Вторая «Зимняя Война» - Михайловский Александр. Страница 10

Достаточно вспомнить, как стремительно и жестоко ее солдаты разгромили Третий Рейх, между прочим, тоже претендующий на мировое господство. И то, что Гитлер до сих пор не добит в своем логове – только следствие того, что исторические процессы обладают определенной инерцией, и такую огромную силу, как германская армия, невозможно сломать ни за пару месяцев, ни за полгода. Но рано или поздно это случится – и тогда дядя Джо и мистер Путин оглянутся вокруг и спросят: «А кто это еще тут желает мирового господства?»

Именно поэтому главным вопросом, который поставил передо мной Фрэнки, отправляя в эту поездку, было: «Кто он, мистер Путин, и чего он хочет?» – потому что в одиночку дядя Джо и на десятую долю не так опасен, как в компании этого человека.

Ах, Фрэнки, Фрэнки, ведь и ты тоже не такой милый и хороший, каким хочешь казаться… Ведь тебя предупреждали, что твои дипломатические игры в отношении Японии (а самое главное, ультиматум Халла, составленный в самых недвусмысленных и уничижающих выражениях) приведут к тому, что японцы смогут сохранить лицо только через объявление войны Соединенным Штатам… Там, на Востоке, такие оскорбления обычно смывают кровью врага. Тебя предупредили, и все равно ты сделал все так же, как и в другой истории – предъявил ультиматум и дождался его результатов, то есть войны. Ты ведь тоже хотел этого – возможно, не в таком ужасном виде, как вышло, но все равно хотел. Война показалась тебе прекрасным выходом из той блестящей самоизоляции, в которую Америку загнала доктрина Монро. В то время когда другие страны сражаются за передел мира, отрывая себе жирные куски, Америка была вынуждена сидеть на своем континенте и только облизываться.

Так вот какой ты, Фрэнки… отчаянный… Ты воспринял предупреждение мистера Путина только как средство минимизировать наши потери в начале конфликта. Ты сделал на это ставку и… проиграл. Жертв среди американцев оказалось значительно больше, чем ты рассчитывал, и даже значительно больше, чем было в прошлом варианте истории. Но почему я рассуждаю о тебе в таких щадящих эпитетах? Ведь получается, что ты настоящее чудовище! Хитрый, хищный, беспринципный политикан, миллионами посылающий молодых американцев на смерть ради призрачных «национальных» интересов. Это именно на твоей совести жизни этих молодых ребят, что погибли в Перл-Харборе. Боже! Неужели ты и вправду на такое способен?! Не схожу ли я с ума?

Так, спокойно. Наверняка Фрэнки не представлял себе истинных последствий своей манипуляции. Он просто просчитался, не представляя, во что все выльется. Повод – вот единственное, что ему было нужно. Теперь повод применить к Японии силу у него, бесспорно, имеется, да только силе-то этой нанесен просто невообразимый ущерб… Понадобятся месяцы и, может быть, годы для того, чтобы восстановить потерянное. А если будет вскрыта подоплека происходящих событий, то может пострадать и политический авторитет Фрэнки. Кто же ему поверит, что он не хотел такого катастрофического результата и вообще действовал только из самых лучших намерений… Ведь, как говорится, благими побуждениями устлана дорога в ад – и ты уже сделал по ней несколько шагов.

Испытывая сильнейшее душевное волнение, пытаясь унять нервную дрожь, я полезла в карман за своим брелоком. Мне было необходимо сейчас же высказать «сидящему идолу» все, что я думаю. И вот он лежит передо мной на столе – неведомый ацтекский божок, так удивительно похожий на моего мужа, что это носит оттенок мистики… Руки идола чинно сложены на коленях, а лицо повернуто ко мне с выражением пренебрежительного внимания; кажется, одновременно он прислушивается к чему-то еще…

Фрэнки, Фрэнки! Что же ты наделал?! Как же ты теперь оправдаешься перед американским народом за тех солдат, что погибли так нелепо? В этом – твоя и только твоя вина. Ты лжец и лицемер… Ты намеренно подставил тех ребят, бросив их в огненный ад, для тебя ничего не стоило швырнуть их жизни на алтарь твоих амбиций – ты знал, что им придется погибнуть… Конечно, ты можешь ответить, что все произошло немного не так, как ты предполагал, в связи с чем жертв оказалось намного больше – но разве это снимает с тебя вину?

