Гори жить (СИ) - "M.Akopov". Страница 38
Такой вот ахтунг и хенде хох устроен на подходах к Аконкагуа. О килиманждарской вольнице оставалось только вздыхать! Что я и делал, пока мы три часа шлепали до первого лагеря по невозможной пылюке.
Так и повелось. Добродушные ушастые портеры с мордами, украшенными изысканной вязью сыромятных ремешков и волокнистых веревочек, уносили нашу поклажу все дальше и дальше. Когда нам везло и мы заставали караван на отдыхе, я ликовал: появлялась возможность добыть немного чистых носков и трусов.
В палатках лагерных медпунктов любезные доктора выслушивали наше дыхание, проверяли количество кислорода в крови, мерили давление и пульс, всякий раз советуя нам не налегать на мате — или наоборот, налегать, но только в их присутствии. Мое полузнание испанского не позволяло понять слова врачей точнее.
Каждый день мы с Алексом делали акклиматизационные выходы в горы, и к 18.00 — времени вечернего осмотра — возвращались.
Я изнывал от скуки, проклиная и местные власти, и драконовские порядки, и чертов организм, нуждающийся в неторопливой адаптации; Алекс же — ничего, говорил, так и надо; говорил, молодцы аргентинцы, учись организовывать подъем на гору. И вообще учись как можно больше. Дескать, пригодится.
Этими назиданиями он доводил меня до белого каления. «За-че-е-ем??? — орал мне внутренний голос. — Зачем мне еще чему-то учиться?» Я смотрел внутрь себя с удовлетворением: как будто дело свое я знаю, бизнес организовал неплохо, фирма моя работает как швейцарские часы.
— Пока мы с тобой прохлаждаемся под небом Аргентины, — отвечал я Алексу с металлом в голосе, — дела идут, контора пишет, остаток на моем личном банковском счету растет как бамбук в сезон дождей.
Вместо того чтобы признать факт и согласиться, он подливал масла в огонь моего возмущения. Дескать, успешность твоего бизнеса наполовину случайна, повезло, в струю попал. Организовал ты его наверняка криво, и работает он не благодаря тебе, а вопреки — скорее всего.
Тут мне вспомнилось, что филиал, созданный Джо — пусть и по моим инструкциям — работает действительно лучше московского отделения. Кто знает, почему? Я ведь так и не удосужился побывать у него. Быть может, Джо действительно лучший организатор, чем я. А может, все дело в денежном изобилии тех краев.
Однажды Алекс сказал такое, что я заткнулся надолго, и до сих пор не могу понять, серьезно ли он говорил или шутил.
— Ты, — говорит, — почему не разуешь глаза и не посмотришь вперед? Ты же не знаешь будущего? А вдруг жизнь швырнет тебя в пучину испытаний? И, чтобы выжить, тебе понадобится новый свой мирок сконструировать. Хотя бы маленький — помнишь, в «Людях в черном» котик на шее носил брелок с галактикой внутри? Вот такой хотя бы. Я уж не говорю о чем-то большем. Ты — сможешь?
— А ты, — спрашиваю, — сможешь?
— Конечно! — говорит. — Кто, по-твоему, Голливуду эту вещицу для съемок подогнал?
Задумался я. Хорошо, пускай Алекс зарабатывает, создавая спецэффекты для кино — ну, там, миры всякие, укомплектованные зрелищным контентом, как минеральным, так и органическим. Или даже волновым. Честь ему и хвала, такое и впрямь не каждый сможет. Но я-то тут причем?
— Скажи, — попросил я его тут же, — если мне и в самом деле на роду написано сменить вид деятельности, то зачем ты меня в горы тягаешь? Нет, я понимаю, добра желаешь и все такое — но какая тут взаимосвязь? Как альпинизм связан с креативными способностями?
