прислугу. Есть шанс!