Напряжение на высоте (СИ) - Ильин Владимир Алексеевич. Страница 55

Хорошо быть равным среди владетельных князей — тут и уважение тебе, и почет, ежели молчишь.

Для того и был император, чтобы любезно предоставить возможность высказаться абсолютно всем, давя на корню любые отсылки к родству и знатности рода на правах сильнейшего среди равных. Однако в его отсутствие, все вновь сводилось к традиции, по которой Черниговский был необоримо выше двух третей присутствующих. А среди оставшихся было достаточно тех, с кем можно было договориться. Оттого на душе князя не было паники. Лишь только злость и недоумение — он же выплатил Рюриковичам все деньги! Какого демона его так подставили?!

Проблемой же князя было то, что Мстиславские были аккурат из тех, кто был вправе выражать ему претензию.

— Говори, да не заговаривайся, — резкой отповедью пресек князь Черниговский неправильное для себя развитие событий. — С чего это ты мою честную фамилию рядом с тюрьмой ставишь, ежели ни у меня, ни у предков моих не было и пяди родовой земли под Екатеринбургом?! Или ты мои заводы из города своей волей в пригород перенес?!

— Хорошо. — Поднял князь Мстиславский на него холодный взгляд из-под кустистых бровей. — Речь пойдет о тайной тюрьме под Екатеринбургом. Найденные выжившими заключенные которой свидетельствуют, что заточены по твоей воле.

— Раз не моя тюрьма, чего ты желаешь от меня услышать? — Фыркнул Черниговский. — Откуда там безумные, мое имя повторяющие? Так я скажу, как можно такую подлость устроить. Даже имя князя Шуйского станут повторять. Его ведь сын подле той тюрьмы был, верно?

За столом слегка зашумели, перешептываясь и переглядываясь.

— А ты там по какой причине появился? — Уточнил Мстиславский спокойно, перекладывая листочки из стопки в стопку.

— Я узнал, что там будет Самойлов! Я желал убить того, кто уничтожил мою башню! Как сделал бы каждый из вас! Но вместо того попал в подлую засаду, устроенную этим Самойловым и твоим, Шуйский, внуком со товарищи! Спроси его, общество, правду ли я говорю?! — Надрывался Черниговский.

— Верно, был там мой внук. Бастарда твоего убивал. — Согласно кивнул Шуйский. — Который ту тюрьму сторожил. Вот тебе правда и мое в этом слово.

И волна перешептываний вышла почти на полный голос — а угомонить ее было некому.

— Этот человек, зовущийся тобой бастардом, отречен мною от рода! — Веско заявил князь, перекрикивая нарождающийся гул. — Задолго до тех дней!

— Задолго до тех, когда звался он Кочетовым?! Или до тех дней, когда ты ему новую личность и документы нарисовал, хитростью выманив из под моего суда?! — Постучал Панкратов кулаком по своим бумагам, добиваясь внимания и заинтересованной тишины.

Кровь прилила к голове, зашумев в ушах, но Черниговский постарался выглядеть бесстрастно под взглядами семи десятков владетелей.

— Какой еще Кочетов? Еще какого преступника ты желаешь мне навязать, захватчик земли Фоминских?!

Ворчливое одобрение от края стола, где все еще были хмурыми князья, лишенные солидного куша и наследства, придало ему сил — и кое-кто, определившись со стороной, теперь недовольно сверлил взглядом его противников.

— Виновник обрушения плотины на землях Борецких. В турнире, устроенном князем Долгоруким, если ты запамятовал. Вот уважаемые отцы и деды десятка убитых наследников — те помнят, верно? И я своего сына помню, никогда не забуду. — тяжело сглотнул Панкратов, в ярости глядя на него.

Зал притих, восстанавливая в памяти события пятилетней давности.

— Не твои ли люди обманом остановили машины «Ока государева», поубивали там всех и бланки выкрали? А потом мне, мне!!! Безутешному отцу их привезли, виновника мною пойманного забрав и именем государя поклявшись его казнить со всей жестокостью?!

— Ты желаешь сказать, что я лично этим занимался?! — Изобразил оскорбление до глубины души князь Черниговский. — Убийствами, подлогами и похищениями?! Что с тобой, князь? Не напекло ли голову тебе, такие обвинения высказывать?!

— А ты поклянись, что не делал. — Не моргая смотрел на него Панкратов. — Что ты непричастен. Что новой личности Кочетову не давал. Что тюрьма не твоя. Силой клянись, человек.

