Месть очкарика (СИ) - Мелоди Ева. Страница 33

Вот и все знакомство. Первая попытка провалилась с треском. Следующий час проводим в уговорах — ребенок заперся в ванной. Приходится снова вызвать не успевшую насладиться отдыхом Татьяну, в надежде что к ней малыш хоть как-то привык.

Чувствую, как переживает Ян, успокаивающе глажу его по руке, когда входим в комнату Морозова. Он взял с меня обещание что пока его не будет — здесь останусь. Хотя с Агатой отношения налажены, и я вполне могла бы переехать обратно. Но Ян настаивает. Сказал, что хочет представлять в разлуке, как сплю в его постели. Разве могу найти силы отказать ему в этом? Он не приказывает, лишь просит… И самой мне будет легче в разлуке в его комнате, вдыхать его запах, спать на его постели…

— Наверное завтра надо вызвать специалиста, — говорит он нерешительно. — Пусть поработает с ребенком… Так не может продолжаться.

— Все утрясется. Но конечно, вызови. Не помешает, — соглашаюсь я.

— Черт, я уезжаю, когда в доме полный кавардак. Буду ведь с ума сходить, думая, как ты тут… и что с пацаном…

— Мы справимся…

Но несмотря на собственные уверения, ночью у меня сдают нервы. Прижимаюсь к Яну, и в отчаянном порыве, умоляю:

— Возьми меня с собой…

Не в моих привычках просить, гордость всегда была на первом месте, и чтобы защитить ее, в ход шло все — высокомерие, надменность и даже хамство… Поэтому сейчас чувствую себя так, словно с меня содрали кожу. И вот она я, открытая и абсолютно беззащитная. Не осталось ни одной маски. Лишь дрожащая, испуганная и беспомощная женщина… влюбленная до безумия.

— Че-ерт, малыш, как бы я хотел, — хрипло отвечает Морозов, стискивая меня в объятиях, прижимая к себе так сильно, что становится трудной дышать. Его руки жадно шарят по моему телу, ласково сжимают груди, играя с сосками.

— Так возьми. Мне страшно оставаться тут без тебя, — умоляю снова и снова.

— Я не могу… Очень бы хотел… Но это полевые условия, грязь, антисанитария. Стройка проходит в безлюдном месте. Пока никаких коммуникаций… И куча мужиков, которые по своим бабам тоскуют. Я не могу привезти тебя туда. Пойми. Это нарушит режим, расслабит их.

— Что вы такое строите? — спрашиваю глухо, уткнувшись в плечо Яна.

— Тюрьму, — вздыхает Морозов. — Поэтому среди рабочих есть и заключенные… Пойми, там точно не место для женщины…

— Теперь я буду бояться за тебя, — всхлипываю.

— Мне это приятно, — едва заметно, краешками губ улыбается Морозов.

— Я все время боюсь за тебя… Боюсь, что как мираж исчезнешь… — вырывается у меня признание.

— Малышка… Ты сводишь меня с ума, — хрипло признается Морозов.

И мне уже плевать на собственное правило — не заниматься любовью, пока живу в его комнате. Я попросила об этом не подумав, что сама едва ли выдержу подобное… По правде, я даже не ожидала, что Ян согласится. Но этот мужчина снова и снова удивляет меня, восхищает своей силой, выдержкой. Умением ждать, терпеть…

Но сейчас понимаю, что умру, если не почувствую его в себе. Он нужен мне. Большой, твердый, горячий…

Наши пальцы переплетены, но я высвобождаю руку, опускаю под одеяло, и дотрагиваюсь до него. О да. Твердый и горячий. Я с ума от этого сойду. Почему Ян терпит? Почему не пошлет к черту все мои табу?

Сжимаю его в руке, втягивая воздух со свистом. Ян издает стон.

— Это новое испытание, Рита? Хочешь меня убить?

— Нет… — отвечаю едва слышно. — Я хочу любить тебя…

В следующее мгновение Ян нависает надо мной, прижимается губами к моим губам в жадном, требовательном поцелуе. Это нужно мне так же, как и дыхание, как воздух. Тону, плавлюсь под касаниями его губ, лаской языка. Отдаюсь без остатка.

Быстрыми движениями Ян срывает с меня верхнюю часть пижамы, облачаясь перед сном в которую, я была уверена, что это надежная защита. Но сейчас мне нужно другое. Полное обнажение. И в прямом и в переносном смысле.

