Жизнь - борьба (СИ) - Белозеров Василий Семенович "Белз". Страница 3

Я действительно опаздывал к своему знакомому банкиру Хансли. Пулей домчавшись по нужному адресу, заскочил к нему домой через окно. Приступил сразу к делу: «Моим знакомым ссыльным поляка из Сибири, требуется установить связь со своими родственниками и по возможности помочь им деньгами на дело освобождения родины. Ваша задача, установить связь с господами, имена которых вам запишу, взял лист бумаги со стола. Хлопоты посредника будут оплачиваться отдельно, передал ему толстую пачку российских ассигнаций заготовленную на улице перед встречей с Крупской. «Когда ехать? — встал он со стула изображая сиюминутную готовность, — что необходимо передать борцам за свободу?» — Пока только моё имя, адрес и сообщить о готовности сотрудничать всеми средствами когда они будут готовы. Сейчас Польша оккупирована Австро-Венгерской и Германской армиями, потому ваша помощь так высоко ценится. Всё же хорошо, что я предусмотрительно взял украинскую фамилию родного отца для этой поездки, а не ту, что получил от усыновителей. Как у каждого «порядочного борца», у меня будет два, а то и три псевдонима. «Всякий глубокий ум нуждается в маске, — более того, вокруг всякого глубокого ума постепенно вырастает маска, благодаря всегда фальшивому, именно, плоскому толкованию каждого его слова, каждого шага, каждого подаваемого им признака жизни». Кстати, автор этих слов, Ницше, преподавал в восьмидесяти километрах от Цюриха. Было бы время обязательно навестил славный город Базель, но у меня по планам деловые визиты в столицы европейских государств. Требуется срочно выручать денежные активы России и царской семьи.

Кстати, прошёл уж час после разговора с директором банка, значит велосипеды должны быть куплены и ждать меня в их гараже. Мог бы тут же перенестись в заранее подобранное, глухое место в переулке вблизи моей цели, но телепортация среди дня, в центре многолюдной Европы кажется мне пока опасной. «Не стоит спешить, — размышлял я шагая не торопясь, — как раз есть ещё несколько причин вспомнить старых друзей». Именно сегодня должен был геройски погибнуть в бою авиатор Александр Николаевич Успенский. Моё вмешательство с подпаиванием в вагоне, а затем его, совершенно самостоятельная, развратная и бессонная ночь с моей Зауральской благодетельницей, попадьёй, привели к резкому изменению линии его судьбы. Сначала военнообязанного забрал, спящим на вокзале, военный патруль, а после, по моему совету Николаю второму, перевели под арест в Зимний Дворец.

Сегодня он, наконец, ощутил моё сознание параллельно со своим собственным. Как всегда в таких случаях, шок от присутствия иного разума в своих мыслях сильно напугал парня. Давно заметил любопытную закономерность, чем выше по развитию личность, тем труднее психологически воспринимает моё внедрение в свой разум. В данном случае, ощущая все его невысказанные мысли, эмоции и чувства, отлично понял оптимальную сказку которую с радостью примет его душа за истинную. По своей привычке меньше врать, рассказал ему о необходимости спасения Отчизны путём служения Его Величеству в качестве личного адъютанта. «Твоя задача будет подсказывать ему нужные решения, — «дул» прапорщику напрямую в мозг, — передавать мне его пожелания и приказы». — Сейчас же проси дежурного офицера дать тебе к телефону лично Царя. Не бойся, я предупредил Николая Александровича, что когда придёт время ты сам позвонишь ему. Или Самодержец забыл предупредить охрану, или этот офицер не входил в число доверенных лиц, но нам, вернее арестанту прапорщику Успенскому, пришлось пять минут уговаривать дать разрешение на связь с царём. Александра препроводили в узел связи Зимнего, где позволили только дать телеграмму в секретариат Императора. Прапорщик продиктовал: «Ваш адъютант Успенский готов к работе». Авиатор собирался было оставить кабинет, чтобы ждать результатов, когда сразу пришёл ответ» «Успенскому срочно прибыть в распоряжение Н.А. Романова». Видимо телеграфист царя имел заранее заготовленный текст на подобную телеграмму. Видя обалдевшие физиономии служащих, Успенский только теперь поверил до конца в своё «великое предназначение», уловил я чётко из его ощущений. Дав ещё некоторые технические распоряжения, дружески и тепло расстался с его разумом. «Вот что значит красиво уметь развести лоха! — подумал, подходя к цели своего пешего путешествия, — а признайся я ему, что вербую агентов чтобы красиво «слить» Российскую Империю, такого приёма бы не дождался». Хотя на само деле всё обстоит именно так. Моя задача упокоить неизбежно отмирающее с наименьшими потерями. Даже смерть Великой Империи можно так исполнить, что это будет красиво, а самое главное, выгодно мне. «Нет в искусстве ни темы, ни модели, которых исполнение не могло бы облагородить или опошлить, сделать причиной отвращения или источником восторга». Поль Валери.

