Гори жить (СИ) - "M.Akopov". Страница 29
— А вы?
— До сих пор не пробовал, если не считать Эльбруса. Но когда наши сеансы окончатся, я хочу взобраться на Маттерхорн.
— В одиночку?
— В одиночку! Эта проклятая гора должна, наконец, сдаться! Она не пустила меня вот на днях, но это ничего не значит. Я взберусь на вершину, даже если она затрясется от злости.
— Скорее — восхитится и покорится, — улыбнулся доктор. — Все-таки Маттерхорн — женщина, а женщины только и ищут, кому бы покориться!
— До завтра? — спросил Майк, протягивая руку.
— До завтра! — ответил врач, отвечая крепким рукопожатием.
Когда дверь за ежедневным — и, кажется, единственным — пациентом закрылась, доктор сел за стол, извлек из тонкой папочки изрисованный за время сеанса лист и всмотрелся.
На одной стороне бумажного листа красовался портрет альпиниста, черты лица которого прятались за густой щетиной и под большими блестящими очками. Круглый шлем, венчавший голову спортсмена, резко контрастировал с рваным абрисом горной гряды. Рука в перчатке поправляла высокий ворот свитера, подпиравший подбородок.
— Вечность, — пробормотал доктор. — Бездонная и бесконечная… Но не всесильная!
Он помолчал, рассматривая портрет, и добавил:
— Давно не виделись! Здравствуй, Афинянин!
И блестящие очки на рисунке как будто замерцали, а рука, касающаяся ворота, словно бы помахала в ответ.
Слабоумие и отвага, или когда не пускает Эльбрус
Слабоумие и отвага, или когда не пускает Эльбрус
«И в их кругу колосс двуглавый,
В венце блистая ледяном,
Эльбрус огромный, величавый,
Белел на небе голубом…»
А. С. Пушкин, «Кавказский пленник»
Послеобеденное альпийское солнце спряталось в облака, и свет посерел. Люди в помещениях защелкали выключателями, а уличная автоматика все раздумывала: включать ли фонари? Или все-таки дождаться настоящего заката? Ведь если светило выглянет из-за туч, придется все выключать…
Умным машинам, управляющим световой жизнью городка, такая свистопляска ни к чему: размеренность и порядок — основа швейцарского благосостояния! Поколебавшись десятую долю секунды, программа решила улиц и дорог пока не освещать, дожидаться сгущения сумерек.
Доктор Зеппли Вайс, входя в кабинет, покачал головой: время раннее, а в комнате совсем темно. Ничего, скоро лето, день станет длиннее и ярче!
Усевшись за стол, он зажег настольные лампы.
Согретые светом, заплясали мраморные амуры. Теплые огоньки засияли в кабинетных стеклах. Тени разбежались по углам, но один закуток рассеял призрачное марево. Шкалы осветились бледной травяной зеленью, лампочки затеплились желтизной майских одуванчиков, динамики вдохнули поглубже, как делают оперные певцы перед арией — и помещение наполнилось музыкой.
Тихо запела флейта. Мелодию подхватил гобой — и вскоре смолк, уступая место человеческому голосу. Нежное сопрано восславило небеса, с восхищением благодаря Господа за то, что сильных он низложил с престолов, смиренных вознес, алчущим же даровал благ без счета, а богатых отпустил с миром: среди них тоже немало хороших людей.
Доктор раскрыл тоненькую папку и извлек на свет фотографию. С листа плотной глянцевой бумаги на него глядела черноволосая женщина с темными глазами. Безукоризненная красота ее лица обжигала холодом, хотя брюнеток принято считать горячими штучками. Идеально очерченные губы выглядели высеченными из драгоценного порфира; их не трогала даже тень улыбки. «Человек рожден страдать. Ты настрадаешься!» — без слов, но совершенно определенно обещал весь ее облик.
Чувственность антарктического льда струилась со снимка. Ничего мягкого, светлого, нежного — столь свойственного большинству молодых женщин — во взгляде красавицы не проглядывало ни капли. Глаза ее смотрели глубоко и страстно, но без доброты или злобы, а так, как осматривают давние свои владения — без острого интереса, со спокойной проницательностью и непоколебимой уверенностью в праве собственности на имущество.
