За тенью дракона (СИ) - Бабакин Валентин. Страница 33

— Жив еще? — спросил одноглазый. — Бери. Я тебе пожрать принес.

Пред Тайлугом на пол легла деревянная миска с хлебной лепешкой и куском жареного мяса. Забытый аппетитный запах хорошей свежей еды пронзил ноздри.

— Ешь, — приказным голосом произнес одноглазый.

Тайлуг протянул руку и тут же отдернул назад.

«Отравить решили», — мелькнула нехорошая мысль.

— Ты чего? — удивленно поднял густые брови одноглазый. — Не голоден? Или отвык от хорошей еды?

— С чего бы такие блага? — с подозрением в голосе спросил Тайлуг. — Решили отправить меня в Дхор, наградив удовольствием вкусить приятные яства?

— Ээээ… Так ты полагаешь, что я тебя отравить вознамерился? — спросил одноглазый после короткой паузы. Смерти боишься? А в народе говорят, что ты бесстрашен, и смерть боится тебя. Чему мне теперь верить?

— Чему хочешь тому и верь. Я не боюсь смерти, ибо смерть это новое рождение для праведных. Но я не желаю уйти из Эгириса, не отомстив подлым мерзавцам.

— Кому ты желаешь отомстить?

— Будто ты не знаешь. А если не знаешь, то спроси того, кто послал тебя с ядом ко мне.

— С ядом? — одноглазый усмехнулся. — Вот так всегда. Желаешь сделать доброе дело, а тебя обвинят во зле. Уж такова жизнь. Но смотри же, если не веришь мне.

С этими словами он отломил кусок лепешки и отправил себе в рот, с насмешкой глядя на Тайлуга. Затем прихватил кусок мяса.

— Эй, хватит, — Тайлуг протянул руку, жадно подаваясь вперед. — Ты так все сожрешь. Давай сюда.

— Еще чего, — одноглазый ощерился сквозь густую бороду. — А где благодарное слово?

— Кто ты такой? — настороженно спросил Тайлуг и жадно впился зубами в мясо.

— Не узнаешь меня? — невесело усмехнулся незнакомец. — Время меняет нас. Я уже стар, да и острая сталь изменила до неузнаваемости мой лик. Я Дзен. Бывший командир третьей хуги седьмого хугатона Тигр. Я бился вместе с тобою против зергов в долине реки Хель.

— Дзен? — Тайлуг недоверчиво посмотрел на сгорбленного старого человека. В нем ничего не осталось от облика того доблестного гетальпа, ведущего за собой бойцов в битву. — Дзен? Это ты? Я помню этот день! Я помню ту мою первую битву, будто это было вчера! Но, что произошло? Почему ты здесь в этих стенах?

— Долго рассказывать, — печально улыбнулся Дзен. — Жизнь коварная штука. Я был воином. Теперь я твой тюремщик.

— Мой тюремщик? А где прежний тюремщик? Где этот шакал?

— Кто-то прирезал его, — ухмыльнулся Дзен. — Теперь я буду присматривать за тобой. Помню тебя, как доблестного воина. Но как ты мог стать изменником?

— Я не изменник, — возразил Тайлуг.

— Все преступники отрицают свою вину, — уверенно произнес Дзен. — Человек существо непостоянное. Зачастую его деяния во многом зависят от жизненных обстоятельств. Вчера он был герой, а завтра становится преступником. Такова жизнь.

— Я не преступник, — мотнул головой Тайлуг.

— Понимаю, — кивнул Дзен. — Порой человек сам не желает себе признаваться в том, что совершил. Так ему удобнее. Ты преступник, но я помню твою доблесть воина и сделаю все, чтобы твои последние дни были не столь мрачны. В лучшую камеру я тебя не переведу. Сюда тебя определил Та-Зам. Так, что придется тебе здесь коротать свое последнее время. Но кормить хорошо и свежую воду тебе буду давать, дабы ты на своих ногах смог пройти свой последний путь.

Спасибо и на том, — произнес Тайлуг, проглатывая последний кусок лепешки. — Ты заходи почаще. Мне будет с кем скоротать время до моего последнего дня.

— До встречи, кронгетальп, — с этими словами Дзен развернулся и, прихрамывая на левую ногу, направился к выходу.