Во внутренний двор банка меня пустили без дополнительных вопросов. Видимо директор очень подробно расписал мой внешний вид подчинённым. Старший вахты, удивлённый странным приказом и чудным гостем, провёл меня лично, к припаркованным во дворе велосипедам. Техника не самая скоростная, но она и не должны привлекать внимание своей дороговизной и новизной. Главная задача велосипеда симулировать передвижение, а ускорение я буду обеспечивать своими, только мне подвластными способами в этом мире. Медленно вырулив из ворот, плавно повернул на узкую пешеходную улочку. Давно подмеченный мною склон, вдали от города мягко зашелестел травой под колёсами, как только я представил себя на нём. «Расстояние, километров пять, наверное будет» — прикинул одобрительно. Если постоянно передвигаться с подобной скоростью, пять километров в секунду, то за час могу освоить восемнадцать тысяч километров. Мне такого совершенно не нужно. До Парижа, где находятся самые крупный вклад, всего шестьсот пятьдесят километров. Самый дальний, — Мадрид, в два раза дальше. Но ничего страшного. Сделав дела в Париже, спрячу велосипед в пригороде и телепортируюсь обратно в Швейцарию налегке. В следующий раз мне уже не нужно будет преодолевать расстояние до Парижа, раз запомнил укромное место. Благо, что память, поддержанная хард дисками моего компьютера, пока отлично выручает.

Торопиться не стоит, особенно в первый раз. После каждого перемещения, тщательно исследую всплеск ментальной активности направленный на меня. Пока, преодолев около двухсот километров, всего один раз, моё «явление из воздуха» заметил пастух. Пришлось наложить ему повтор предыдущих двух минут его жизни, что при однообразной работе на природе, осталось совершенно незамеченным. Как всегда, за важным делом, мне пришла новая рационализаторская идея. Даже прекратил периодические скачки через пространство и спокойно катился со скоростью более ста километров в час. Редкие прохожие с удивлением оглядывались на несущийся велосипед, но тут же отворачивались, когда я внушал им чувство равнодушия. Внушать пофигизм чуть проще, чем полностью заменять память аборигена. Именно про автоматизм внедрения одного и того же внушения сейчас и задумался. Ведь если мне удалось настроить программу «зомбирования» спасённых в бою, заставляющую их безотчётно устремляться в нужные мне регионы России, почему не получится такая малость, как минутное забывание неординарных проявлений моей деятельности. Разум живого человека, попадающего в моё полное распоряжение после смерти, меняется значительно больше. Именно поэтому он так полно раскрывается в памяти моего компьютера. Этого разума просто не должно существовать по законам прежней, не изменённой мною, реальности. С продолжающим жить сознанием, ситуация чуть сложнее. Я легко могу считывать только мысли направленные на моё конкретное вмешательство, на то, чего не было в действительности. Вычленить мысли о себе, тоже легко, по простой причине: Если я начинаю что либо воспринимать, значит кто-то думает обо мне. Вот и всё правило! «Уже на одном этом факте можно строить программу!» — решаю радостно, чуть не проскочив поворот. Пожалуй даже больше. Этот же принцип я могу использовать в деле предупреждения от сбегания моих «зомби — ассистентов». Более того, гарантировать не только постоянное присутствие спасённых, там где мне нужно, но их полное молчание про мои задумки и дела. Ведь прежде любого действия или слова возникает мысленное намерение его совершить. Остаётся только запомнить алгоритм подобной ментальной активности мозга «зомбака» и любые его действия, противоречащие моим интересам, будут пресекаться ещё не совершёнными. Останавливаюсь, чтобы выполнить задуманное. Проверив все две площадки сбора «оживлённых» помощников, выясняю самое главное. База под Курганом неимоверно разрослась за эти дни, там уже приступили к установке станков для производства оружия — молодцы! Именно там, набираю больше всего примеров противоречащего моим интересам поведения. Собираю и фиксирую особенности «криминального» мышления, подробно расписываю образ действий после таких «сбоев». Для облегчения участи «нарушителей» прописываю им обязанность забыть бередящие душу воспоминания. Ну не зверь же я, чтобы провоцировать людей на повторяющиеся мучения. Теперь, только одно намерение или мечта о свободе будет вызывать самоторможение, а в качестве замены, активизацию деятельностной мотивации личности. Мечтали о свободе, — будут искренне хотеть больше работать на меня. Возможно, такой приём немного циничен. Но именно так с нами поступает сама природа или Бог, если Он управляет людьми. Это чем — то подобно описываемому Фрейдом процессу сублимации — превращения половой активности человека в творческую инициативу и вдохновение. Именно поэтому самый сильный креативный зуд в нас проявляется в моменты наиболее сильных гормональных всплесков. Девочки и мальчики начинают активно писать стихи, переписывать песни в свои личные дневники, пытаясь заместит половую неудовлетворённость удовлетворённостью творческой. Мне всегда нравился процесс «загрузки программы», если его можно так назвать. Я просто подробно перечислял в уме все характеристики действий которые требуют изменений, все результаты, которые должны быть получены, а после давал простую команду на исполнение. Уже несколько раз правил программу «зомби — ходоков», двигающихся тайно с фронтов, всё получалось идеально успешно. В который раз задумываюсь на странной лёгкостью моего влияния на это виртуальный мир. Знаю, что ничего в реально мире, в том котором сейчас сплю у компьютера, не измениться. Пусть даже и так, но если я играю в игру, правила которой узнаю в процессе участия, значит есть создатель этой игры? Моя роль оказалась только в умении проникнуть сюда, в это виртуальное время в теле моего деда. Но какой смысл Создателю игры строить нереальный вариант прошлого с моей помощью? Если судить по тому, что все мои задумки и решения пока выполняются, движение осуществляю в верном направлении? Кстати, уже минут пятнадцать лежу в копне сена, на полдороге до Парижа.