Пустышка (СИ) - Кенборн Кора. Страница 15

Я вскрикиваю и кружусь на месте вместе со шваброй и ведром. Пуэрториканец со вчерашнего дня усмехается с поднятыми руками, пытаясь избежать попадания всплесков воды из ведра.

— Какого черта? Не пугай меня так!

— Извини, — говорит он, стряхивая капли с ботинок. — Ты проходила мимо с этими сумасшедшими девчачьими глазками, и создалось впечатление, что ты собиралась сыграть в «Убей муху» с мозгом Крохи.

— Мне не нравится, как он на меня смотрит.

— Оглядись, здесь все так смотрят. Ты первая первоклассная сука, которую мы видали за последние годы.

— Я не сука... Эммм... — Я пялюсь на его белую футболку и рваные джинсы, пытаясь вспомнить его имя.

Нет, все верно. Я абсолютная сука.

— Фрэнки, — напоминает он, избавляя меня от страданий. — И остынь, Снежинка. Это просто общее название, которое мы используем для женщины. Не дуйся.

— Тогда почему просто не сказать «женщина»?

— Почему бы просто не сказать Крохе отъебаться?

Его взяла.

— Почему ты зовешь меня снежинкой?

Фрэнки не помешан на мне, как другие. Он смотрит мне в глаза при разговоре. Не привычно, что мужчина от меня не тащится, и это немного выводит меня из равновесия. Оглядываюсь через плечо на стену тестостерона, все еще рассматривающую мой зад, и задаюсь вопросом, может ли Фрэнки стать моим союзником в этой адской дыре.

— Все в порядке, — уверяет он, читая мои мысли и игнорируя вопрос.

— Они ведь не... Не думают обо мне, правда?

Он смеется.

— Конечно, думают, но я бы не беспокоился по этому поводу. Они, наверное, не в состоянии двигаться после вчерашнего.

— А что было вчера?

Он снова улыбается белой, как его футболка, улыбкой.

— Их члены, вероятно, болят от частой дрочки.

Я делаю немыслимое — краснею.

— Судя по всему, у тебя нет подобных пробем.

Он пожимает плечами.

— Чтобы заманить меня, следует приложить побольше усилий, леди.

Фрэнки не похож ни на одного из моих знакомых. Я никогда не встречала кого-то, кто так же свободно себя вел при встрече со мной. Знаю, это звучит самонадеянно, но я на самом деле такая. Уверенность — это ключ, и ясно, что если я планирую выжить в этом аду в течение следующих трех лет, то мне стоит держаться.

Вытряхивая меня из тумана мыслей, Фрэнки выхватывает швабру из моих рук и кладет вместо нее смятый пластиковый пакет. Я смотрю вниз на то, что выглядит как набор зубных протезов внутри сэндвич-мешков.

— Босс оставил приказ, — объясняет он, указывая на полку у дальней стены, по крайней мере, с десятью чашками, выстроенными в ряд. — Ты сегодня ухаживаешь за каппами.

Снова туда взглянув, я замечаю пластиковую ванну под полкой, и почти боюсь спросить, в какой мерзости их нужно замачивать.

Кстати, о птичках…

— Где Кэри?

Я старалась казаться беспечной, но не уверена, что у меня получилось.

— Полагаю, с Тарин.

Фрэнки избегает зрительного контакта, разрывая маленькие бумажные квадраты с какими то таблетками.

— Они хорошо смотрятся вместе, — слова прилипают к моему горлу как патока.

Медленная улыбка растягивает губы Фрэнки, когда он поглядывает на меня боковым взглядом.

— Ревнуешь, Снежинка?

— Я? — С отвращением морщу нос. — Черт возьми, нет. Я свалю отсюда через три года. Мне плевать на всех в этом городе.

— Именно так мне и говорили.

Не говоря ни слова, Фрэнки снова кивает в сторону полки, и я как робот повторяю за ним. Он поручает мне наполнить каждую чашку водой и бросить таблетки внутрь. Думаю, Кэри хотел, чтобы я делала все сама, но я не собираюсь отказываться от помощи.

— Когда он начал драться? — спрашиваю я, пытаясь казаться незаинтересованной.

Задумавшись на мгновение, Фрэнки вытаскивает каппу из пакета, помеченного именем Крохи, и бросает в шипящую жидкость.

— Чувак машет кулаками столько, сколько я его знаю. Думаю это уже около четырех лет. Он научил меня всему.

— Но разве драться — это не плохо?

Он приподнимает темную бровь.

— Разве кокс — это не плохо?

Ауч.

Стоило догадаться, что здесь будут пировать подробностями моего падения. Хочу сказать, блять, да я засветилась в новостных лентах по всему миру. Почему бы, черт возьми, сплетникам Миртл-Бич не насладиться этим? Остается только надеяться, что мне не придется сталкиваться с этим изо дня в день в течение трех лет.

— Слушай, я тебя не осуждаю, — смягчается он. — Черт, меня арестовали за продажу травки. Я занимался этим, чтобы хоть как-то встать на ноги и иметь крышу над головой. Мы не пытаемся здесь надрать друг другу задницы. Босс научил нас, когда надо остановиться, так что на ринге мы тупо выбиваем из себя злость.

Я оглядываюсь через плечо.

— Тебе точно не больше восемнадцати. Откуда в тебе злость?

Фрэнки хихикает и бормочет что-то по-испански.

— На какой машине ты ездишь, Снежинка?

Я молчу, потому что моя машина — груда обломков.

— Куда бы я не поехал, мой единственный доступный транспорт — автобус.

Не могу представить, каково это — ездить на общественном транспорте. Не думаю, что когда-либо там вообще бывала. Или хотя бы рядом. Или в одном квартале. Мама говорила, что бомжи используют общественные автобусы в качестве писсуаров, а посидев на сиденьях можно подхватить венерическое заболевание.

Фрэнки раскидывает остатки капп по чашкам и смотрит на меня, когда я тянусь за шваброй со вчерашнего дня.

— А твой дом? Насколько он большой?

— Какое это имеет отношение к делу?

— Просто ответь на вопрос.

Я вздыхаю, прислонившись бедром к ручке.

— Пять тысяч квадратных футов.

— Я жил в приемной семье с чуваком, который выбивал из меня дурь каждый день. Так продолжалось, пока я не уходил спать на скамейку.

Он ждет от меня реакции, сжимая рукой затылок лысой головы, как будто она все еще хранит отпечатки боли.

— Фрэнки, я... — Я понятия не имею, что сказать. Я не особо хороша в ситуациях, где требуется сочувствие. Если честно, то я не уверена, что обладаю этим геном.

— Сколько ты зарабатываешь в год? — продолжает он свои пытки.

Ох, парень. Сейчас начнутся настоящие страсти.

— Девять миллионов.

Мой голос едва громче шепота, потому что даже для моих ушей это звучит ужасно претенциозно. Кто, мать вашу, заслуживает девять миллионов долларов за то, что выпячивает губы и светит жопой?

Фрэнки даже не вздрагивает.

— Я зарабатываю пятнадцать тысяч пятьсот долларов, и охуенно счастлив получать их. Знаешь почему? Потому что я знаю, что это все, что босс может себе позволить. — Он обводит комнату рукой. — Центр приносит дерьмовые деньги, но он держит его ради нас.

— Я понятия не имела.

— Ты спросила меня, почему я называю тебя Снежинкой, — начинает он, смотря, как я прижимаю к себе ручку швабры. — Это из-за того, что твоя кожа белее этого мира.

Я ничего не отвечаю. Не могу. К этому разговору невозможно вернуться. Вместо этого я концентрируюсь на мытье, словно оно атрофирует все клетки моего мозга. В конце концов, я замечаю, что Фрэнки ушел, присоединившись к остальным или к чуваку на ресепшене, поэтому провожу остаток утра, самостоятельно выясняя, что необходимо сделать. Я никогда в жизни не убиралась. Тем не менее, последнее, что я хочу сделать — это привлечь к себе внимание, так что к обеду я грязная, уставшая и не уверенная, что все сделала правильно.

Или если всем все равно, то уверена, что Кэри — нет.

ГЛАВА 8

Кэри

Я пересаживаюсь в другое неудобное кованое кресло, ругнувшись, когда локоть снова соскальзывает с крошечного круглого стола. Ресторан высшего класса чересчур вычурный: приглушенное освещение, тканевые салфетки и меню без цен. Место с таким меню — это то, что я не могу себе позволить.

Но Тарин на это насрать.

С тех пор, как Шайло вернулась в город, у нее совсем снесло крышу. Думаю, она скупила все элитные магазины в округе. Она превращается из Тарин Макдениэлс в подражательницу Шайло Уэст.