Глава 15 НЕЗНАКОМЕЦ

Ночь прошла спокойно. Наутро Зерон вновь вскарабкался на хорта и направил его через перелесок. Деревья были редки. Хорт без особого труда продвигался меж ними, иногда подминая собою небольшую молодую поросль. От взрослого хорта не отставал детеныш. За перелеском вновь раскинулась широкая степная равнина. За нею вдали просматривались холмы, покрытые сплошными лесами. На равнине ветер колыхал пожухлую траву. На этот раз вдоль пути не встречалось никакой живности. Разве, что редкие пишачи кружили в небе в поисках мертвечины.

К полудню равнина осталась позади, и хорт вынес Зерона на взгорок, откуда открылся вид на гряду невысоких скал. Возле них низко кружили два пишача Искатели мертвечины, по всему видать присмотрели добычу. Но в этой добыче еще теплилась жизнь, иначе жадные твари уже не преминули бы вцепиться в мертвое мясо.

Падальщики продолжали кружить, явно выжидая, когда живое существо испустит дух. Меж тем хорты остановились. Они оба вытягивали хоботы в сторону того места, над коим суетились падальщики, и бестолково топтались, не желая идти дальше. Что могло встревожить хортов, не замечающих на своем пути даже пещерных львов?

Зерон вытянул шею, пытаясь разглядеть источник беспокойства могучих животных, но за высокой травой не видел ничего. Его разобрало любопытство. Пренебрегая опасностью, он решил взглянуть, что там скрывается в траве, соскользнул со спины хорта и, пройдя пару десятков шагов, увидел то, что привлекало пишачей. Это был человек. Он лежал ничком, вцепившись пальцами в землю. Невдалеке от него из скал едва пробивался родник. Похоже, что человек пытался доползти до воды, но будучи тяжело раненый, выбился из сил. Его длинные темные волосы слиплись от запекшейся крови. Зерон приблизился к человеку. Тот, услышав шаги, зашевелил руками, с тяжелым стоном перевернулся на спину и зажал ладонью кровоточащую рану на животе. Он настороженно посмотрел на Зерона тяжелым темным взглядом.

— Ты кто? — прохрипел незнакомец.

— А ты кто? — спросил Зерон.

— Кто я? — незнакомец мрачно усмехнулся. — Наглый человечишка смеет не отвечать мне и сам вопрошать?

— Можешь подыхать дальше, — произнес Зерон, услышав такие речи. — Нас мауронгов с детства учили избегать оказания помощи незнакомцам, так как оказавший помощь человеку, берет на себя проблемы этого человека. А зачем брать на себя проблемы незнакомой личности. Я пошел.

— Постой! — незнакомец протянул правую руку в сторону Зерона и тут же уронил ее, скривившись от боли. — Постой! Так ты мауронг?

— Да. А что? Разве сразу не понял? Мауронгов видать издалека.

— Не понял. Да. Устал, — обессилено прикрыв глаза, произнес незнакомец. — Ваш проклятый изгнанник был величайшим из магов. Я уважаю мауронгов.

— Уважаешь мауронгов? Лжешь! Кто в Харсии может уважать мауронгов? Хотя, кто тебя знает. Судя по одеяниям со странными непонятными амулетами, ты не харс. Кто ты? Откуда ты?

— Я не харс, — уклонился от прямого ответа раненый. — Проклятье! Моя рана не заживает! У меня нет сил более.

— Кто это тебя?

— Вероломные разбойники. Они напали на меня безоружного и ограбили.

— Разбойники? Здесь, среди этой пустыни? — Зерон недоверчиво прищурил глаза.

— Принеси мне воды, — вместо ответа попросил раненый. — Помоги. Мне самому не доползти.

— Похоже, что вода тебе уже не поможет. Впрочем, я не могу отказать в последней просьбе тому, кто на пути в Дхор, — с этими словами Зерон направился к роднику, набрал воды в горсть, бегом вернулся к умирающему и хотел было напоить его.

— Нет! — мотнул тот головой, — Вылей на рану.

— Зачем? — удивился Зерон. — Тебе только хуже будет от того.

— Вылей! Быстро!

— Зерон развел ладони, и вода стекла на запекшуюся кровь. Раненый слабеющей рукой пошарил под своим плащом где-то на груди, и достал маленький кожаный мешочек, затянутый шнурком.

— Развяжи, — попросил он. — Возьми из него щепотку порошка и высыпь на рану.

Зерон послушно выполнил просьбу. Серый порошок зашипел, соприкоснувшись с водой, рана при этом покрылась розоватой пеной. Раненый скрипнул зубами, застонал, а затем лицо его до того отражавшее смертные мучения успокоилось.