Тень города (СИ) - Уткин Андрей. Страница 28

Так что фонарик нужен определённо точно. Когда Серый будет убегать, ему нужно посмотреть, нет ли внутри пещеры развилки. То есть, если при помощи фонаря Сергей узнает, что пещера образована оттого, что под землёй полз какой-то червь, то понятно и ежу, что червь не полз по кругу, а потом в результате не исчез (не испарился, как и Серёгин портфель), а пополз куда-то дальше. И понятно, что проделанные этим червяком пещеры не ходят одними сплошными кольцами. Об этом (о таком же) можно судить по лесным тропам, которые тоже не ходят бессмысленными кольцами, будто кто-то в лесу устраивал соревнования по бегу, но, поскольку боялся волков с медведями, то занимался беготнёй по строго означенному кольцу; импровизированному стадиону с гаревыми дорожками.

3

То есть, по кольцу Серёга явно не шёл. Об этом он мог судить по приближающемуся свету в конце тоннеля.

— Ну наконец-то, — обрадовался Серый. — Может, хоть там воды найду. А то, пока добрёл, аж в горле пересохло.

Он конечно помнил поговорку о том, что свет в конце тоннеля может оказаться унитазом, поэтому на особый оптимизм не настраивался, но… Что-то же надо было прокричать вместо дурацкого (устаревшего) «ура»? Не идти же молча, как глухонемой. Тем более, что идти Свинцову предстояло ещё о-го-го сколько: пещера тянулась как струна, ровно, словно под линейку и маленькая «мерцающая звёздочка» была видна в самом её конце, но Серый всё-таки добрёл. Конечно, он мог бы и побежать, так будет наполовину быстрее, но, от многочасовой ходьбы, силёнок в нём уже совсем не осталось. Или, как это называется? Вторые-третьи сутки лечебного голодания, когда «пациент» впадает в настоящую немоготу. Видимо, Сергей всё это время шёл. Он точно не знал, так как часов у него не было… Вернее, были на сотовом телефоне, на котором кончилась батарейка… То есть Свинцов не засекал время, сколько он шёл. Даже, если он действительно выйдет из этой пещеры и найдёт подзарядку для своей батареи, то всё равно: он не запомнил дату, которого числа пошёл на кладбище, как и всякий «преступник», которого тянет на место совершённого преступления; не помнит, какого точно числа решил выкопать свой портфель.

«Звёздочка» постепенно в своих размерах увеличивалась, приобретая масштабы целостной «планеты», поэтому идти Свинцову становилось всё веселее и веселее — он уже ясно осознавал, что там, в конце, не фонарик валяется, утерянный таким же «блуждальщиком», которому надоело идти и он бросил свой фонарь, да закопался в «скважину» поглубже. «То есть, — решил про себя Серёга, подневольно подумавший об утерянном фонаре, издалека кажущемся какой-то небесной звёздочкой, — это я и был. А сейчас, поскольку превратился в призрака, то вынужден бесконечно проходить этот отрезок пути, ведущий до потерянной мной светящейся лампочки, всё заново и заново. И, поскольку я не запоминаю пройденные мной дубли-повторения, то сейчас до этой лампочки (до фонарика, который я утерял) дойду и там навсегда сгину. И, наверно, батарейка моего фонарика издохнет одновременно с тем, как я сгину. Только я должен дойти, чтобы уточнить, когда именно: перед тем, как дойду или сразу после «прогиба»? То есть, после того как сгину».

Но сгинуть ему не получилось. Он нормально дошёл и вышел из пещеры, потом спускался по косогору, боясь запачкаться о череду, наверняка растущую на кустах, которыми усеян косогор. Хоть Серый и помнил, что череда — это паразит, который цветёт строго вокруг тропок, но, раз Серый вышел из пещеры, то был уверен, что это и есть одна общая тропка. Ведь сколько до него человек входили в эту пещеру или выходили из неё?…

Снаружи, когда он вышел из пещеры и в глаза ему ударил резкий свет, так, словно он увидел его впервые, а не долго подходил к выходу, был туман. Да такой сильный, что, если протянуть вперёд руку, то можно наверно не увидеть собственных пальцев. То есть Серёга не имел даже представления о том, что будет там ниже, куда он спускается. Поэтому спускался крайне осторожно, чтобы не поскользнуться, не покатиться вниз и не кувыркнуться с какого-нибудь скалистого обрыва. А то — лучше бы он не выходил из пещеры. Лучше бы пропал там: смерть более спокойная, чем разбить голову о камни, просыпавшиеся при обвале и лежать-мучиться, потому что Серый не знал, как быстро умирает самоубийца, сиганувший из окна высотки. Может, какое-то время он лежит ещё и бьётся в агонии?

