Пасынки (СИ) - Горелик Елена Валериевна. Страница 59

— У меня есть подозрения, что сегодня, в крайнем случае, завтра ей могут дать смертельную дозу.

— Твои подозрения обоснованы?

— Я тоже сомневалась, но получила некие сведения из другого источника.

— В таком случае я не отойду от неё ни на шаг, и буду внимательно следить за тем, что ей дают с едой и питьём… Да, мне нужно будет поговорить с тобой ещё по одному вопросу, но это может немного подождать.

— Как скажешь, мама.

Обе женщины, мать и дочь, были слишком искушены в недомолвках, чтобы заговаривать сейчас о главном. О том, что непреодолимой, на первый взгляд, стеной встало между ними. Ещё не время.

Так где же эти…господа дипломаты?

Увы, снова заиграли музыканты, и пары пошли в скучнейшем и нелепейшем, на взгляд альвийки, танце. Дамы и кавалеры, как ни старались, далеко не все попадали в такт, иные вовсе не были предназначены природой для танцевания. Шарканье кожаных подошв и стук каблуков раздражали чуткий слух. Хотя музыка была на сей раз неплоха, или просто музыканты попались толковые. Запах горящих свечей и французских духов терзал обоняние. Сейчас она бы не то, что яд — вонь свежего дёгтя бы не учуяла. Словом, то, что здесь считалось развлечением, сделалось для альвийской княжны сущей пыткой. Но, видимо, придётся ей терпеть подобные собрания до конца жизни.

А, кроме того, ей было тоскливо — приходилось соблюдать тысячу приличий. Даже в кабинете, зарывшись в бумаги по самую макушку, она чувствовала себя счастливее — от того, что занималась полезным делом. И от того, что дело это было полезно для него. Но сегодня он тоже обязан был соблюсти приличия, демонстрируя хотя бы видимость мира в семье. Что бы там ни было, а потомство своё император любил. Раннэиль не раз уже видела, как он молился за здравие живых детей и за упокой умерших… даже за старшего, Алексея. Потому просто не мог испортить свадьбу дочери публичным скандалом. А это был бы большой скандал и урон престижа, не столько его собственного, сколько престижа страны, и без того неоднозначного… Политика, сплошная политика. Но княжна Таннарил лучше прочих понимала, каких жертв она, порой, требует, и не обижалась на судьбу.

Вот промелькнул среди танцующих посол Франции в паре с толстой княгиней Прасковьей Долгоруковой. Полнотелая женщина, мать многих детей, танцевала на удивление ловко, не сбиваясь с ритма, и при этом умудрялась ещё с очаровательной улыбкой отвечать на любезности посла. Во время следующего па они сместились далее, и на первый план вышла её старшая дочь Екатерина, ещё подросток, танцевавшая с каким-то неизвестным красавцем. За этими ещё одна пара — старший Катькин братец, Ванька, с тощей вертлявой девицей, довольно громко стучавшей каблуками… Не слишком ли много Долгоруких вокруг этого посла? Кстати, а где же отец семейства? А, вон он, Алексей Григорьевич, в дорогущем платье, весь усыпанный бриллиантами, и в пышном парике. Стоит в сторонке, довольно любуется на своё семейство…и о чём-то беседует с имперским посланником, Гогенгольцем.

Скуку как рукой сняло.

Конечно, тема разговора главы целого клана Долгоруковых с послом Империи могла быть и самой невинной. Но Раннэиль умела складывать самые незаметные штрихи в более-менее целостную картину, и от того, что она знала и видела, становилось неуютно. Она-то, в отличие от многих, точно знала, кто стоит за покушением на жизнь императрицы. И любые контакты этой персоны были подозрительны, в особенности сейчас. А уж если это австрияк, значит… Значит, заговор действительно выходит на ту стадию, когда заговорщикам отступать уже некуда, и они будут действовать решительно.

Вена безусловно поддержит Петрушу, самого вероятного наследника престола, как родственника их императорской фамилии. Тогда Россия станет задним двором Австрии. Любой другой кандидат их не интересует, равно как и его судьба. Но если у них всё «на мази», как здесь говорят, значит, Петра Алексеевича они уже со счетов списали. Ведь если он проживёт ещё хотя бы годик и успеет составить новое завещание…

Так, что ли?

Эту догадку стоит проверить. И если Раннэиль не ошиблась, то на её снисхождение заговорщикам рассчитывать не придётся. Её уже прозвали за глаза «петровой кошечкой», но здесь мало кто вспоминает, что львица — тоже кошка.