— Ничего тебе на роду не написано, — пожал он плечами. — Не захочешь — и хоть бутылки собирай да на бояру меняй до конца жизни. Выбор за тобой. Взаимосвязь же простая. Организацию восхождения — особенно самого сложного, одиночного — на экстремально труднодоступную вершину можно уподобить конструированию простенького живого организма. Или созданию минимально сбалансированного мира глубокой пещеры. Или еще чему-то столь же примитивному…
«Примитивному! — воспротивился мой внутренний голос. — Дорого бы я дал, чтобы сконструировать красивую как Белла и примитивную, как Алекс говорит, бабу, чтоб жить счастливо и не бояться, что она сбежит подобно Джули…»
— Однако, — продолжал мой наставник, — если ты научишься видеть сквозь камень глубину трещины, предугадывать погоду по шороху льдинок в воздухе, сообразовывать маршрут с массой взаимозависимых переменных факторов — значит, можно доверить тебе колонизацию какого-нибудь астероида. Если ты сумеешь мобилизовать все свои мыслительные возможности, физические способности и духовные силы — значит, у мироздания появляется основание перевести тебя на следующий этап существования. Качественно иной…
«Господи! — вскричал внутренний голос. — Заткни этот фонтан назиданий как можно скорее! Пошути, что ли… Алекса всегда раздражают твои шуточки».
Я улучил минуту и вставил своё.
— Понял, — говорю. — Ты — эйчар космического агентства и занят наймом астронавтов для отправки их в один конец к поясу астероидов! Тесла с манекеном — элемент рекламной кампании твоего предприятия!
— Майк, не будь идиотом! — возмутился Алекс. — Если тебе надоели горы — путь открыт на все четыре стороны.
Но в том-то и дело, что горы мне не надоели. А вот болтаться как жесть на ветру в штормах фондового рынка — кажется, начало надоедать. Если нет, то почему я поручил Белле то, что никогда не перепоручал никому…
* * *
Между тем, вершина Аконкагуа приближалась к нам, а мы к ней. Мы уже давно миновали зону высокогорной растительности и вошли в область вечного холода. Раз или два нам в спину дул крепкий — как было написано в метеосводках — ветер, и если б мы несли высокие рюкзаки, сказал Алекс, повалило б нас как кегли; мой же внутренний голос не искал никаких сравнений и просто вопил от ужаса. Но молча.
Чувство высоты — это я так говорю о симптомах высотной болезни — посетило меня, когда наши палатки расположились выше уровня облаков. Учащенное дыхание наблюдалось, но особенно не беспокоило. Настроение — и это самое странное — оставалось приподнятым. В штурмовом лагере на высоте 6000 метров я спал почти без кошмаров — в то время как на Эльбрусе едва не скончался от неверия в себя чуть ли не километром ниже.
Обилие стремящегося на макушку Аконкагуа народа вынудило нас выйти на штурм вершины намного раньше всех. Алекс знал, что на узкой тропе — там, где для удобства публики провешены веревки — сгрудятся ходоки, теряющие силы, но обретающие отвагу примерно к шести тысячам пятистам метрам. А ведь у каждого в руках персональный мешок с личным дерьмом. Страшно подумать, какую картину может принять драка за место на подъеме!
Вышли мы задолго до рассвета, чтоб восход солнца, по обыкновению, встретить на вершине. Все бы хорошо, но немалая часть пути проходит по сыпучему грунту довольно крутого склона. Нога на такой опоре едет, шаг получается коротким, перемещение — до обидного малым. Возникшая на россыпи одышка проходить никак не желала, и Алекс напомнил: считай шаги, заставляй себя дышать реже и глубже. Я заставлял — организм подчинялся.
Вершина Аконкагуа — хорошо утоптанная площадка. На ней неожиданно чисто, спасибо новому немецкому порядку — отметил я с удивлением. Неписаное и сложившееся, подозреваю, не без помощи чиновнической инициативы, правило заставляет восходителей складировать вещи на отметке 6800; а на самую вершину, на высоту 6981 метр, никто не тащит ничего лишнего.
Закончив подъем, мы уселись лицом на восток и расслабились, дожидаясь восхода. Душа молчала. Внутренний голос молчал. Разум озирался, силясь отыскать объект для самого скромного восхищения. И не находил!
Наконец светило засветило, показав на горизонтом свой край. Я ждал восторга, но вместо него на душе просто стало немного теплей. Совсем немного. Ради такого — стоило лететь через полмира и пешком подниматься на семикилометровую высоту?
— Картина, конечно, впечатляющая, но по сравнению с Килиманджаро — слабая. Да и тропическое солнце Африки ярче, — произнес я.
— Облаков маловато, — объяснил Алекс и поинтересовался: