Проводник (СИ) - Сидоров Леонид Владимирович. Страница 12
Посмеиваясь в бороду, собрался с силами и вжал кнопку дверного звонка. За дверью прерывисто зачирикало нечто напоминающее отчаянно захлёбывающуюся в воде канарейку.
— Х-м-м, весёленький звоночек…
Несмотря на весёлость, на звонок никто не прореагировал. Вежливо подождав секунд пять, снова вдавил кнопку.
— Да иду, иду уже! — послышался раздражённый женский голос. — Ходют тут, трезвонят с утра до ночи…
Дверь распахнулась. На ходу запахивая халат, необъятных размеров всклокоченная старушка раздражённо тряхнула бигудями и строго оглядела с головы до ног.
— Ну чего растрезвонился, шлимазл старый! В полицию захотел?
Макс завис, пытаясь определить язык. Вопрос прозвучал понятно и непонятно. Вначале явно русский, потом какой-то непонятный переход, потом английский.
— Я, э-э-э….Не, в полицию не надо. А что такое шлимазл?
— О, русский что ль? — подобрела хозяйка. — Насчёт квартиры?
— Да. Мне нужна… э-э-э, баба Глаша.
— Глафира Иосифовна я, — усмехнулась старушка. — Так что насчёт квартиры?
— Да вот, объявление видел.
— Ну раз видел, так заходи, — посторонилась Глафира Иосифовна. — Чего в дверях-то стоять, — грузно протопала по коридору и небрежно махнула рукой:
— Вот тут ванна, вот туалет, там кухня. А вот и комната, — щёлкнула ключом и распахнула дверь.
Макс просунул голову и огляделся. Шкаф, стол, кресло, кровать, телевизор. Чистенько, окошко приоткрыто, воздух свежий.
— А у вас случайно тут не шумно? — озабоченно проковылял к окну. — А то боюсь, не усну.
— Нет, откуда, — отмахнулась старушка. — Район у нас тихий, слава богу. Ну так что, берёшь, не берёшь?
— Хмм…. А денег сколько?
— Ой, да господи боже ж мой! Спрашивать меня сколько денег! Даже и не думай, у меня всё по-божески, всего сотня в неделю. А если хочешь ещё и завтрак, обед и ужин, так ещё две сотни сверху…
Макс задумчиво почесал подбородок.
Значит итого три сотни…. В принципе, нормально. Зато с продуктами и готовкой не париться. Хотя, чего теперь скупердяйничать, вон брокера на тысячу баксов раскрутил, так что хватит на целую неделю с гаком. И даже на неприкосновенный стратегический запас останется. Должок надо возвратить по-любому.
— Конечно беру, такой-то пансион… Деньги сразу или постепенно?
— Ух, шустрый какой, — улыбнулась старушка. — Конечно сразу.
Макс потянулся за пазуху и элегантным жестом вытянул три сотенных.
— Битте, прошу.
— Ой, глядикось, какой весь битте-дритте, — Глафира Иосифовна тщательно оглядела купюры на просвет и по-хозяйски запрятала в карман. — Сам-то откуда такой шустрый? Не с Одессы часом?
— Не помню, — потупился Макс.
— О как, — понимающе глянула хозяйка. — Инсульт что ль?
— Да вроде того.
— Понятно. А имя-то хоть своё помнишь?
— Макс.
— Максим, значит, — вздохнула Глафира Иосифовна. — О-хо-хо, вот и Яков мой Моисеевич тоже такой весь был после инсульта, — размашисто перекрестилась, — царствие ему небесное. Тут помню, тут не помню, чисто дитё малое…. Эх, квелый вы всё-таки народ мужики… Ладно, вот тебе ключи, — положила на стол. — А теперь слушай мои порядки. В комнате не курить, не пить, не воровать, — выразительно подняла брови, — баб не водить!
— Мамой клянусь! — Макс истово хлопнул кулаком по груди.
— Ну вот и договорились, — хохотнула старушка. — Обедать будешь?
— Спрашиваете!
Не прошло и пяти минут, как стол был накрыт. Дымящаяся тарелка борща распространяла просто умопомрачительный запах.
— Чесночку добавить? — хозяйничая у плиты, повернулась Глафира Иосифовна. — Если конечно желудок позволяет.
— Позволяет, — усмехнулся Макс, невольно отгоняя подспудный образ плохо ощипанных зажаренных голубей. — Он у меня ещё и не такое позволяет.
