Праведники - Борн Сэм. Страница 75

— Звонила Джейни. Она сказала, что полицейские стучались в каждую квартиру, разыскивая меня. Джейни оказалась дома и — вот умница — мгновенно сориентировалась. Она сказала, что действительно хорошо знает меня, но не видела уже дня три. И еще сообщила им, что не помнит номер моего мобильного. А как только они ушли, тут же позвонила и предупредила меня.

— Ты уверена, что полиция именно тебя считает главной подозреваемой?

— Господи, Уилл, а кого еще?! Джейни сказала, что это было написано у них на лбу. В конце концов, труп был обнаружен на пороге моей квартиры. Все говорит за то, что он вошел ко мне живым, а обратно уже не вернулся.

У Тиши на щеках выступил лихорадочный румянец.

— Что?

— Ничего… просто Джейни говорила, что они высказывали относительно меня всякие… странные гипотезы…

— Яснее можешь?

— Ну… они расспрашивали ее, не было ли у меня чего с Каладзе. Спали ли мы с ним, если по-простому. Не домогался ли он меня.

Уиллу все стало ясно. В лучшем случае полицейские решили, что Каладзе приставал к Тише и та, защищаясь, убила его. А убив, ужаснулась содеянному и скрылась с места преступления.

— Не думаю, что им потребуется много времени, чтобы найти тебя по мобильному, — проговорил он задумчиво.

— Ты уверен?

— Абсолютно.

— Ну, я, честно говоря, так и подумала. Поэтому выключила телефон. — Она продемонстрировала ему потухший экранчик.

Это был весьма разумный поступок. Уилл хоть и был новичком в криминальных журналистских расследованиях, но знал, что полиция способна отследить все передвижения по городу преступника, если у того включен мобильный телефон, а полиции известен его номер.

— Когда ты его последний раз включала?

— А ты не помнишь? У Мандельбаума, когда говорила с Джейни!

— Черт… Считай, что через пару часов они уже будут здесь. Интересно, старик тебя выдаст?

Тиша вновь бросила взгляд на Уилла:

— Не знаю. Откуда мне знать?

Наконец они приблизились к дому рабби Фрейлиха. Это был обычный дом, ничем не выделявшийся на фоне остальных: с облупившейся краской на входной двери, с чуть покосившимся крыльцом. Но Уилл обратил внимание в первую очередь не на это, а на надпись над входной дверью: «Мессия грядет».

Если бы они с Тишей были сейчас в студенческом общежитии, он бы нисколько не удивился, но они стояли перед домом взрослого человека, одного из предводителей нью-йоркских хасидов. Нет, ребяческой шалостью тут и не пахло. Здесь пахло чем-то другим…

Фанатизмом.

Тиша решительно постучалась, и почти сразу они уловили за дверью какое-то движение.

— Вер ис? Ви хайсту?

Идиш, догадался Уилл.

— Это Това Шайя Либерман, рабби. Саконо.

— Что? Что ты сказала?

— Я пришла сказать, что над всеми нами нависла опасность.

Дверь тут же открылась, и на пороге показался тот, с кем Уилл уже имел несчастье общаться, но лица которого до сих пор не видел. Фрейлих оказался крепким мужчиной среднего роста, с суровым властным лицом. У него была рыжая, аккуратно подстриженная бородка и дорогие, в тонкой оправе очки. Он чем-то походил на управляющего небольшой компанией. Увидев Уилла, он тотчас узнал его и поначалу опешил. Однако тут же взял себя в руки и глухо произнес:

— Входите.

Они вновь оказались на кухне, где было много книг. Впрочем, комната была гораздо просторнее, чем у Мандельбаума, и выглядела уютнее. Уиллу сразу бросились в глаза несколько номеров «Нью-Йорк таймс», «Атлантик мансли» и «Нью рипаблик». Были здесь и подшивки газет на иврите.

— Рабби, полагаю, вы уже знакомы с Уиллом Монро.

— Да, мы встречались.

— Представляю себе, как вы удивились, увидев меня посреди ночи на пороге вашего дома… После стольких лет… Клянусь, еще неделю назад я и не собиралась возвращаться сюда. И ни за что не стала бы вас беспокоить, если бы не Уилл. Он мой хороший друг. У него похитили жену, и он обратился ко мне за помощью. Мы с Уиллом давно знакомы. К слову, он еще вчера не подозревал о том, где я родилась и выросла… — Тиша сделала короткую паузу, собираясь с мыслями. — Похоже, теперь мы догадываемся, что происходит. Мы потратили немало времени и сил на то, чтобы понять это.

