Гори жить (СИ) - "M.Akopov". Страница 19
— Тут что, — не понял Майк, — совсем нет счастливчиков, которые ни клятые, ни мятые прорываются там, где и ветерану не устоять?
— Да, — серьезно кивнул Джим. — Такое место! Все по справедливости. Вон, тебе океан запретил даже и думать о здешнем серфинге.
Майк рассмеялся.
— Океан? Запретил? Что за мистика?
Джим пожал плечами и подлил Мартеля, благоухающего луговыми цветами, в бокалы.
— Вернусь в Москву, — шутливо грозился Майк, махнув коньяк как водку, в один большой глоток, — найму свиту, куплю доспехи, и в начале осеннего сезона вернусь сюда!
— Есть и более простые способы свернуть себе шею, — заметил Джим, покачав головой. — Да и не это важно. Серфинг, горы, бизнес, свежие тетки одна краше другой: остаток твоего жизненного пути может идти любым маршрутом. Главное, чтоб в твоем разуме, а также в душе и совести оставалось место для справедливости!
— Ну, за справедливость! — провозгласил тост Майк. — Смотрел «Особенности национальной охоты»?
Джим не смотрел и не собирался. Жаль, но ему пора. Да и Майку пора, если он хочет успеть на последний автобус до Порту.
Они обнялись на прощанье.
Из Гонконга ответ пришел через несколько часов, когда автобус уже подъезжал к Порту, и Майку приходилось бороться с дремотой. «Джим Торнтон в Назаре? Неудивительно. Назаре для него — как Beachy Head для меня».
Ничего не понимая, Майк трижды перечитал сообщение. Уже в Порту, перед тем как уснуть в гостиничном номере, он отыскал в интернете сведения. Бичи Хед, меловое напластование, называемое Мысом Самубийц.
Прикольное, должно быть, местечко, — думалось Майку, но его второе я не позволяло удовлетвориться одной только географической справкой.
«А что для тебя значит Мыс Самоубийц?» — написал он Джо, но ответа не дождался. И о каких горах говорил Джим? Майк как будто в альпинизме до сих пор замечен не был. Хотя мысль интересная! Неплохо бы взобраться на какую-нибудь пафосную вершину…
И самое главное! По какой такой другой лестнице спускался Джим, пока Майк скакал наверх через две ступеньки? На маяке нет никакой второй лестницы! Да и на площадку внизу Майк смотрел, когда взбежал наверх — Джима там не было.
И почему длинное темно-зеленое пальто с высоким воротником, которое Майк видел на Джиме издалека, вдруг превратилось в совсем недлинную куртку невнятной окраски? И куда это ему было пора? И что это за навязчивая идея о справедливости? Которой нигде нет — а тут, в Назаре, почему-то имеется?
С ума можно сойти от этих вопросов! Если думать над ними дальше, решил Майк, голова сначала распухнет, а потом лопнет. Поэтому лучше лечь и уснуть — тем более что завтра, граф, вас ждут великие дела…
* * *
Идти пешком из Порту в Сантьяго-де-Компостело — труд немалый, понял Майк, когда решил обзавестись паспортом паломника. Документ, называемый креденсиалем, выдают в соборе всем желающим. По идее, он облегчает существование паломника: предъявив креденсиаль, можно заселиться в альберге — специальном ночлежном пункте, где всякому во время успевшему пилигриму предоставляют и койку, и постель, и возможность приготовить ужин. Причем бесплатно!
В креденсиаль вносятся отметки, подтверждающие прохождение маршрута. Паломник, не умеющий сохранить воспоминаний в душе, уносит с собой изукрашенный цветными штампами креденсиаль — как свидетельство свершенного подвига. Особый почет ждет людей, сумевших собрать в своем креденсиале самые изящные отметки…
Майк постигал теорию паломнической жизни, сидя на ступенях у Позорного столба и подслушивая разговоры опытных ходоков. Позорный столб, сокрушались пилигримы, не лучшее место ожидания открытия храма — но только тут можно согреться на утреннем солнышке.
А еще, подумалось Майку, очень символично начинать душеочистительное мероприятие с нарочитого уничижения. Смирись, проситель! Хлебни-ка для начала позора, коль возжелал благодати…
В туристическом центре рядом с храмом выдавали схемы маршрутных вариантов, и Майк выбрал карту, путь на которой шел вдоль океанского побережья, по самой кромке суши. Помимо трассы, путеводитель содержал перечень альберге с указанием вместимости ночлежки и ограничений по времени заселения.
