Вариант "Новгород-1470" (СИ) - Городков Станислав Евгеньевич. Страница 39

Семен, ухмыльнувшись в свою пегую бороденку после слов Дана — «аж зубы гнуться» и, видно, запомнив это выражение, как один из «перлов» начальника… — Кстати, по идее, Дан должен был адаптировавшись в новой культурной среде, под влиянием, на порядок, более многочисленных ее носителей, перестать применять свои «словечки» из 21 века, но произошло обратное. Дан не только не прекратил употреблять разные выражения из прошлого-будущего, но и окружающие его новгородцы стали, все чаще, применять слова и выражения Дана. Возможно, все потому что Дан крутился в коллективе, относительно небольшом, и, при этом, агрессивно воздействовал на него — ломал стереотипы поведения и работы, внедрял новые понятия и технологии… — на вопрос Дана Семен заявил, что, случайно, знает такого кого-нибудь. Живущего прямо тут, неподалеку, в посаде. И специализирующегося на производстве и продаже пива. И не только «перевара», но и ядрёного «вымороженного» пива. Но для последнего, «зимнего», пива сейчас не сезон…

Так, вот, эту первую, плохо очищенную, хлебную самогонку, Дан и решил приспособить на благое дело. Тем паче, что, как Дан подсмотрел — постоял пять минут неподалеку, пообсуждал вместе с Рудым и Клевцом проходящих мимо, в сопровождении братьев, отцов и прочих представителей мужского пола, новгородских красных девиц-молодиц — брали самопальную «дурь» никак. Совсем «никак». И это, несмотря на все ухищрения, болтовню и размахивание купца руками. Принюхивались, морщились, пробовали на язык и, брезгливо скривившись, уходили. Непривычны были новгородцы к столь крепкому и, да что там говорить — мерзкому питию. Мерзкому, поскольку очищен самогон был скверно. Однако, по сравнению с невероятно дорогой и потому, еще долго, коммерчески бесперспективной фряжской «аква витой» — слегка разбавленным водой спиртом, полученным, как понимал Дан, из винограда путем использования перегонного куба, и, привозимой в Новгород фряжскими — генуэзскими — купцами и московскими гостями, он был дешевле. И намного дешевле. А значит, и выход этого продукта на рынок, если рассуждать «глобально», то бишь ширше, дальше и глубжее — как говорил один деятель… последний руководитель некогда огромной страны, являлось лишь делом времени. И посему, лучше всего было его, ентот продукт, заранее «прихватизировать» и заложенный в нем потенциал направить не на спаивание народа и получение сверхприбылей, чем грешила власть в его стране в далеком прошлом-будущем и, что, само по себе, уже пошло, к тому же, такого «будущего» ни для Новгорода, ни для остальной Руси Дан не желал, а на медицинские цели и им подобные дела. То есть, приспособить для обеззараживания ран, для наркоза, использовать для растирания… В конце концов, спирт из самогона можно сделать даже топливом. И это все мгновенно пронеслось в голове Дана…

Под впечатлением большого коммерческого будущего самогона, Дан, тут же, сходу, придумал, как уговорить компаньона, то есть Домаша, согласиться на сие, совсем не гончарное, производство, то есть. на изготовление самогона, первого на Руси… По крайней мере, Дан, еще, ничего не слышал о самогоне или иначе — хлебном вине в княжестве Литовском, в землях Южной Руси и бывших Владимиро-Суздальских и Рязанских пределах… Нужно было только придумать, под каким «соусом» пустить это «хлебное вино» в «народ». Но сначала, конечно, довести его до ума. Сам Дан ничегошеньки не понимал в самогоноварении, ни разу в жизни лично не гнал самогон и только краем уха слышал о том, из чего и как он делается. Ах, да. Ну, конечно, еще и пил ее раз… надцать или… Во всяком случае, не более десяти раз. Однако, в чистом виде употребил данный продукт всего пару раз. И теперь всяко не забудет ее вкус. Никогда не забудет. Уж слишком мерзкая была обычная ржаная самогонка. А, что касаемо всех прочих раз, пил ее не в чистом виде, а как разные настойки — на дубовой коре, на апельсиновых корках, на рябине и так далее… В общем, Дан постоял немного, посмотрел на мучения купца — у которого ни быстро, ни медленно, но потихоньку продавалось все, все, кроме «хлебного вина»-самогонки — да, и подошел к купцу на «поговорить». Разумеется, о нем, о самогоне.

