Берега Ахерона (СИ) - Усенский Борис. Страница 52

Пятачок возле поваленного дерева был выжжен настолько, что земля под ногами казалась тщательно просеянным черно-серым песком. В опаленном круге лежал полуобгоревший труп, одетый в лохмотья и скалился на удивленных гостей. Чего, спрашивается, пришли? Умер человек на кладбище в надлежащее время и в надлежащем месте, так нет, обязательно нужно в костях ковыряться.

Фишман с трудом подавил подступившую к горлу рвоту и посмотрел на фельдшера. Медик осторожно вошел в круг, раскрыл чемоданчик и долго возился, удивленно качая головой. Фишман удивленно вскрикнул и полез в карман за фотографией. Да, это он! Обезображенный до неузнаваемости, но он, Павел фон Крузенберг!

— Эка его отделали белые сволочи! Друг с другом грызутся, шакалы! — процедил Иосиф и протянул литовцу фото, — Смотри каков красавец!

— Он! — согласился Сигизмунд и посмотрел на фельдшера, отряхивавшего, с колен землю, — И, ка-ак?

— Да никак! Стреляли, может и сегодня ночью, а тюкнули, может и с неделю! Вот так! Ну, я это, в госпиталь! Не обессудьте уж!

Фельдшер пожал руки чекистам и, насвистывая песенку, скрылся за деревьями по едва заметной тропинке. Чоновцы растерянно смотрели на отцов-командиров, не зная что делать, а старичок, знай себе, курил старую глиняную трубку да вспоминал Николая-угодника.

— Дедуля! — обернулся к нему Фишман и замер от удивления, — Ты куда пропал?

— Уше-ел наверное, домо-ой! — невозмутимо покуривая ответил Алкснис, — И на то-ом спасибо!

Иосиф осторожно вошел в круг и посмотрел в оплывшее лицо покойника. Тускло поблескивали золотые коронки зубов, выпученные стеклянные глаза и губы, почерневшие от огня, слегка шевелились. Фишман хотел бежать и не мог противиться злу, оживившему мертвеца: «Твой враг не здесь, покорный меч, таящийся во мраке, отправит в Ад любого, кто кровью напоит, с небес низвергную силу. Черпай источник силы, пей до дна и кровью услади архонта душ, бессмертного владыку».

— Иоси-иф! Ты чего-о? — опешил литовец, отступил на шаг, увидев налившиеся кровью глаза.

Рука Алксниса потянулась к револьверу и во время, черт возьми, потянулась. Сигизмунд выстрелил в воздух и, в тот же миг грудь обожгло пламя, бросило к ближайшему дереву, распластало по шершавой коре и заставило сползти на землю.

— Что с Вами, Иосиф Яковлевич? — подбежал к следователю командир чоновцев, — Чего это он?

— Ничего! Я его просто раскусил, гниду! — нервно ответил Фишман и устало опустился на землю, — Это он ночью убил связного контры!

А рядом с трупом опять появился демонок с косой, облизываясь, посмотрел на труп Алксниса и подобострастно поклонился хозяину. Фишман улыбнулся в ответ, чем немного напугал младшего командира. Впрочем, улыбка мгновенно сменилась маской усталости и, чоновец удовлетворенно кивнул.

Обратно автомобиль ехал даже слишком быстро, по мнению Фишмана, но сидевший рядом призрачный телохранитель внушал уверенность, твердую, тверже не бывает уверенность, несмотря на два трупа. Может впервые комиссар себя чувствовал не героем, а злобной крысой, сожравшей более слабого соперника. Кун, Пятаков, Землячка пока при власти и, к сожалению, не по зубам молодому и наглому грызуну.

Глава 16

Андрей еще издали увидел друга, который, отдыхая на лавочке возле общежития, сосредоточенно уродовал кухонным ножом ветку. Палка, судя по всему, упорно сопротивлялась и, не желала признавать себя «крокодильей отрыжкой», «страусовым вертелом» и «сучьей ковырялкой». Рядом стоял парнишка лет девяти и с интересом смотрел на усилия «дяденьки военного». И все-таки, упрямая палка покорилась. Александр торжествующе протянул мальчишке жалкое подобие солдатской шашки и добродушно улыбнулся.

— Спасибо, дядя! — неумело отсалютовал игрушечным оружием будущий вояка и убежал играть на соседнюю улицу.

