Святой Грааль (СИ) - Орлов Борис Львович. Страница 25

Но Берька и Манька не согласились с этой программой. Машенька ухватила меня за руку и потащила в Малый тронный зал, а Беринька скомандовала двум своим дамам и Эмили де Клю, в просторечии — Эм, тащить туда же гонца. Когда же за нами двинулись бойцы Взвода Охраняющих Жизнь Дорогого И Всеми Любимого Повелителя, Беренгария негромко, но очень твёрдо заявила, что сейчас будет обсуждаться Дело Огромной Государственной Важности, а потому присутствие большого числа посторонних крайне нежелательно. Так что с нами прошли только Джон, хромающий Биль и юный Эрид — сын одной из сестёр Джона. Этот малец обещал в будущем перегнать дядюшек по росту, и уже сейчас предпочитал в качестве оружия тяжеленную двуручную секиру…

Когда за вышедшими прочь придворными захлопнулась дверь, юноша снова попытался встать на колени, и я заметил, что из-под камзола у него выглядывает окровавленная тряпка.

— Садитесь, юноша, не церемоньтесь. Что это у вас?

Юнец краснеет:

— Пустяковая рана, ваше величество. За мной гнались…

Да что там, в команде "бабушки" Алианоры, стряслось, что пажи принца Джона с боями прорываться должны? Передрались друг с дружкой на почве острого припадка шизофрении? Французский король войной на них пошёл? Германский император? И который из двух?..

"Матушка" тем временем протягивает мне письмо. Я разворачиваю свиток… НИ ФИГА СЕ!!!

— Ну, и что твой господин велел тебе передать мне на словах, мой отважный гонец?

— Ваше величество! Мой господин, принц Джон, сообщает, что общая численность враждебных вам войск уже составила пятьдесят тысяч воинов. И ещё должны подойти восемнадцать тысяч. Из них двадцать пять тысяч семьсот тридцать конных. Эд Маршадье бросил клич по всем местам, где только есть наемные клинки…

— Так, достаточно. Джон, прикажи, чтобы мальчику принесли вина… И пожевать там чего, на твой вкус. Да, ещё: вызови Айболита, чтобы его раны осмотрел… Мама, я всё понял. Пойдём-ка, пошепчемся…

— … Ну, и что скажешь? Ты ему веришь?.. С чего бы это вдруг он воспылал ко мне такой любовью по переписке?

Беренгария вздохнула:

— Не знаю… Но, видите ли, Робер… Надеюсь, что Вам и дальше удастся избежать участи большинства правителей, но Джона она не миновала…

— В смысле?

— Вокруг любого монарха всегда много искренних последователей и откровенных лизоблюдов, наглых прихлебателей и честных соратников, восторженных почитателей и расчетливых сторонников… Мы вообще всегда окружены множеством людей, которые делают то, что мы им приказываем, и говорят то, что мы хотим услышать, но… "у королей не бывает друзей". Почти никогда. А у бывших или неудавшихся королей — уж точно… Друзей вообще можно искать только среди равных. Но из тех, кто окружает сейчас Джона…

Чего-то она вообще вся в пессимизме. Опять что ли на меня обиделась за что-то? Ну да ладно, с этим потом разберусь, сейчас главное — понять, что из себя представляет дядя Ваня…

— Слушай, ведь ты же его хорошо знаешь, так? Вот и попробуй определить: это он просто от отчаяния такое накалякал, или всё обдумал и, наконец, решился?

Беренгария пожала плечами:

— Вы ошибаетесь, я его почти не знаю. Только по рассказам других, далеко не всегда к нему благожелательных — Альенор, Ричарда и прочих… Но я очень хорошо знаю его родную сестру Джоанну, и мне всегда казалось, что у них много общего… Так что, если я не ошибаюсь в своих предположениях, скорее всего он написал правду… Знаете, он ведь не такой уж плохой человек, как могло вам показаться по приезде в Англию. Скорее даже наоборот — хороший. Просто очень мягок сердцем. Умён, хитёр, даже изворотлив, но — мягок. Потому и не удержал на голове королевский венец…

— Мягок, говоришь? А чего ж он в Скарборо о своей мягкости не вспомнил?

Беря усмехнулась:

— Вы ведь тоже совсем не злой, мой добрый Робер…

— Злой, Берька, злой. Плохой и злой, словно бешеная собака…

— Не наговаривайте на себя… Но даже такой добрый государь как вы очень сильно рассердится, если вдруг кто-нибудь попробует отобрать у него трон и корону, не правда ли?