Свинцов не ошибся в своих предположениях, это действительно была гора. Как он смог в этом убедиться, когда спустился ниже и подлез под типичную шапку тумана, окутывающую горные верхушки. Потому что, когда он смог видеть, что скрывается за завесой тумана, то перед ним простирались красоты. Такие сильные красоты, которые его пугали. Там дальше шли сплошные горные хребты, через которые Серый никогда не проберётся, так что можно было вернуться назад, в пещеру, но он не был уверен, что у него хватит сил ползти в гору. А останавливаться и «зависнуть» в недоумении ему тоже не хотелось. Поэтому Серёга не останавливался, а спускался всё дальше и дальше.

Спускаться с горы легко, поэтому Серёга невольно погрузился в раздумья. Точнее говоря, в меланхолию на тему, как ему преодолеть все эти хребты (не спустится ли волшебник в голубом вертолёте, подарит эскимо, сбросив его в качестве гуманитарной помощи и полетит дальше) и, сам не заметил как, вошёл в лес. А, когда заметил, то должен был удивиться, откуда здесь взялись деревья, ведь в то время как кончился туман, он не помнил, что ниже по склону была видна лесная чаща. Но Свинцову сейчас неохота было о чём-либо вспоминать, поэтому в лес он вошёл, как само собой разумеющееся. Тем более, что лес тоже с горы спускался, а не рос на равнине так, чтобы было неудобно взобраться на верхушку дерева и узнать, близко ли цивилизация.

— Эй, пацан, — раздался позади Серёги чей-то голос, — куда чешешь?

Серёга собрался было не поворачивать и проигнорировать того, кто его позвал (так глубоко задумался, что казалось, будто бы давно на всё плевать), но что-то заставило его остановиться. Дело в том, что он посмотрел себе под ноги и увидел медвежий капкан. Он чуть не ступил в него. Это заставило Серого оглянуться и увидеть какого-то бомжа в лохмотьях. Чем-то внешне напоминающего собой серого волка — такого же худосочного и беспричинно сердитого.

— Чё надо? — промычал Серый, хоть и догадывался: надо высвободиться из капкана, иначе этот бомж не сумеет проверить у него карманы на предмет мелочи на бутылку или сотового телефона.

— Да просто, — пожал тот плечами, — поздороваться хотел.

Бомж тут же сделал такое лицо, как будто и в мыслях не держал ничего коварного. Наоборот, очень рад, что просидел в своём капкане несколько суток, а за всё это время ни единой живой души, и вот, наконец-то, увидел хоть какого-то человечка. Ничего, что человечек похож на пугливого зайца, и понятно, что не поднесёт стопочку. Но всё равно, хоть какая-то радость — поздороваться.

— А ты откуда, из пещеры той вышел? — кивнул Серёга в сторону горной верхушки.

— И ты чё, тоже оттуда сейчас спускаешься? — усмехнулся бродяга.

— А что смешного.

— Да я вот думаю, какой урод здесь капканов наставил…

— То есть, ты думаешь, что перед этим я уже спускался, наставил капканы, а потом у меня отключилась память и я поднялся назад, да? А теперь спускаюсь и ничего не помню. И не могу ответить, чтобы поддакнуть, мол наставил их именно я и никто другой. Об этом, да?

— Да ладно, не ёрничай…

— Или ты намекаешь на то, что я должен помочь тебе высвободиться, — не останавливался Серёга.

— Ты вообще знаешь, кто я такой?

— Не-а.

— Это ты меня видел с моими ребятами. Это я гробы загружал в фуру.

— Вот здорово, — сменился Серёгин сарказм на дружелюбие, — а как до туда добраться?

— Ну так же, через пещеру. Странные ты вопросы задаёшь, пацан.

— А обойти — никак?

— В общем, шёл бы ты отсюда.

— А как ты из этой ловушки высвободишься?