— О, явился, гроза самотопов! — приветствовал друга подполковник, — Присаживайся, злобный пожиратель шпангоутов! Как работа на благо рабочих всех стран?

— Воспитываешь смену, пока я с заклепками воюю? — отшутился Морозов и запыхтел трубкой, набитой крепким табаком.

— Дети есть дети, Андрей! Моему сыну, Славику, наверное, столько же! — вздохнул Дроздов, — Что будем делать, лохарг меднокостыльный?

— Остается отец Викентий или …, - капитан задумался, — Ничего в голову не приходит. Не искать же по пещерам доблестных партизан?

— Крокодилы, мой друг, и не такое ищут и находят. Прикинутся бревном, тихо подплывут и отгрызут, если успеют, неосторожному страусу тело по самую шею. Мы не страусы и ждать местных крокодилов не будем. Завтра посетим Бахчисарайский желтый домик, попьем чаю с Артемием Францевичем и, может быть, чего узнаем, — размышлял вслух Александр и скептически посмотрел на друга, — Пусть я думать и не умею, но зато звание повыше будет, поэтому поступим так. Я навещу сначала отца Викентия, увижу связного с господами партизанами, и посмотрим, как оно выйдет. Оставайся охранять луноликую царственную особу, почитывай свою книжонку и, если повезет, станешь на том свете консортом. Замучился я от безделья.

— Осторожнее там, без фокусов, — зевнул Морозов и вытер пот со лба.

Подполковник лениво вышел на Большую Морскую и осмотрелся в поисках извозчика. Возницы, судя по всему, отдыхали в тени и совсем не хотели вести красного командира за город. Пришлось идти к Херсонесскому монастырю пешком. Путь, конечно знакомый, но по жаре неблизкий. Александр, вспомнил продавцов сельтерской и, в сердцах, сплюнул на тротуар. Золотопогонный Севастополь безвозвратно ушел в прошлое. От таких мыслей еще сильнее захотелось пить, именно пить, а не хлестать с горя водку или мерзкий токмакский самогон. Александр с опаской посмотрел в небо и вытер слезившиеся глаза. Богини, конечно, еще те стервы, но не до такой же степени. Может, Гикия пожаловалась? Офицер опасливо огляделся по сторонам и ускорил шаг.

Караимское кладбище было под горой и, казалось, дрожало в горячем воздухе, было чем-то нереальным. И, эта самая нереальность, сгустилась в две уродливые фигуры, искрившиеся солнечными бликами. И привидится же такое? Наверное, в голову напекло. Между тем фигуры сгустились, стали, осязаемы настолько, что повеяло холодом. Не спокойно у них там, в призрачном мире. Также бушуют войны, а хитроумные интриги даже призраков сводят с ума. Совсем плохо, когда бесплотные покойнички, среди белого дня такое вытворяют. Нечто в черном плаще, глубоко нахлобученном капюшоне, весьма лихо нападало на красивую охотницу. Женщина отбросила бесполезный лук и отбивалась длинным кинжалом. Синяя сталь оставляла глубокие зарубки на черном теле шеста, а шест, судя по всему, был страшным оружием.

— Гикия? — удивился Дроздов, — Я сейчас, вот …

Однако, ни сейчас ни чуть позже Александр не смог помочь. Его весьма мягко, можно сказать даже деликатно, заставляли быть зрителем поединка призрачных гладиаторов. Гикия грациозно увернулась, и сталь распорола капюшон. Плащ прикрывал пустоту. На мгновение в невидимой плоти промелькнул недовольный взгляд и снова плащ с капюшоном атаковал архонтессу. Удар, еще удар и кинжал рассыпался десятками синеватых осколков. Черная молния сверкнула за спиной, и воительница сначала опустилась на колени, а затем рухнула на землю. Ее противник торжествующе наступил на грудь и, тело женщины судорожно выгнулось. Александр подумал, что сходит с ума, когда прямо в небе увидел холеное, пресыщенное лицо и, поднятый вверх указательный палец.

Офицер подбежал к Гикии, поднял невесомое тело на руки, и поспешил в сторону Херсонеса. Александр, казалось, ощущал тепло ее рук, прерывистое дыхание и захотелось вернуть ей осязаемую плоть и кровь. Развалины показались слишком уж быстро, словно кто-то перенес в желаемое место к дому архонтессы.

— Брось демоницу! Добей нечестивое отродье и сожги идолище! — проскрипел голос рядом, — Окажи милосердие страждущим!