Вариант "Новгород-1470" (СИ) - Городков Станислав Евгеньевич. Страница 3
— Сашко, Нос, пройдите по лагерю и соберите все ценное. Хотев, Янис, принесите оружие и этих, в лесу и у протоки, посмотрите. Остальным — собрать стрелы. Время пошло!
Солнце еще не успело окончательно опуститься за горизонт, как маленький отряд, предварительно пуганув татарских лошадей, уже растворился в лесу, оставив лежать на разоренном ночлеге мертвых татар.
… Среди деревьев бесшумно скользили двое разведчиков, за ними, далеко позади, слегка рассыпавшись по лесу, чтобы не оставлять следов, двигался отряд. Самым последним шел-бежал Дан.
Ровно год назад, неизвестно каким способом и чьей прихотью он переместился из Гомеля 21 века в Новгород 15. В то, что он просто так провалился в некую черную дыру с выходным отверстием в средневековье, Дан не верил. Не считал нужным верить. Хотя бы потому что ему отчетливо мерещилась в этом деле пара чьих-то шелудивых, поросших мелкой кудрявой шерстью ручек, то есть ножек, то есть копыт. А еще мелькали на чьей-то голове рожки, такие маленькие и слегка закрученные. И нос в виде пятачка. Иначе говоря, Дану мерещилась харя обыкновеннейшего кондового черта, любителя пышных форм дамы Солохи, каким его, черта, показали в известнейшем фильме, по повести малороссийского мистика Гоголя, Николая Васильевича — «Вечера на хуторе близ Диканьки»… Ведь, кто-то же, позвал Дана тогда, в подъезде…
За год, что Дан провел в Новгороде или в Господине Великом Новгороде, как с гордостью называли его сами новгородцы, он не раз вспоминал этот голос. И пусть вначале даже и мыслей не допускал, что его мог позвать кто-то иной, а не Макс, но… Но затем все чаще и чаще стал задумываться над той неуверенностью, прозвучавшей в голосе Макса… Однако, это всего лишь было предположение Дана. Хотя… На самом деле, Дан постоянно строил такие предположения — о том, как он умудрился попасть в прошлое, за 600 лет до своего рождения. И одна из его версий, юмористически-мистическая, предполагала участие в этом деле черта. Впрочем, и другие его версии были не намного лучше — от космическо-уфологической, типа, пришельцы напакостили, до претендующей на некую изысканность и научность — случайное завихрение времени с выбросом из 21 века в 15.
За прошедший год Дан научился хорошо понимать язык средневековых обитателей Новгорода и, естественно, говорить на нем…
От воспоминаний о прошлом Дана отвлек тихий шорох и появившийся рядом Каупо.
— Боярин, — сказал альбинос, — впереди, в лесу московиты. Все конные. Примерно полсотни человек. Два десятка из них татары…
Глава 2
Сумерки сгущались все больше и больше. По узкой лесной дороге, зажатой с обеих сторон огромными соснами, дороге, со следами колес от телег, уверенно двигался отряд московских ратников. Проводник из местных вел отряд-стяг боярина Окинфия, с двумя десятками союзных татар, в ближнюю деревню, что раскинулась возле большого лесного озера. Боярин торопился, он хотел переночевать в деревне. А еще боярин торопился на соединение с основными силами московского князя, находящимися сейчас в бывшем новгородском, а ныне московском Торжке.
По словам проводника, скоро должен был начаться спуск в овраг, а там уже и озеро будет. Боярин улыбнулся в редкие усы — сегодня он будет спать под крышей, а не на земле возле костра.
Натянув поводья, боярин понудил коня выйти из строя. Здесь, по-за строем, боярин остановился, присматриваясь — все ли на месте у едущих мимо всадников. Пропустив своих ратников, набранных из «детей боярских», городовых дворян и боевых холопов, и дождавшись угрюмо молчащих, не любящих лес татар — татары, двигались последними, сразу за обозными телегами — боярин стегнул коня и зарысил, обгоняя колону. Стяг двигался споро, не зря он надеялся дойти сегодня до озерной деревни. И в поход взял лишь минимум, рассчитывая захватить все нужное в новгородских землях. Будь его воля, он бы весь свой стяг снарядил одвуконь, как у татар. Татары в поход идут налегке, без всяких телег, но зато на двух лошадях — на одной сам скачет, на второй все необходимое везет. Потому и передвигаются ходко. А обоз уже вместе с добычей берут.