По всему выходило, что самым слабым пилигримам, не успевающим пройти участок пути в числе первых, пользование услугами бесплатных ночлежек попросту не светит. «Ну, не беда, — с усмешкой подумал Майк, — ходили же как-то люди, когда никаких альберге еще не изобрели!»
Небольшая толпа паломников, одновременно вышедших из храма в Порту, быстро рассредоточилась по улицам, отмеченным желтыми стрелками и нанесенными прямо на мостовую напоминаниями. Резвая скандинавская молодежь быстро ушла вперед. Медлительные немецкие старики остались позади. Благополучное среднее поколение пошло искать, где бы подкрепиться…
Майк взял хороший темп, справедливо полагая, что безостановочность движения в ровном ритме поможет ему привыкнуть к нагрузке и обеспечит достаточную скорость перемещения. В принципе, ограничений нет, и 270 километров от Порту до Сантьяго-де-Компостела можно идти как угодно долго — но не собирается же он провести в походе целую вечность?
Он и пошел-то вовсе не из желания обрести толику святости, как большинство его спутников. Просто в Москве сыро, пасмурно и холодно. В Лиссабоне — тепло, но скучно. А здесь — простор, солнце, свежий морской воздух и целительное движение, бальзам для его израненной души.
Впрочем, новой занозой в душе засело воспоминание о встрече с Джимом, случившейся в Назаре. Чем дальше уходил этот день в прошлое, тем больше вопросов рождалось у Майка. Однако эту проблему можно отложить в сторонку. «Я подумаю об этом позже» — так, кажется, говорила героиня какого-то заокеанского романа?
Неприятности начались сразу же. Майк еще шагал по улицам к северо-западной окраине Порту — по дороге, ведущей к океанскому побережью — когда солнце скрылось, чтобы появиться вновь только через неделю. Сырой ветер, дующий в этих краях преимущественно с запада, со стороны Атлантического океана, моментально остыл, а в воздухе появилась противная водяная взвесь.
Не успел Майк дойти до моста, за которым кончался город и начинались деревянные дорожки вдоль прибрежных красот, как его потревожил минимальный, едва ощутимый дискомфорт где-то под левой стопой.
Майк остановился и тщательно исследовал кроссовок, стельку и собственную подошву с красноватым пятнышком на коже ближе к пальцам — но ничего экстраординарного не обнаружил. Натирает немножко… Это устранимо! Он перешнуровал обувь, стараясь превратить переплетение шнурков в нерастяжимый панцирь, стянул концы плотным морским узлом.
Ноги перестали ерзать по стелькам, идти стало легче. Но тут возникла жажда! Сегодня, против обыкновения, Майк решил позавтракать поплотнее, и приналег с утра на закопченную в горячем дыму макрель. На вкус избытка соли в рыбе не ощущалось, но организм не обманешь: пить хотелось все сильнее, а ближайший магазин располагался в деревне Vila do Conde, до которой еще нужно дойти.
За столиком возле кафе в Вила-ду-Конди Майк встретил скандинавов, отмахавших первые километры в спринтерском темпе и теперь мирно попивавшими вишневое пиво. Ребята уговорили его осмотреть местный акведук, свидетельство былого могущества Римской империи.
Поиски каменного водопровода отняли почти час. Строение высотой с двухэтажный дом тянулось вдоль улицы, держало на себе дорожные знаки и уличные фонари, а поверху заросло сорняками. Каждая из опор акведука служила местным котам ареной ароматических сражений, и потому туристы сюда не заходили. «Ни величия, ни живописности», — мысленно отметил Майк, коря себя за потерянное время.
Погода портилась. На подходах к Пово-де-Варзим пошел дождь — мелкий, частый, неугомонный, не особенно холодный, но совсем не ласковый. Проходя через зону бесплатного вай-фая, Майк заглянул на погодный сайт. Синоптики сулили обильные осадки при ветре от умеренного до сильного.
Юные шведы решили ночевать здесь, а Майк прикинул, что если слегка прибавит шагу, до Апулии дойдет как раз вовремя — и раз уж он обогнал передовой отряд сегодняшнего дня, апулийский альберге будет свободен: вчерашние-то паломники давно ушли!