— Ах, ваше высочество, вы сегодня удивительно хороши!.. Не позволите ли полюбопытствовать, отчего вы всегда одеваетесь в зелёное?

— Оттого, ваша светлость, Дарья Михайловна, что зелёный — цвет нашего Дома…

Улыбаться и говорить любезности. Говорить любезности и улыбаться. Даже тогда, когда внутреннее чутьё, ни разу доселе не подводившее, начинает подавать тревожные сигналы. Княгиня Меншикова — полноватая, некрасивая, но добрая женщина. Её не за что обижать невниманием. Ей интересно узнать, отчего княжна семейства Таннарил предпочитает одеваться в любые тона зелёного и носит изумруды? Извольте, пусть узнает, что двенадцать альвийских Высоких Домов вместо гербов имеют своими символами драгоценные камни. Символ Дома Таннарил — смарагд. Это не входит в перечень тайн, не подлежащих разглашению. Но почему вдруг стало так неуютно в этом зале? Что сделано или сказано такого, что проверенное чутьё забило тревогу?

Музыканты отыграли последний аккорд и раскланялись перед танцевавшими вельможами. Те, уставшие и вспотевшие в своих плотных одеждах и париках, расходились по местам, о чём-то меж собой переговариваясь. Боковым зрением княжна видела, как к парочке Долгоруков плюс Гогенгольц бочком протиснулся Мардефельд и начал аккуратно приближаться датчанин Вестфален. Вот эта конструкция ей не понравилась абсолютно.

Что делать?

Не успела княгиня Меншикова отойти, как прямо к Раннэиль, светясь радостными улыбками, приблизилась другая парочка — Лиза и её вероятный жених, Карл-Август Голштинский… Помнишь, княжна Высокого Дома? Улыбаться и говорить любезности. Говорить любезности и улыбаться.

— Лизанька, ты сегодня затмила всех, — лицо альвийки озарилось такой улыбкой, что трудно было усомниться в искренности её дружеских чувств.

— Ах, Аннушка, я сегодня так счастлива, — просияла Лиза, всегда буквально таявшая от публичного признания её красоты. Взяв княжну за обе руки, она дружески с ней расцеловалась. — Позволь представить тебе герцога Карла, моего доброго друга.

Вышеназванный, симпатичный молодой человек, не понимал по-русски ни слова, но прекрасно знал, что делать, когда представляют знатной персоне. Раннэиль, перейдя на немецкий, в ответ на изящный поклон юного герцога, сказала несколько любезных слов, и выразила уверенность, что ему непременно понравится Россия. Слова, слова… А взгляд Лизы в какой-то миг сделался тревожным и предупреждающим. Ладонь, которую по-дружески удерживала царевна, царапнула плотно сложенная бумажка. Княжна не подала и виду, что что-то произошло, только со значением улыбнулась юной подруге. Та, недолго думая, с милым щебетом подхватила Карла под локоток и увлекла в сторонку.

Итак, записка. Переданная не кем-нибудь со стороны, а Елизаветой Петровной. Очень мило. Остаётся найти укромное местечко и прочесть, что там ей написали.

Так и есть: без подписи. И текст весьма содержательный, по-немецки: «В ближайшие несколько дней будьте крайне осторожны». Прочитав это, княжна тут же окинула зал цепким взглядом, примечая каждую мелочь. Автор записки должен убедиться, что его послание дошло и прочтено. Значит, невольно выдаст себя повышенным вниманием. И это внимание княжна ощущала своим чутьём, обострявшимся в моменты опасности. Взгляд. Да, это внимательный взгляд, пусть и короткий, но Раннэиль хватило времени, чтобы определить, кто на неё так смотрел. И нисколько не удивилась, опознав Андрея Ивановича Остермана.

Всё, что она успела узнать об этом человеке, заставляло жалеть, что он не родился альвом и не служил Дому Таннарил в самый тяжёлый момент холодного конфликта с Домом Глеанир. С таким удивительным чутьём, восхитительной изворотливостью, и редким умением находить компромиссы ему, возможно, и удалось бы не довести до губительной войны. Хотя, по слухам, подлец преизрядный. Ну, да ладно, незачем жалеть о несбывшемся. Если это он — а это с высокой вероятностью так — то самое время, пожаловавшись на дурноту, выйти подышать свежим воздухом. Или, как минимум, просто из зала. Захочет дать пояснения — выйдет следом. Нет — так нет.