Где-то вдалеке завыл одинокий волк. Неожиданно и гораздо ближе его поддержали несколько сородичей. Забеспокоились кони. Какая-то птица прошуршала совсем рядом с дорогой, среди густо стоявших сосен-великанов…
Непонятный холод обдал боярина, прополз по спине и застрял между лопаток — ему почудилось, что за деревьями, позади, стоит невидимый лучник и целится ему прямо в спину. Спина нестерпимо зачесалась, захотелось обернуться, соскочить с коня и где-нибудь укрыться. Притихли и ратники, тоже что-то почувствовавшие.
Чтобы избавиться от неприятного ощущения, боярин решил поговорить с проводником.
— Федор, — подозвал он проводника. — А что, волки у вас совсем не бояться людей?
— Да нет, боярин, — философски ответил крепкий, тепло одетый, несмотря на лето, мужичок, — боятся. Но не очень.
Вокруг отряда московитов, двигавшегося по дороге, волки уже завывали со всех сторон — спереди, сзади, по бокам…
Окинфий обернулся посмотреть на татар и… Арбалетный болт вошел ему точно под лопатку, именно туда, куда боярину и чудилось. Болт пробил легкую кольчугу, никогда не снимаемую боярином в походе, и вышел со стороны груди. Захрипел боярин, пытаясь поднять тревогу. Кровавая струйка потекла изо рта. Ближайший к боярину всадник, в толстом тегиляе, с короткой черной бородой, не растерявшись подхватил выпавшие из рук боярина поводья, потянул его жеребца за собой. Пригнувшись к шее своего коня, закричал: — Доро… — Следующий арбалетный болт пробил тегиляй и застрял в спине чернобородого. — … гу-уу, — силясь закончить фразу и, выронив поводья боярского жеребца, прошептал чернобородый и поник на конской шее.
Привстал на стременах еще один ратник, в блестящем панцире, закричал что-то, призывая внимание, но… Но, и его, арбалетная стрела, ударила в блестящий панцирь, опрокидывая назад, на круп лошади. И крик всадника завершился невнятным сипом…
За несколько минут сразу с десяток воинов повалился с седел.
Взвизгнули проснувшиеся татары и ринулись, подстегивая своих пегих лошадок, в обход сгрудившихся московских ратников. На ходу доставая луки… И один за одним, дружно, посыпались с коней. Натянутый толстый пеньковый канат неожиданно поднялся поперек лесной дороги, чуть ниже уровня груди их мохнатых степных лошадей. И, тут же, по упавшим татарам хлестнул град арбалетных стрел, прижимая их к земле, не давая подняться. Оставшиеся в живых степняки, вскочив, ловили встающих лошадей и, запрыгивая на них, неслись, не разбирая дороги, прочь. За ними рванулись и уцелевшие московские ратники…
Замолк пугающий волчий вой и от тонущих в густом сумраке, по обе стороны лесной дороги, громадных деревьев, отделились силуэты людей с арбалетами в руках…
Дан никогда бы не решился на подобную авантюру, напасть на в пять раз превосходящего противника. Не решился бы днем, при ярком свете солнца. Но в наползающих сумерках, когда в лесу далее чем на «три метра» ни черта не видно… Шанс был. Притом хороший. Его «янычар» и при хорошем-то свете заметить было трудно, а уж в сумерках… Даже, если бы противник сообразил, что нападающих мало, в темень леса он, вряд ли, сунулся бы. Потому что опасно и бессмысленно — найти кого-либо трудно, а напороться на жало копья легко.
На дороге лежало больше двух десятков московитов — боярские ратники, сам боярин, которого определили по одеянию и броне, проводник из местных, татары. И сидели возле телеги, связанные по рукам и ногам, возницы. С ними было сложнее всего, раненным московитам и татарам, даже тем, чьи раны не являлись смертельными, просто и незатейливо перерезали горло — они были воины и знали куда шли. Хотя, при другом раскладе и в иных обстоятельствах…
— Черт, как же хотел жить тот молоденький московит с пушком над верхней губой, — чуть ли не вслух сказал Дан…
А, вот, возниц — пожилых, взятых не по своей воле в поход двух мужиков из боярских крестьян, убивать совсем не хотелось. Неправильно было убивать. Но и отпускать… Дан зло сплюнул на траву… — Нельзя!