Второй прыжок с кульбитом и пистолетом (СИ) - Сербский Владимир. Страница 28

— Волейбол ты вроде забросила…

— Папа меня на самооборону натаскивает постоянно. Говорит, советская девушка должна уметь защитить себя и Родину.

— Правильно говорит твой папа, — согласился я с определенным удивлением. — Мама Веры также считает.

— И еще грудные мышцы по схеме качаю, — она опустила взгляд. — Ноги тоже.

— Зачем? — поразился я. — У тебя отличные формы!

— Сегодня хорошо, а завтра будет лучше. Между нами, ладно? — Анюта оглянулась, хотя вокруг никого не было. — Занятия с отягощениями не только Верке годятся! Я себе из инета классный комплекс на телефон скинула. А что? Турник и гантели дома есть, качаюсь весь день, в перерывах между учебниками.

— И какие успехи? — я продолжал пребывать в ступоре. — Аутотренинг применяешь?

— А что, разве не видно? Ноги заметно округлились, раньше в бедрах слишком худые были.

— Так и бюст раньше не хилый был, но вижу, что-то изменилось… — пробормотал себе под нос. — Или это купальник такой?

Купальный костюм девушка выбрала смелый. Для моего времени дерзкий, а для 1971 года просто вызывающий. От городского пляжа с таким нарядом сам бог отвел — все ковбои сбежались бы поглазеть на эти крохотные тряпочки под названием «купальник». Хитрая декорация в бело-синих цветах, которая больше показывает, чем прикрывает.

Присев рядом на колени, девчонка достала из дамской сумочки телефон.

— Смотрите, Антон Михалыч. Вот фото до занятий, а вот — после.

Последнее время Анюту я лицезрею часто и в разных видах, однако сейчас оторопел:

— Кому ты дозволила снимать себя без одежды?!

— Ну вы как маленький, Антон Михалыч, — удивилась она. — Никому не позволила, у меня палка для селфи имеется!

Глава двадцать вторая, в которой говорится о вкусной и здоровой пище

— А что это за телефон? — спохватился я. — Кто разрешил?!

— Сам дядя Коля Уваров выбирал! — отбрила меня Аня. — Восьмой «Самсунг» — классный девайс.

— А у Веры тоже есть мобила? — осторожно предположил я очевиднуювещь, заранее догадываясь об ответе.

— Верка «Айфон» себе захотела.

— Тоже хороший?

Анюта пренебрежительно поджала губы.

— Она думает, так модно.

— «Яблоко» вроде в тренде, — я вспомнил, что внучка Маруся пользует исключительно этот бренд.

— А Ленка сказала — понты галимые для мажоров. У «Самсунга» и камера круче, и экран лучше.

Легким движением пальца закрыв приложение с изображениями и видео, девчонка поднесла аппарат к уху

— Верусь, приветики! Анюта на проводе. Какие делищи? Ничего? Тоже нормально. Учебники учишь? И не говори, мать, тоска смертная. Как я тебя понимаю… Надоели эти уроки хуже пареной репы. Когда они уже кончатся? Да что ты говоришь? Я тоже от скуки изнываю. Не, не дома. В Гаграх. Море теплое, галька горячая, песочек мокрый… И дикий пляж совсем без людей. Ужас! Что не понимаешь? Глобус Абхазии покрути. Магнолии, кедры, олеандры, и ни одной березки, прикинь? А чего странного? Час делов, если на самолете. Вот поскучаю немного, и вечерней лошадью обратно. Как с кем? С мужчиной, конечно. Цветы уже завяли, но он новые купит. Кстати, мать, я у Антона в шкафу твой новый купальник в запаре позаимствовала. Со своим перепутала, прости, золотце. Голубенький, что дядя Коля Уваров нам советовал, помнишь? Ну как это испорчу? Что я, без понятия? Не парься. Уже натянула, нормуль. Крепко сидит, и в воде не порвался. Да ладно! В конце концов, мой заберешь. И никакая я не лошадь! Как говорит мой мужчина — грациозная лань. Так что звиняйте, тетка, не угадали. Кушай чаще, подгоняй себя под обновку. Давай-давай, до свидания. Не грусти, малыш, увидимся. Чмоки-чмоки.

Анюта улыбнулась с чувством глубокого удовлетворения. Такое выражение лица характерно для кошки, которая напрудила лужу в тапок провинившейся хозяйки.

