Талисман для героя (СИ) - Бабакин Валентин. Страница 11
К майору подошел долговязый лейтенант с длинными, как у гориллы руками. Его продолговатая физиономия была похожа на морду коня в фуражке.
— Вот, — майор показал на нас. — Как и обещал. Орлы!
Лейтенант окинул нас критическим взглядом и удовлетворенно кивнул.
— Здесь документы на них, — майор отдал ему коричневую папку и показал на меня. — На этого только поддельная ксива есть. Данные с нее возьмешь.
— Разберемся, — ухмыльнулся лейтенант.
— Ну, бывай. С тебя бутылка, — майор хлопнул лейтенанта по плечу и нырнул в микроавтобус. Тот развернулся и выехал за ворота.
Лейтенант приблизился к нам. Его взгляд был мутен, неприветлив и не обещал ничего хорошего.
— Вас привезли из психушки, — произнес он пропитым голосом. — Я лейтенант Харченков. Со мной шутки плохи. Не советую больше симулировать. Сейчас вы пройдете со мной. Вам оформят военные билеты и выдадут сухой паек на дорогу. Шагом марш!
— А комиссия! Где медицинская комиссия! — нервно выкрикнул юродивый Кожура.
Лейтенант медленно обернулся.
— Какого хрена? Все комиссии вами давно уже пройдены наперед, — зловеще произносит он. — Все вы признаны годными к военной службе. Еще вопросы есть?
— Никак нет, — промямлил Кожура.
— Очень хорошо. Все за мной.
Мы гуськом тронулись за лейтенантом, вошли в здание сборного пункта и поднялись по лестнице. Всё здесь, так же как и тогда в моем мире в тот день, когда я покидал гражданку. Всё те же затертые множеством ног бетонные ступени, крашеные стены, серые двери и серые фигуры новобранцев в коридорах.
— На подстрижку, — лейтенант указывает на одну из дверей, — А потом ждите меня здесь.
За дверью комната с кафелем на стенах. Пара стульев. Возле них два хмурых бойца в клеенчатых фартуках ловко орудуют стригущими электрическими машинками над головами новобранцев. Стригут наголо. Процесс идет быстро. Минута — другая и подходит наша очередь.
— Мне не надобно сие, — гордо заявляет Кожура. — Я с детства предчувствовал свое предназначение истинного воина и подготовился заранее в лысом виде к несению воинской службы.
— Ты хорошо подготовился, — соглашается один из парикмахеров. — Пошел отсюда!
— Мне, пожалуйста, виски прямые сделайте, — нагло ухмыляется Роман.
Через пару минут мы лысые покидаем парикмахерскую. В коридоре напротив двери на скамье нас ждет Кожура. Мы садимся рядом с ним.
— Красавцы! — восторженно восклицает он. — Короче, ребята, мы встряли! Хана! Теперь от звонка до звонка! Да и хер с ним! Напишу из армии папаше с мамашей, что жив и здоров. А то они уже в трансе полном. Уверены, что их единственный сынок рехнулся напрочь. Пусть же обрадуются и возгордятся.
Таращусь на Кожуру. Удивлению моему нет предела. Это ж надо так уметь притворяться! Этот юродивый вел вполне себе адекватный разговор. Его помешательство, как водой в унитаз смыло.
— Так ты это что? Так ты в дурке откосить пытался? — спрашиваю я. — Ты не псих?
— Можно подумать, что ты псих? — хмыкает Кожура. — Придумал тоже! Пришелец из параллельных миров. Сам додумался, или кто подсказал?
— А он? — я мотнул головой в сторону Романа.
— Тоже симулянт! — уверенно заявил Кожура и хлопнул Романа по плечу. — Ты симулянт?
Роман, молча, кивнул.
— Выходит — вы уклонисты чертовы не желали служить Родине своей! — возмутился я. — И вот из-за таких как вы у нас СССР и развалился! Как вы могли так поступить? Я лично в своем мире отдал свой долг стране. Служил в мотострелковой части. И все потому, что не мог поступить иначе. А вы… Эх вы… У меня слов нет!
Кожура и Роман переглянулись. Кожура покрутил пальцем у виска. Роман пожал плечами.
Оба молчали, и я тут же сообразил, что в своем негодовании сморозил лишнего про свой мир. Иначе как сумасшедшим я и не выглядел в глазах этих негодяев. Да и что с ними разговаривать?
Больше ничего не сказал. Замкнулся в себе.
