Когда восходит полная луна - Говард Роберт Ирвин. Страница 5
Против меня бессильно любое оружие людей. Меня насквозь протыкали шпагами, кинжалами не раз наносили смертельные раны. На моем теле бессчетное количество шрамов. И никаким оружием меня убить не удалось. В Германии меня однажды арестовали и заточили в тюрьму. Мне должны были отрубить голову. Я долго пробыл там, долго – пока не настало полнолуние. Демон вновь вселился в меня. Ему ничего не стоило порвать железные цепи, взломать засовы и вырваться на волю... Да, я скитался повсюду, сея ужас и оставляя там, где меня застигало полнолуние, обезображенные тела. Со мной ничего нельзя сделать – ни оковы, ни темницы не помогут. Демон сумеет меня освободить...
Я принял приглашение Дона Винченце, находясь уже в полном отчаянии. Здесь никто не слышал обо мне, ни один из этих людей даже не подозревает о том, кто с ним рядом. Тех, кому известен мой секрет, давно нет в живых... Руки мои обагрены кровью, а в сердце полыхает адский огонь. Когда я вспоминаю о собственных преступлениях, то едва не схожу с ума. Ничто не сможет мне помочь...
Пьер! Вы должны меня понять. Никто из людей не ощущал того ужаса, с которым мне приходится жить каждый день, каждый час, каждое мгновение... Это я убил фон Шиллера... Я напал на Марциту, и она чудом осталась в живых. Демон не делает различия между людьми, его жертвой может стать любой. Не знаю почему...
Я все сказал. Вы можете сейчас взять свою шпагу и убить меня. И да поможет вам Бог! Нет?.. Почему? Теперь вы знаете все, представляете, кто находится перед вами... Я же настоящее чудовище...
Выходя из комнаты де Монтура, я был потрясен до самого дна души. Я понятия не имел, как поступить. Было ясно, что он убьет всех, кто здесь находится, но я не могу набраться решимости и раскрыть глаза на происходящее Дону Винченце. Мне было жаль де Монтура. И я испытывал к нему искреннюю симпатию.
Через некоторое время я обрел присутствие духа. Теперь я все время находился возле де Монтура. Мы часто беседовали на разные темы, и постепенно между нами стала крепнуть дружба.
Но иногда я замечал, что мой раб Джола странно себя ведет. Возможно, он начал догадываться о том, кто такой де Монтур. Временами казалось, он хочет что-то мне сообщить, но каждый раз сдерживает себя.
Гости Дона Винченце проводили дни как обычно – развлекались, ездили на охоту и пировали. О таинственных убийствах быстро забыли. Но как-то раз ночью ко мне пришел де Монтур и показал в черное бархатное небо, где светила луна, которая вскоре обещала быть полной.
– Послушайте, – начал он. – Я тут придумал кое-что. Демон опять обретет власть надо мною. И очень скоро. Это будет происходить в течение нескольких дней. Мы всем объявим, что я решил поохотиться в джунглях один. А вы запрете меня в подвале – там, где сейчас кладовая Дона Винченце.
Я согласился. Покаде Монтур “охотился”, я дважды в день тайком пробирался в подвал и относил своему товарищу пищу и вино. Естественно, он не мог выйти из своего убежища даже днем, чтобы не попасться на глаза кому-нибудь из обитателей поместья или гостям.
Наблюдая за жизнью гостей в усадьбе, я видел, что племянник Дона Винченце, Карлос, весьма неравнодушен к своей кузине Исабель. И она вроде бы вполне расположена к нему.
Я испытывал к Карлосу чувство брезгливости, и сама мысль о том, что такая девушка может стать его жертвой, вызывала во мне искреннее негодование. Я даже подумывал о том, чтобы вызвать его на дуэль. Правда, порой мне казалось, что она просто боится своего братца.
Мой старый друг Луиджи тоже страдал от любви к этой стройной миловидной девушке, но Исабель делала вид, что не обращает на него внимания. Поэтому с каждым днем он мрачнел все больше и больше.
Де Монтур, заточенный по собственной воле в кладовой, ночами пытался взломать крепчайшие засовы на своей двери, и днем отсыпался.
Дон Винченцо частенько гулял вокруг собственного дома, всем своим видом являя печаль и растерянность. Зато гости не брезговали всевозможными увеселениями, развлекались вовсю, пировали и ссорились.