Мне оставалось только кивнуть. Всё верно: там под Скарборо войска принца Джона действовали разумно и, кстати, без особой жестокости. Да и из Лондона он без боя отступил… Только вот этих данных крайне мало для принятия решения. Хоть какого-нибудь… У кого бы про Джона-то побольше узнать? У кого?..

Стоп! Тестюшка мой синешалый, благородный Ральф Мурдах!.. Он же, вроде как, с Джоном вась-вась был, нет?

… Тестя я нашел занятым очень нужным и важным делом: он ругался с евреями. Насмерть. Местным матом, но с добавлением тех словечек, которых он нахватался у меня.

— Кровь Христова! Ах вы, содмиты обрезанные! — орал Ральф Мурдах, размахивая каким-то пергаментом. — Надо же: солдатские харчи — пять пенсов в день, mat" vashu! Надо же! А efreitor, по-вашему, на целых семь пенсов наедает, так значит, kozly dranye?! Ох, погром по вам плачет!.. Ohrenet"! Вот эти вот две марки за что?! Молчать, я вас спрашиваю!..

Четверо евреев с уныло висящими носами оправдывались:

— Сами же велели: ветчину и вино в солдатский паек, а теперь мы, таки kozly? Как можно паёк простого солдата равнять с таким уважаемым человеком, как efreitor? Ви, таки, поясните, как вам хочется, таки мы поймём…

— Ветчина — это понятно! — громыхал тесть. — А рыба? Мерлан — рыба, я не ошибаюсь? И потом: если выпивать в день кварту вина — солдат воевать не сможет!

— Таки не всем нравится ваша свинина, а вот рыбка-фиш — очень хорошо. Его величество говорил, что для мозгов полезно…

— А ещё его величество говорит, что для мозгов, да и для прочих частей тела очень полезно не задирать цены да небес при военных поставках. Не слыхали такой рекомендации?

Маленький Джон хохотнул, от чего носы у евреев повисли еще печальнее. Я же, не теряя времени, взял тестя в оборот:

— Слушайте, папа. Вы сколько им дадите? За всё? Чохом. В смысле денег, а не сроков на галерах…

Великий сенешаль задумался, пожевал губами и сообщил:

— За всё? Сто шестьдесят марок серебром.

— А вы, — повернулся я к евреям, — сколько хотели?

Евреи быстро зашептались, но я прервал их "теплую беседу":

— Вы сколько там в пергаменте своем записали?

— Триста восемьдесят марок, ваше величество… Но мы могли бы…

— Так… Триста восемьдесят плюс сто шестьдесят будет пятьсот сорок марок. Это примерно втрое больше, чем стоит на самом деле. Значит, получается сто восемьдесят марок. Вот столько вы и получите. Вопросы? Послушайте, папа, вы мне очень нужны…

Вопросов, разумеется, не было. Евреи откланялись и быстро ушли, причем на лицах их я не заметил выражения отчаяния. Надо полагать, они остались довольны результатами торга, так что я, похоже, опять купился… Но, к делу…

— Слушайте, тестюшка, а как вам принц Джон? Как человек, я имею в виду…

Великий Сенешаль Англии задумался, но ненадолго. Следующие минут пять я слушал патетическую филиппику на тему: "Принц Джон — скотина, сволочь, негодяй и разбойник! Смерть ему!"

Когда тесть начал выдыхаться и повторяться, я решил, что первую серию пора заканчивать.

— Слушай, сенешаль. Что ж ты так своего бывшего друга и благодетеля костеришь? Кем же мне тебя тогда считать прикажешь, если ты с таким ублюдком в одной команде был, а?

Ральф Мурдах смутился, замолчал. Теперь пауза была довольно долгой…

— Вот что, царственный зять мой, — произнёс наконец синешалый тесть с таким видом, словно собирался броситься с гранатой под вражеский танк. — Я скажу тебе… Я скажу тебе правду, даже если она и будет тебе неприятна.

Он облизнул губы и…

— Принц Джон, он… он, конечно, сейчас — враг нам. Но только я руку готов дать на отсечение: не хотел он этой войны! Он вообще войн не любит, не то, что твой отец Ричард. Джон, он… — Ральф Мурдах затеребил усы, пытаясь подобрать правильные слова. — Он, понимаешь, добрый. Вот странно: ты, ведь, если задуматься, чем-то на него похож, да ещё как бы и не сильнее, чем на Ричарда. Ты вот, тоже, кровь зря лить не любишь, о простолюдинах заботишься, евреев приветил, храмовников… Так и он… Думаешь, зря его дед твой, Великий Генрих, в Ирландию отправил? Знаешь ведь, каковы ирландцы — дикие, свирепые, обидчивые… А уж подраться…