— Воистину пути Господни неисповедимы, — неожиданно забормотал Кожура. — И не судите, да не судимы будете, ибо каждый уже осужден свыше, и что день грядущий готовит нам, знает токмо отец наш небесный. Какими мы будем завтра не дано знать, ибо апокалипсис духовный грядет пред каждым из нас, и свет великий чрез устремление в духе святом может озарить душу грешную в каждый миг существа нашего.
— Заткнись, — Роман мрачно глянул на Кожуру. — Ты чего пургу опять несешь?
— Не знаю, — пожал плечами тот. — Обидно. Так все было хорошо. Феликс уже готов был справку выдать и тут на тебе! Да и ноутбук жалко. Сломал зря.
— Откуда из тебя вся эта хрень лезет?
— Не знаю, — Кожура снова пожал плечами. — Может быть потому, что у меня философский склад ума. Я прирожденный философ и могу часами размышлять о смысле жизни.
— В задумчивости над смыслом жизни можно реально рехнуться, — уверенно произносит Роман. — Долго нам еще тут сидеть? Я в сортир хочу.
— Сортир недалеко. За углом коридора, — я мотнул головой в сторону.
— А ты откуда знаешь? — удивленно спросил Роман.
— Он настоящий псих, — ухмыляется Кожура. — Ему свыше голос сообщает.
— Знаю по запаху, — объясняю я, припоминая, как посещал эту комнату в своем мире.
— А, понятно. Я сейчас.
Он срывается с места и скрывается за углом.
Дверь по соседству со скамейкой открылась, и в проеме показалась физиономия Харченкова.
— Все ко мне! А где…
— Он рядом в сортире. Приспичило, — пояснил Кожура.
— Тащи его сюда!
— Я тут! Тут! — Роман выскочил из-за угла, на бегу поддергивая штаны.
Вошли в просторный кабинет. За широким письменным столом возле окна сидит сумрачный ефрейтор. Стол завален стопками каких-то бумаг и папок. Правый угол стола занимает открытый ноутбук. На тумбочке принтер. На столе вижу свой паспорт и три красные книжечки. Это военные билеты.
— Садимся на стул по очереди, — буркнул ефрейтор, ткнув пальцем за наши спины, и достал из ящика стола фотоаппарат.
Я оглянулся. Справа от двери на фоне висящей на стене белой простыни стоит стул. Первым сажусь на него. Не сходя с места, ефрейтор наводит на меня объектив.
— Следующий!
После короткой фотосессии с нами, ефрейтор еще некоторое время тупо и долго колдует на клавиатуре ноутбука.
— Сычев, ты чего возишься? Давай быстрее! — торопит его лейтенант.
— Куда быстрее-то? Зачем? Солдат спит — служба идет, — бормочет ефрейтор.
— Я тебе посплю! О дембеле думаешь? Мыслями уже дома? Когда у тебя дембель?
— Этот призыв закончится, и домой.
— Через неделю, значит. Понятно с тобой все. Что будешь на гражданке делать?
— Сначала набухаюсь, отдохну пару недель, а потом работать пойду. Меня в райком комсомола обещают пристроить инструктором.
— Инструктором? В райком? Врешь, однако, — лейтенант недоверчиво скривил лошадиную физиономию.
— Чо мне врать-то? Я искренне предан идеям коммунизма. Ленина читал.
Принтер загудел. Из него медленно вылез лист бумаги с нашими фото. Ефрейтор аккуратно вырезал их, смазал клеем, прилепил в военные билеты и приложил на них печать.
— Все, — облегченно выдыхает он. — Держите, вояки. Храните их, как свои яйца!
Мы прячем военные билеты в карманы пижам.
— Пошли дальше! — приказывает лейтенант.
Дальше был склад. Здесь нам выдают армейские вещмешки с сухим пайком в виде черствой буханки серого хлеба, банки сгущенки и двух банок тушенки.
— Все стразу не жрать! Это вам на день, — предупреждает лейтенант. — Пошли дальше!
Дальше был зал ожидания с лежанками, обшитыми коричневым дерматином, обсиженными десятками лысых новобранцев. Здесь воздух был пропитан душным запахом пота, замешанного на хмельном перегаре. Лейтенант подводит нас к группе молодых людей в количестве восьми, устроивших на одной из лежанок импровизированный стол. На нем среди пластиковых стаканов, нарезки колбасы, банок с кильками, кусков хлеба и сала стоит початая бутылка водки.
— Вот, — лейтенант указывает на молодых людей. — Это ваша команда. Номер 114. Сидите тут и ждите оповещения. Отправка примерно через пару часов.