Джола всячески старался угодить мне, рассказывал различные случаи из жизни туземцев. Однако рабы Дона Винченце, которых мне доводилось видеть, становились все более непочтительными и хмурыми.
Однажды вечером, перед восходом луны, я отправился навестить де Монтура.
– Друг, вы подвергаете себя большой опасности, приходя ко мне в столь позднее время, – сказал он, едва я открыл засовы на дверях и вошел.
Я ничего не ответил и присел возле него.
В его темнице было одно-единственное оконце, через которое не смог бы пролезть человек, к тому же оно было забрано толстыми железными прутьями. Мы могли слушать то, что происходит снаружи.
– Барабаны туземцев, – сказал я. – Последние несколько дней они звучат гораздо громче, чем обычно.
– Чернокожие ведут себя странно, – кивнул де Монтур. – Я думаю, они что-то замышляют. Вы обратили внимание, что Карлос постоянно встречается с ними? Что ему делать в туземной деревне?
– Нет, – признался я. – Единственное, что я знаю точно: ему не миновать ссоры с Луиджи. Тот не оставил своих попыток добиться благосклонности Исабель.
Мы еще перебросились парой-тройкой фраз, как вдруг де Монтур замолчал и сделался каким-то задумчивым. Казалось, он не прислушивается к моим словам, а лишь машинально кивает.
Мертвенно-бледный свет стал сочиться через зарешеченное окно и осветил лицо нормандца: поднялась луна.
И вдруг мой разум помутился от страха. Я увидел тень, которую отбрасывала фигура несчастного узника, и ее контуры явно свидетельствовали, что у него волчья голова!
Де Монтур ощутил ее приближение тоже. Дико закричав, он вскочил на ноги и замахал мне руками.
Ни медля ни мгновения, я бросился из кладовой и, захлопнув дверь, налег на нее плечом. Потом задвинул засовы. С той стороны толстые доски уже тряслись под ударами чудовища. Я перевел дух, прислушиваясь к тому, что творится внутри: оборотень колотил по двери изо всех сил и пытался отодрать когтями железные листы, которыми та была обшита. Оставалось только надеяться, что всех сил страшного демона не хватит, чтобы совладать с этой массивной дверью...
Когда я наконец пришел к себе, Джола начал что-то возбужденно говорить на своем диком наречии, вобравшем в себя несколько языков. Я выслушал его. Оказалось, он уже несколько дней не решался мне рассказать об этом.
И тогда я бросился на поиски Дона Винченце.
Тут выяснилось, что Карлос пригласил его с собой, в деревню к туземцам. Они решили купить очередную партию рабов.
Об этом мне сказал Дон Флоренца де Севилья. Когда же я выложил ему то, что узнал от своего раба, этот благородный сеньор предложил мне свою помощь, которую я с благодарностью принял.
Мы поспешно направились к воротам и объяснили часовым, куда и зачем идем. А затем побежали по дороге, ведущей в деревню.
Как нам сообщили солдаты, в этот раз Дон Винченце был настолько беззаботен, что даже не взял с собой шпагу! Да, он ушел поздним вечером без оружия и вместе с предателем!
Нам удалось догнать обоих, когда те уже подходили к деревне.
– Остановитесь, Дон Винченце! – крикнул я, задыхаясь. – Вы должны не медля ни минуты повернуть обратно. Карлос предал вас! Он сговорился с дикарями. Мой раб сообщил мне, что этот злодей надеется завладеть вашим состоянием и жениться на Исабель! Туземцы видели следы от сапог вблизи тех мест, где совершались убийства. Карлос убедил невежественных дикарей в том, что зверства творили вы. Что вы – оборотень. Они задумали для вас жуткую казнь. А ночью поднимут восстание и перебьют всех белых в усадьбе. Всех, оставят в живых только Карлоса! Вы должны поверить мне, Дон Винченце!
– Карлос? – Дон Винченце повернулся в сторону своего племянника. – Неужели это так? Тот скривил губы в усмешке.
– Этот глупец совершенно прав. Но он опоздал. Изменить уже ничего нельзя.
Тут он зловеще рассмеялся и бросился на своего дядю. Но Дон Флоренцо опередил его. Сверкнула его шпага, и Карлос, пронзенный насквозь, замер, покачнулся и повалился на землю.