— Это хорошо. А то какой борщ без чеснока, — старушка ловко покрошила в тарелку белоснежную едко пахнущую дольку. — А на второе будет курица с гречкой. Приятного аппетита, — повесив передник на гвоздик, удалилась в свою комнату.
— Спасибо! — запоздало поблагодарил вслед Макс.
Сглотнув набежавшую слюну, взял ложку и предвкушающе размешал густую сметану.
— Ну, старина Билли, кажись, живём. Это тебе не хот-доги на лавке хомячить!
После обеда витиевато превознеся кулинарные таланты польщено улыбающейся хозяйки, Макс откланялся и закрылся в комнате. Разморенный непривычным обилием пищи организм недвусмысленно потребовал сна. Глаза начали закрываться сами собой.
Взбив пышную подушку, растянулся на кровати и блаженно вздохнул. Лепота! Жалко, что такое счастье продлится недолго. Надо бы упросить Алекса оставить в старике чуть подольше. Хотя бы ещё на недельку. Денег должно хватить. И вообще, какие там дальнейшие планы…
— А, Макс, наконец-то! Как прошла встреча с нашим финансовым воротилой, без неожиданностей?
— Да какие там неожиданности, тоска и рутина. Если вкратце — деньги стряс, палец сломал. Так что меня можно смело причислять к лику святых, тьфу, садистов. А точно нельзя было обойтись без этого самого членовредительства? Честно говоря, мне всё это далось очень нелегко.
— Знаю. Прости, но по-другому никак. В своих мемуарах он упоминает именно сломанный палец. Так что мы лишь следовали предусловленной цепочке развития событий. Визит к врачу действительно спасёт ему жизнь.
— Кстати, похоже, он действительно толковый малый. Едва проанализировал список компаний, сходу попытался спрогнозировать грядущие события. Предположил что-то связанное с авиаперевозками и последующими крупными страховыми выплатами. Случится что-то очень серьёзное?
— Кхм. Да, случится. И поверь, дальше эту тему лучше не развивать. Я всё равно ничего не скажу.
— Ладно, как скажешь, скоро сам всё узнаю, ждать осталось недолго. А могу я хотя бы узнать, кем на самом деле была Эмили? Уж больно экзотическая личность.
— Э-э-э…. Какая Эмили?
— Ну, моя тутошняя предшественница. Бойкая старушка на мотоцикле. Эмили Картер.
— Ах, Эмили. Да, конечно. В реальности это семнадцатилетняя девушка из Берлина. У бедняги врождённый буллезный эпидермолиз, или так называемый синдром бабочки. Кожа трескается практически при каждом движении, причиняя невыносимую боль. Однажды она впала в кому и попала под наше наблюдение. Соответственно едва попав в другое тело, ей с большим трудом удавалось играть роль старушки. Это был её первый опыт. Хотя, надо признать, свою работу она выполняла исправно.
— Хм, да уж. Мотоцикл ещё ладно, а вот с немецким она крупно спалилась.
— Как-как?
— Ну, в смысле, выдала себя. Я тут намедни на кладбище повстречал её старичка, он-то мне и рассказал некоторые подробности. Уж слишком поменялось её поведение.
— Да, мы знали об этом, но закрывали глаза, сам понимаешь. Ребёнок практически всю жизнь был лишён подвижности, даже вздохнуть лишний раз боялся.
— Понимаю. Кстати, а что с ней сейчас-то?
— Да всё нормально. Как это у вас говорится, жива-здорова. После гибели проводника в качестве некоего своеобразного урока послушания пришлось перенести её на захудалую ферму в Канзасе примерно на сто лет назад. Никаких тебе мотоциклов, парашютов и прочего современного экстрима. Традиционная набожная семья, отец, мать, куча детишек. Надеемся, будет время подумать над своим безрассудным поведением. Хотя, это всё бесполезно. Она продержалась пай-девочкой всего год. А потом опять устроила нечто вроде родео, руку вот совсем недавно сломала. Так что с ней прямо беда…
— Да-а-а, горбатого только могила исправит. Это поговорка такая.
— Б-р-р, да уж, ну и поговорочка. Какая-то леденящая прямо.
— Какая есть. Зато в тему. Ладно, со мной-то что делать?
— А что с тобой делать? Судя по твоим воспоминаниям, ты там довольно неплохо устроился. Денег пока хватит, а дней через пять мы перенесём тебя в новый проект. Быстрее, увы, нельзя. Пациент ещё не готов.
— Отлично. Надеюсь опять не в какой-нибудь пескоструйный рыдван?