Как выяснилось, дородный, крупный, носатый, но ниже Дана и с солидным брюшком, с характерной для новгородцев рыжиной в волосах, усах, бороде и бровях купчина знал Дана, точнее, знал о Дане. О чем купец сам и сообщил ему. Сказал, что, хоть ни разу и не видел мастера Дана, но после того случая, когда монахи из полка владыки ловили по всему Новгороду татей, напавших на некоего литвина Дана…

— Еще бы, — подумал Дан, — шуму было на весь город. Да, и на Торжище, скорее всего, пусть связь между появлением на улицах воинов-монахов и нападением на них с Домашем и не была явной, быстро догадались что к чему. И соединили вместе — нападение на двух гончаров, случившееся на виду у множества новгородцев, работавших на восстановлении крепостных стен, с розыском воинами-монахами неких татей. Особенно с учетом того, что приметы этих, разыскиваемых, татей совпадали, по словам новгородцев-свидетелей, с приметами тех, кто участвовал в нападении. А потом, стало еще известно, что один из гончаров был тем самым литвином, горшки которого, в последнее время, очень интересуют немецких и готских гостей…

Купец сразу сообразил, по описанию и, главное, разговору — чтобы «цокать», как новгородцы, нужно было родиться в Новгороде или, по крайней мере, прожить в городе больше, чем пару месяцев — кто перед ним. И не успел Дан и заикнуться о самогонке, как купчина, словно равный к равному… — хотя Анисим и был настоящим купцом, не каким-нибудь там лоточником, а владельцем лавки на Торжище, но… Но не настолько богатым, чтобы не стоять самому в лавке. А Дан, пусть и выглядел обычным ремесленником, однако, судя по телохранителям и простой, но качественной одежде — «боярство» Дана далеко не всем было известно, а свой «золотой» пояс, Дан, без надобности, старался не надевать, дабы дела вести было проще — был весьма богатым ремесленником, так что в простонародной «табели о рангах» они были равны… — тут же пожаловался Дану, что зря связался с самогонкой. Пожалел родственника, а ее никто брать не хочет… Услышав сие, Дан мгновенно поменял свой первоначальный план — предложить купцу продать ему, Дану, всю партию «хлебного вина», продать оптом, и поговорить с ним, насчет, будущих партий. Возможно даже предложить купцу войти в долю с Даном и Домашем, учитывая необходимость дальнейших поставок самогона. Однако сейчас… В свете открывшихся обстоятельств…

— Стоп, — перебил купца Дан. Получилось не очень вежливо, но, тем не менее… Дан, снова, но уже официально, несмотря на то, что купец узнал его, представился купцу: — Мастер Дан!

— Анисим, — сначала «затормозил», а затем ответно назвал себя купец.

— Анисим, — проникновенно начал-обратился Дан к купцу и, попросив Рудого и Клевца сделать так, чтобы им никто не мешал, понес дальше сплошную ахинею, во всю используя опыт профессиональных демагогов-политиков из того 21 века, из которого попал сюда, в Новгород 15 века… Дан стал расспрашивать купца о его «делах», сочувствовать ему в бедах, одновременно говоря о себе и периодически, то в стиле — все в жизни плохо, жалуясь, что никто его, мастера Дана, не любит и в Новгороде жить тоже все хреновей и хреновей, то, наоборот, хвалясь своей мастерской и работниками в мастерской, и утверждая, что жизнь в Новгороде все лучше и лучше и, что новгородские купцы и мастера — самые оборотистые и мастеровитые и, вообще, скоро будет для всех купцов и мастеров такое счастье, такое… Цены на закупку все и всего упадут, а на продажу вырастут, а народ, как ломанется, как ломанется на торг… и будет все скупать аж по десять раз на дню. И по тройной цене…! Дан минут 10 убалтывал купца, выражал солидарность с купцом — абсолютно по всем вопросам — и старательно «грузил» и «грузил» его. Дан хотел, дабы купец расслабился, перестал быть настороже и думать о своей выгоде. А потом, когда купец расслабиться… Почувствовав, что торговец «дошел», Дан, как бы мимоходом, внезапно поинтересовался: — А где этого, твоего неудачника-родственника, найти? Посмотреть бы на него, что ли… хоть одним глазом. — И, не обращая внимания на удивленно вытаращившегося на Дана купца… — Кажется, «посмотреть одним глазом», — догадался Дан, — здесь еще «не проходили»… — добавил: — И заодно, коль тебе его так жалко, я могу с ним поговорить — вдруг, он способен на что-то более толковое, чем измыслить гнусную, никому не нужную жидкость?