Рабби Фрейлих спокойно слушал, не делая попыток прервать Тишу.

— Погибают лучшие из нас. Сначала Говард Макрей из Браунсвилла, потом Пэт Бакстер из Монтаны, затем Самак Сангсук из Бангкока и, наконец, этот британский министр… Кертис. Кто-то ведет охоту на праведников, не так ли, рабби? Кто-то убивает цадиков…

— Боюсь, что так, Това Шайя. Боюсь, что так.

Уилл не ожидал от него такого ответа. Откровенно говоря, он думал, что рабби начнет юлить и выкручиваться, одновременно пытаясь вытянуть из него и Тиши все, что им известно. А он…

Его вдруг поразила страшная мысль. А что, если рабби понял, что Уилл и Тиша действительно раскрыли заговор, и теперь ему ничего другого не остается, кроме как заставить их замолчать? Навечно… Дьявол, они сами позволили заманить себя в эту ловушку! Ему даже не потребовалось призывать на помощь человека в бейсболке, убившего Каху Каладзе. Уилл и Тиша сами сделали за него всю работу! Господи, ну почему, почему они такие наивные? Неужели им трудно было подумать об этом заранее?..

— Это заговор… — проговорил рабби, и Уилл невольно вздрогнул. — Заговор с целью устранения тридцати шести избранных. Отчего-то он начал осуществляться именно в эти дни, в декаду Покаяния — самое священное время в году. Первые убийства были совершены во время рош хашана, и воистину это было только начало. Те, кто стоит за этими преступлениями, решили, что именно в эти дни место убитого праведника не сразу займет новорожденный. Может быть, им удалось отыскать что-то такое в наших священных книгах. Я не знаю. Возможно, действительно есть некий период безвременья, между Новым годом, когда имена всех людей заносятся в Книгу жизни, и Днем всепрощения, когда эти записи приобретают законченный вид. Возможно, в декаду Покаяния мир наиболее уязвим. Кто бы ни стоял за этими убийствами, но они все точно рассчитали и хотят закончить свое черное дело до захода солнца завтрашнего дня, когда завершится Йом Кипур. — Он как-то очень пристально посмотрел на Тишу. — Честно говоря, не думал, что тебе удастся во всем этом разобраться, Това Шайя. Впрочем, ты всегда была одаренной девочкой. А вы… — он повернулся к Уиллу. — Я отдаю должное вашей настойчивости и упорству.

«Пошел ты…» — подумал Уилл.

— Мы сами разобрались во всем только несколько дней назад. С тех пор я молюсь за этот мир, и сердце мое замирает от ужаса при мысли о том, что с ним может случиться. Кто-то посмеется над нами, сказав, что мы испугались сказок. Но сказки, которые восходят к временам Авраама, нашего прародителя, перестают быть просто сказками. Сказки, насчитывающие тысячи лет, заслуживают того, чтобы к ним относились серьезно. Те, кто убивает праведников, хотят проверить: сбудется ли древнее пророчество? Если нет, все мы вздохнем с облегчением. А если сбудется?

Рабби нервно барабанил костяшками пальцев по столу.

«В тебе умер настоящий актер…»

— Вот вы все говорите «те, кто», — проговорил Уилл, хмуро глядя в лицо рыжебородого Фрейлиха. — А почему бы вам не набраться смелости и хоть раз не сказать «я»?

— Не понимаю…

— Прекрасно понимаете, рабби Фрейлих! Отличнейшим образом понимаете! Кого нам подозревать в совершении этих убийств, в реализации этого заговора? Посоветуйте! Мне вот кажется, что наилучшими кандидатами на эту роль будете вы сами и ваши последователи! — Уилл понял, что употребил не то слово. Фрейлих не был великим ребе, и у него не могло быть последователей. Он решил тут же поправиться: — Точнее, ваши подручные! Ведь вы сами фактически признались в причастности к убийству Самака Сангсука. — Под левым глазом рабби дрогнула жилка. — И мне известно, что вы удерживаете у себя мою жену. Правда, я так и не могу пока понять, какое она имеет ко всему этому отношение. Может быть, мне наконец кто-нибудь это объяснит? — Уилл повысил голос, уже не в силах сдерживаться. — Поставьте себя на мое место. Единственный человек, который, по моему мнению, способен затеять и претворить в жизнь весь этот заговор, — это вы, уважаемый рабби! Вы!