Гори жить (СИ) - "M.Akopov". Страница 3

В том, что вам плевать на меня, люди, есть и преимущество: я тоже в ответ могу наплевать на вас.

Черт, ну почему в молодости вечно швыряет в крайности? И почему юношеский максимализм, такой смешной на первый взгляд, оказывается в конечном итоге самым правильным отношением к жизни?

* * *

Ему вспомнился день… Он сидит в офисе как на иголках. Заветный час близится; рюкзачок, набитый вещами и до поры до времени упокоённый в шкафу, нетерпеливо стучится в дверки.

Нет, это сердце колотится, успокаивал себя Майк и снова смотрел на часы. Время двигалось не быстрее и не медленнее чем обычно, и каждая прошедшая минута приближала молодого человека к сладостному моменту.

В сотый раз он мысленно перебрал содержимое рюкзачка. «Хорошо, что мне мало нужно, подумалось ему: все свое носить с собой — удобно и выгодно!» Вот зачем тащить с собой, к примеру, двадцать пар носков? Проще купить! Приличные носки стоят доллар. А неприличные — двадцать центов, но их делают из резиновых отходов пополам с очесами стекловолокна. По доброй воле надевать такое можно лишь в комплекте с власяницей и шлепанцами из грузовых покрышек.

Футболка минимально приемлемого качества из разряда «не мнется, не трется, стирке не поддается» продается за пятерку, как и шорты. Бриться можно раз в две недели у любого уличного цирюльника: есть же в Индонезии уличные парикмахерские? Не может не быть! Бритва? В поездке лучше совсем не бриться: борода — это так брутально, ахают отечественные невесты.

В общем, возить лишнюю тяжесть туда-обратно, оплачивать багаж, искать доступ к стиральной машине — тяжело и сложно; дешевле и проще покупать новое, а старое выбрасывать!

Филеас Фогг, вспомнился ему мультик из детства, отправился в путешествие с одним слугой и саквояжем денег. «Слуги у меня нет — а жаль, жаль! — мысленно улыбнулся Майк, — зато деньги помещаются в неприметную карточку, а карточка ложится в кармашек, запираемый тугой молнией. Это поудобней кошелька-саквояжа!

К тому же Фогг ехал на спор, а я по доброй воле. И главное: он — персонаж выдуманный, его не было никогда, и теперь нет. А я был, есть и буду, и в обозримом будущем не умру — потому что умирают старики, а мне до старости целая вечность.

А вечность — это долго, бесконечно долго. Бес-ко-неч-но! То есть всегда. Я буду жить всегда, понятно?»

Почему-то он всегда горячился, обращаясь к себе самому. Будто два человека в нем жило: один — умный, понятливый, все схватывающий на лету; другой — добрый, улыбчивый и по временам удивительно бестолковый. И вот этот умный злится, видя свое зеркальное отражение с глупой улыбкой на физиономии, и силится растолковать дураку простые вещи, а тот никак не возьмет в толк. Тут разгорячишься! Закипеть недолго!

Мечтая, рассуждая и споря с самим собой, Майк дождался конца рабочего дня. Он не уходил раньше, хотя мог бы и вовсе не являться сегодня в офис: в конце концов, он тут начальник, или кто? Но ведь начальник должен подавать пример подчиненным, иначе усердия от них не жди.

Когда немногочисленные клерки покинули помещение фирмы, Майку больше не требовалось изображать начальственную степенность. Стянув с плеч пиджак, распустив галстучную петлю, он выудил из сумки мятые штаны, видавшую виды футболку, кроссовки.

Переодевшись, юный босс начисто утратил напускную солидность. Отражение в зеркально отполированном стекле офисного окна показывало парня, внешне никак не похожего на биржевого воротилу. Ни выдающегося вперед пуза, ни лоснящегося шелком цилиндра, ни огромного, в человеческий рост, мешка с золотыми кругляшами, каждый из которых украшен значком доллара.

«Плоховатый из меня капиталист, — вздохнул Майк. — Раз так, отчего не пробежаться по лестнице, пока народ стоит в очереди к лифту?»

Не медля, он запер прозрачную дверь, быстрым шагом промчал мимо толпы на лифтовой площадке, толкнул створку с табличкой, изображающей презренного офисным сообществом ходока по ступенькам — и, одолевая каждый лестничный марш в два скачка, бросился вниз.