Изо рта вырывается громкий стон, когда Ян начинает ласкать мои соски, теребить пальцами. Выгибаюсь от удовольствия. Льну к нему все плотнее.

— Обожаю твое тело, — шепчет Морозов, касаясь подушечкой большого пальца моих горячих щек, а затем — надавливает на губы, раскрывая их, проникая в рот. — Твоя безумная хрупкость… Чувственность… Ты невероятно вкусная, Тамирова.

Посасываю его палец, беспомощно всхлипывая, пока он сводит меня с ума, лаская другой рукой груди, а затем спускаясь ниже, сжимая живот, оттягивает резинку пижамных штанов и проникает в трусики. Кажется, никогда в жизни я не испытывала такого сильного, сводящего с ума желания.

— Черт, сколько ты на себя нацепила, — замечает ворчливо. — Больше так не делай. Когда вернусь, хочу, чтобы голой меня встретила… Обещаешь?

— Да, — только и могу выдохнуть, сходя с ума от движений ласкающей меня руки, надавливающей именно в том месте, где ощущения максимально пронзительны. Откуда он знает, куда нажимать? Как же неловко под его взглядом, истекать влагой, насаживаться на его руку в ответной жажде… которую невозможно скрыть…

— Н-не… не смотри на меня, — прошу едва слышно. — Мне неловко…

— Не могу, милая, — шепчет осипшим голосом, стаскивая с моих бедер штаны вместе с трусиками и отбрасывая их в сторону. — Ты такая красивая…

И ты — хочется ответить. Меня сотрясает дрожь, потому что его руки творят со мной что-то невероятное. Меня выкручивает, я не могу уже сдержать крики удовольствия, затапливающего меня все сильнее. Моя спина выгибается дугой, бедра ходят вверх-вниз, и между ними так много влаги…

Морозов отстраняется от меня, чтобы снять трусы, а потом снова нападает на мои губы, жалящими, глубокими поцелуями. Он прижимается ко мне все сильнее, и я чувствую его возбуждение, что еще сильнее сводит с ума.

— Смотри, что ты сделала со мной, — шепчет хрипло, беря мою руку и сжимая мои пальцы вокруг восставшего твердого члена. — До боли хочу… Сдыхаю от этой потребности…

Меня затапливает чувство глубокого безграничного счастья, когда сжимаю его, ласкаю, меня бросает в дрожь…

— Ты убиваешь меня, — шепчет мне в губы Морозов, наполняя меня, проникая осторожно, не так как раньше. И я понимаю, чего ему это стоит — так сдерживать себя. У меня на глазах выступают слезы, но тут же забываю о них, потому что ощущения — невероятные. В голове полный сумбур, ни единой здравой мысли. Я тону в умелых ласках, плавлюсь от невероятного счастья, когда любимый, наполнив меня до конца, начинает двигаться во мне сильными глубокими толчками. И я выгибаюсь ему навстречу, начинаю двигаться в одном ритме с ним, больше не стесняясь своих стонов, криков наслаждения.

— Не сдерживай себя, — просит любимый, а я уже и не могу. Беспомощно вздрагиваю и снова подаюсь ему навстречу, обхватываю руками и ногами, оплетаю точно плющ, сходя с ума от волшебного ритма, от его умения находить тот самый нужный угол проникновения, чтобы ощущения внутри меня были самыми сильными. Нестерпимо сладкими, высвобождающими такой шквал ощущений, что едва не задыхаюсь от крика. Теряю контроль, кричу, понимая, что больше не могу вынести этого накала, пружина выстреливает и я дрожу в объятиях Яна. Чувствую, как и он содрогается внутри меня, мощная струя его семени приносит мне еще один взрыв сладких судорог. Последняя волна экстаза прокатывается по телу, принося облегчение и опустошение. Трепещу и вздрагиваю в объятиях Морозова еще какое-то время, и наконец засыпаю. Мы все еще сплетены в единое целое, сильные руки крепко обнимают меня, я как в коконе… и когда засыпаю, все еще чувствую его в себе. Это наполняет меня невероятным счастьем.

Утро встречает меня одиночеством и тишиной. Смотрю на часы и ужасаюсь — уже полдень. Я ведь хотела проснуться вместе с любимым, позавтракать… проводить его. Побыть каждую возможную минуту, хотя это было бы невыносимо тягостно. Но я готовила себя к этому, надеялась, что смогу сдержаться и не заплакать. Раньше я вообще не плакала, а теперь глаза постоянно на мокром месте…

На столике записка от Яна:

Я не смог разбудить тебя, ты слишком прекрасна во сне