— Родословной не вышел, у меня что-то требовать. — Насмешливо глянул на него Черниговский. — Вон, подай Давыдову сапоги, тот устал босым сидеть.

— А я, думается, еще минут пять всякого послушаю, и с тебя сниму, — радушно улыбнулся ему гусар. — Вы продолжайте, очень интересно!

— Нечего тут продолжать! — Рявкнул Черниговский. — В первый ли раз шайка воров и жуликов решила власть облыжными обвинениями сковать?! Князь Гагарин, я твое расследование лично вел, честнейший человек, которого слуги в заблуждение ввели! Скажи, приятно ли тебе будет, ежели тебя обвинят в государственных преступлениях?!

— Не скажу. — Равнодушно пожал тот плечом. — Не о том мои мысли. Внука своего вспоминал, царствие ему. Пять лет прошло, а как вчера… Скажи лучше, нужна ли мне новая трость? — Крутнул он желтоватое отшлифованное изделие в своих руках.

— Зависит от того, уважаемый, есть ли в той тюрьме, возле которой наследник Шуйских стоял, останки твоих предков, — слегка поклонился Черниговский, скрывая легкую нервозность.

Бывшего владельца человечьей берцовой кости, из которой сделана трость Гагарина, он знал лично — его именем шли потоки Товара по реке, и его смертью обрывалась цепочка расследования, ведущая далее наверх. И намек ему был более, чем понятен.

— Ежели о бастардах речь, то Шуйские многих бастардов привечали. — продолжил Черниговский. — Вон, Самойлов, что у князя Юсупова внук, пусть и бастард — у них воспитывался!

— Не бастард. Но воспитывался, — кивнул Юсупов, не проявляя особых переживаний по этому поводу.

Хотя изумление слушателей вновь заставило Черниговского следующие слова буквально кричать.

— Быть может, оттого все так складно выходит, что это твоя тюрьма, Шуйский, и отреченный мною бастард на тебя работал? А?! С чего же твой наследник там был, подле Самойлова, скажи нам?!

— Дружат они.

И от такого беззубого, словно нехотя ответа — многие всерьез обеспокоились, даже из числа верных союзников Юсупова.

— На днях говорил я великому князю Роману Глебовичу, что молодость нынешняя бывает жестокой и преступной. Даже на такое способна, что собственную жену чужими руками похитить и в тюрьму тайну спрятать! Самостоятельно! Лишь бы доход от того был, — облизал Черниговский губы. — И великий князь мне не возразил. Я не ручусь за то, что Самойлов мог бы своими руками убить жену, лишь бы очернить меня. Потому что кровью моей, пусть и отреченного из рода, они то место уже окропили! Как жертвенного быка положив на алтарь собственных замыслов! А вам лишь бы мое имя с той тюрьмой связать, словно ведом и вам этот замысел!

— А ты, получается, чудом избежал засады? — Еще раз уточнил Мстиславский.

— Я жив и зол, как ты видишь. И в ни в какой отпуск не собираюсь!!! Честные люди, — веско посмотрел он по сторонам, взглядами встречаясь с самыми заинтересованными. — Тоже не пожелают, чтобы их расследованиями занимался кто-то, назначенный вашей кликой. Неведомо что вы там еще насочинять можете! А те, кто вам поверит сейчас, в это ваше «честное» расследование, может так сложиться, до конца дней будут плеваться от своей сегодняшней слабости!

И князья невольно задумались — а кого назначат им в судьи? Князь Черниговский, что извивался, как та змея на сковороде, в данный момент выглядел куда предпочтительней. Что до обвинений в его адрес — все смотрелось достаточно слабо… Да и сговорчивей будет, в самом деле. Что им до тех тюрем? Разве есть там их родня? Не слыхали о том.

— Значит, отреченного тобой от рода ты бы собственноручно казнил, ежели встретил? — Хмыкнул Мстиславский.

— Как можно убивать, когда надо расспросить со всем тщанием, кто его привел и что замыслил? — Фыркнул пренебрежительно князь. — Не мне бояться его жизни, если я волен в его смерти. Это вон, хозяевам той тюрьмы стоит беспокоиться, как бы он живым не остался. — Демонстративно смотрел он на Шуйского. — Тела ведь его ты предоставить не сможешь, верно? Я его забрал. Не боишься, что живым он остался и показания даст?