Намытый дочиста пол скрипел под подошвами, когда он поворачивал на площадках, а перила недовольно гудели, потревоженные беготней. Что за неуместное ребячество!

Свобода! О, как давно он мечтал о ней, и как ее жаждал! Нет, конечно, никто не неволил его заводить бизнес и втискивать мятущийся нрав в прокрустово ложе расчетной доходности. Но видит бог: служить мирозданию, совершая выгодные сделки на фондовых биржах; увлеченно наращивать цифры счета в банке — небезынтересно. Однако в целом — такая скука!

Едва пережив томительную дорогу в Шереметьево, он пулей подлетел к стеклянным дверям аэровокзала. Даже удивительно, как невидимый робот-швейцар успел распахнуть створки перед молодым путешественником. Времени до вылета осталось не так много, нужно успеть пройти все проверки, начиная от полицейского контроля на входе. Майк спешил.

Спешил не только успеть на рейс — тут сомневаться не приходилось, он успевал с запасом. Спешил он влиться в особую среду посвященных, которые каждый погодный катаклизм воспринимают как личного врага, а непомерные аэропортовские цены считают нормальным явлением. И вообще к деньгам относятся, как к воздуху: дышат им, не замечая его присутствия и не сомневаясь в вечности этого ресурса.

Почему-то в этом мире устроено так, что самолетами летают одни и те же граждане. Их — теперь уже вместе с Майком — много: сообщество постепенно обновляется, но в целом состав пассажиров довольно стабилен. Все они знают последовательность предотлетных действий, что где в аэропорту — выучили назубок заранее, и все равно новички суетятся.

Отслеживать информационные вывески и при этом шагать по аэровокзалу в нужном направлении и хорошем темпе Майку удавалось без труда. Но когда не знаешь пути, обдумывать приходится каждый шаг, и на посторонние размышления времени не остается. Так что о том, куда он летит и чем займется в процессе отдыха — не спать же там сутками, в самом деле? — Майк вспомнил и задумался уже после взлета.

Индонезия! Кажущаяся далекой и таинственной — но самом деле простая и понятная. Твой остров Бали восславлен телевидением и обласкан отзывами более расторопных, чем Майк, соотечественников. Русский человек когда-то там был в диковинку, а теперь не пропадет, даже не понимая ни бельмеса в басурманских речах. Своих вокруг полно!

Но обретаться среди праздной, нетрезвой и ура-патриотичной публики не каждый любит. Особенно с учетом финального «ты меня уважаешь?» — точнее, полуфинального, в финале предполагается «раззудись плечо, размахнись рука». В Москве такого добра — в любой забегаловке, а по забегаловкам Майк не ходок.

Не за тем летит он на Бали! А за чем? Пока неясно. Но точно известно: где россияне предаются стадному инстинкту, нужно выяснить — и этих мест избегать. Равно как и форсмажорных ситуаций. То есть для предупреждения возможных осложнений ему следует уподобляться воспитанным азиатам и держаться приветливо, мило, добросердечно и обходительно — не то что в офисе, где приходилось почти что силой заставлять сотрудников тратить рабочее время на работу.

Майк вспомнил, как ему в голову пришла идея прогуливаться по опен-спейсу с бейсбольной битой в руках. Никаких прямых угроз, боже избавь — но как оказалось, действенна даже непрямая опасность. Этой идее он — отчасти, конечно — обязан сегодняшней возможностью слетать на отдых…

Быть «добрым малым» для Майка нетрудно: по природе своей он мягок, по результатам воспитания — вежлив и терпелив. Если на него прольют горячий кофе, он поздоровается и снимет шляпу. Всегда так делает, не верите? А если его зажмут в толпе, пиная коленками и шпыняя локтями, он легко воспарит над суетой и невесомо, нежно и деликатно — спасибо мягким кроссовочным подошвам — зашагает по головам. Издержки характера, что делать…

Ах, да! За границей нужна учтивость в отношениях с дамами, так завещал Берти Вустер. В русскоязычной среде эти качества мало помогают — и даже наоборот, наши женщины любят беспардонную инициативность — зато в среде цивилизованных иностранок учтивость в цене.