— Нюся, солнышко златовласое, — я, наконец, опомнился. — И дядя Коля Уваров разрешил тебе сюда с телефоном?

— Ой, ну что я, дура, чтобы всем показывать? — уходя от прямого ответа, Анюта надула губы. — Он у меня в надежном месте лежит — в сумочке и без звука. Кто, скажите, туда полезет? А ночью, когда музыку слушаю, под подушкой прячу.

В подтверждение своих слов она упрятала телефон в надежное место. Застегнув змейку сумки, гибкой ивой подхватилась.

— Мы сюда лежать пришли, или где? — в два укуса прикончив мой недоеденный бутерброд она умчалась в море.

А я разлегся под зонтом, и прикрыл глаза — день выдался какой-то суматошный. Вздремнуть не вздремнул, зато всхрапнул да присвистнул.

Разбудили меня соленые брызги и голос Анюты:

— Антон Михалыч, можно вопрос?

Она улеглась рядом — уместилась не вся. Значительная часть ног осталась вне полотенца. Повернула голову

— Я понимаю, дело деликатное, но могу спросить о своем папе?

— Аня, это в самом деле деликатная тема, — я провел рукой по мокрой спине девушки. — Во-первых, известная нам биография и его нынешняя жизнь могут не совпасть. Твоя жизнь теперь точно будет другой, потому что лавры скрипачки, в третьем ряду симфонического оркестра, тебя не прельщают.

— Однозначно! — воскликнула она интонацией Жириновского. — Совсем не прельщают.

— А если ты папе проболтаешься? Николай Сергеич пытается вычислить и понять нестыковки в связи с моим появлением здесь, но очень мало времени прошло. Круги по воде еще идут, и материала для анализа мало.

— Я не проболтаюсь! — она перекрестилась. — Ей богу.

— А ты знаешь, чем папа занимается? — нахмурился я.

— В армии служит. Он подполковник, военный разведчик, — от удовольствия Аня прикрыла глаза — поглаживание по спинке не только кошкам нравиться. — Но это секрет!

— Твой секретный папа постоянно мотается по командировкам, — усмехнулся я. — Весной, насколько помню по нашей истории, так и в госпиталь попал.

— Ага, руку сильно порезал, — согласилась она. — Мама плакала целый день, когда оттуда вернулась. А меня только через неделю в палату пустили. Его друзья мне африканскую маску подарили! — Анюта скорчила зверскую рожицу. — Страшная, ужас.

— Летом следующего года твой папа опять попадет домой через госпиталь. На этот раз серьезно. По излечению его переведут в Учебный Центр, где он дослужится до генерала. А потом начнется перестройка, и папу выпихнут на пенсию. Дачным цветоводом он не станет — уедет на Кубу, помогать товарищам в кубинском Учебном Центре. У твоего папы за долгую службу накопилось много боевых товарищей…

— А мама?

— Мама, как та декабристка, поедет за ним. Ей там дело тоже найдется, музыку преподавать. Скрипка, слава богу, и на Кубе скрипка. Искусство — универсальный язык.

— А потом?

— Домой твои родители уже не вернутся. Похоронят их на небольшом кладбище для военных, — я задумался, вспоминая. — Случится это в 1999 году. Сначала мама, потом папа. Ты на похороны не попадешь, из Киева очень долго лететь. Далеко и дорого.

— Господи, лучше вы этого не говорили… — прошептала девчонка. — Теперь буду постоянно думать, как им помочь.

— Не вижу повода для грусти, — я поднялся. — Время есть. И еще у тебя есть я, а у нас всех есть аналитик дядя Коля. Со всеми проблемами разберемся по мере их поступления. Вот тебе моя рука, пошли купаться?

Купанье Анюту не развеселило. Слезы смывало ласковое море, и на берегу она отвернулась, делая вид, что загорает стоя. Напившись воды, я с бутылкой в руках подошел к девчонке. Пригляделся, насторожился:

— А что за корм ты жуешь, лань моя трепетная?

— Ой, извините, Антон Михалыч! Когда нервничаю, всегда так кушать хочется. Прямо жор нападет. Будете? — она протянула мне румяный пирожок.

— С абрикосами? — догадался я. Кто-то недавно обещал мне целый тазик этого лакомства. — Мечешь мои пирожки из моего тазика? И где он?

— Мама с утра пораньше напекла целую гору, на гостинцы в деревню. И мне немного отсыпала. А мне нельзя, я на спортивной диете! — она подняла виноватый взгляд. — Вот вам и решила презентовать.