— Белиссимо! Прекраснейшая… — со вздохом пробормотал врач и вернул фото в папку. Тотчас растворилась дверь, в кабинет вошел Майк. Краткие мгновения понадобились пациенту, чтобы устроиться на кушетке и приготовиться к сеансу психотерапии.
— Скажите, Майк, — поинтересовался психиатр, продолжая тему вчерашней встречи, — из Африки в Москву вы возвращались с какими ощущениями?
— Чувство было одно, — ответил молодой человек после секундного раздумья. — И даже не чувство, а желание. Вершина меня пленила! Запомнилась и усталость, и боль в ногах, и озноб, и искупающий все неприятности рассвет, но я хотел только одного — покорять и покорять горы! Все горы, что есть на планете!
— Захотели так же сильно, как в свое время возжаждали стать серфером?
— Вчетверо сильнее! Вдесятеро!
Доктор сделал отметку в записях.
— А как себя зарекомендовала ваша новая сотрудница?
Майк удивленно покосился на врача.
— Как вы догадались, что начать я хочу именно с нее?
— Н-ну… Ваш друг Алекс, тот, у которого такой странный позывной «Аттикус», он ведь вам недвусмысленно заявил про приход хаоса с большой буквы. Вполне вероятно, что слова этого провидца следует связывать с появлением в вашей организации девушки… Как ее звали?
— Белла… — отозвался Майк. — Её имя — Белла. Но к хаотичным сумасбродкам отнести ее никак нельзя. Она — само воплощение порядка!
— В определенном смысле — да, — согласился доктор, но так тихо, что пациент его не услышал.
* * *
Прибыв в Москву, наскоро повидав родных и переодевшись в деловой костюм, Майк примчался в офис. Здесь, в служебном кабинете, у него есть все возможности для поиска! Ведь Алекс — он россиянин, он наш? Нужно поискать информацию о нем. Разве не любопытно отыскать, что за смысл кроется за выражением «позывной — Аттикус»? Это одно.
Второе: как идут дела? Что творится на счетах? Старательно ли трудится персонал? Волю дай — примутся чаи гонять и флиртовать, едва дотянув до плана, а там и вовсе плюнув на задания. Причины отыщутся самые неодолимые… Бизнес такого отношения не терпит.
И третье: горы. Алекс был прав: Килиманджаро — это наживка, Килиманджаро — трамплин перед следующими восхождениями. Его, Майка, неодолимо тянет в горы!
Что нужно делать? И нужно ли? Если да — то с чего начинать? Как вести подготовку? С кем? Главное: куда направиться прежде всего? Пока тепло? Вот отчего голова кругом идет!
Но не успели разгореться экраны компьютеров, а вечно голодные пираньи — повыхватывать куски резаной говядины из рук хозяина, как в кабинет заглянула HR Кристина.
— Скажи, Кристина, — без обиняков поинтересовался Майк, — новая девушка — твоя протеже?
— Не-ет! — округлила глаза специалистка по подбору и расстановке кадров. — Она реально с улицы!
— И как успехи?
— Ты не поверишь… Она закрыла сделку на полтора миллиона! И по мелочи там еще набегает…
— Уже? Сама?
— С клиентом договаривалась сама. С оформлением, понятно, мы помогали, ну, это обычная практика.
— Клиент «холодный»?
— Разумеется!
Зачем он спрашивал? И так понятно: новичку с поклоном и уверениями в неизбежности успеха вручат список граждан, либо не поддавшихся ни на какие уговоры, либо вообще отказавшихся от контакта.
Безнадежно? Как сказать! Новичкам везет — это универсальный закон Вселенной, он срабатывает и тут. К тому же новички не знают об упрямстве слепцов, не видящих своего счастья, и потому распахивают объятья человеку настороженному, готовому дать отпор всем и каждому, но пасующему перед искренней доброжелательностью. И таки пробивают льдину недоверия!
Сделать «холодный» звонок продуктивным — это искусство, это талант, это способность за секунды распознать характер собеседника, пробудить доверие и сделаться для него незаменимым. Такой дар нужно ценить! Он и сам когда-то славился… Ну, да речь не о нем.
— Кристина, пригласи ко мне новенькую. И поприсутствуй — но молча.