О, Фрэнки… Что теперь ждет нас, после всего того, что ты натворил? Мне кажется, отныне над Америкой будет висеть черная туча, которую уже ничем не развеешь… А что ты скажешь своим сыновьям? Тебе всегда было важно выглядеть перед ними порядочным человеком и патриотом… Как ты будешь смотреть им в глаза, и вообще – в глаза тех вдов и матерей, которых страшное горе застало так неожиданно, на фоне мирного и безоблачного существования? Ведь ты же знаешь, что не злобные японцы – нет, не они – ты, ты сам виноват в том, что произошло! Да, у тебя сейчас развязаны руки – общественность, охваченная «праведным гневом», начнет призывать к мщению, – но ведь это исключительно следствие твоих преднамеренных действий, а не только подлости и кровожадности японской нации! Японцы таковы, потому что такими их сделала жизнь на суровых бесплодных островах, но ты, Фрэнки, без зазрения совести манипулировал этими злыми детьми природы, и все, что они натворили, находится на твоей совести. Точно так же сейчас ты манипулируешь собственными согражданами, вызывая в них чувство благородной ярости. Ведь когда враг так злобен и коварен, по отношению к нему допустимо все, не так ли… Мне даже сложно представить, до каких пределов низости и жестокости могут опуститься наши американцы, если будут считать, что творят над подлыми японцами справедливое возмездие.

Фрэнки, ты все еще мечтаешь о мировом господстве для нашей Америки… Как не хочется тебе прощаться с этой сладкой грезой, даже несмотря на то, что русские из будущего уже вмешались в ход истории… Как же ты самонадеян! Что ж, я думаю, если бы все шло свои чередом, и не было бы вмешательства России из другого мира – твоя задумка вполне могла получиться. Но теперь… Теперь мне остается только воскликнуть: «Боже, спаси Америку!» Но мы с тобой в одной лодке, Фрэнки, и я тебя не оставлю одного расхлебывать последствия твоей глупости. Если будет надо, я готова на, все лишь бы спасти нашу страну…

Пройдет еще совсем немного времени, и «Огаста» прибудет в Мурманск. Правда, как говорил мистер Гопкинс, оттуда нам до Москвы еще ехать поездом никак не меньше двух суток. А потом – не знаю, как я этого добьюсь, – я обязательно должна попасть за Врата и встретиться с мистером Путиным. Только у него я смогу узнать ответы на все вопросы, которые так интересуют Фрэнки и от которых зависит жизнь или смерть нашей Америки.

9 декабря 1941 года, 10:55. Японская империя, Токио, Правительственный квартал Касумигасэки, Главный штаб Объединенного флота (Кайгун гунрэйбу).

Присутствуют:

Командующий Объединённым флотом – адмирал Исороку Ямамото;

Начальник Главного штаба флота – адмирал Нагано Осами.

В здании Главного штаба объединенного флота стоит тишина. Не то чтобы там никого нет, но служащие ступают почти бесшумно и разговаривают тихими голосами. Здесь творится политика, планируются победоносные операции и пишется история. Да-да, политика. Политические партии в императорской Японии – это фикция, ширма из бамбуковых реек и рисовой бумаги. Настоящую политику определяют две крупнейшие корпорации, Армия и Флот, ведущие между собой непримиримое противоборство, и арбитр над ними – только сам божественный Тэнно. И хоть у официальной власти сейчас находится представитель Армии, генерал Тодзио, совсем недавно Флот одержал важнейшую политическую победу, рассеяв надежды Госпожи Армии, что дальнейшая экспансия Японии пойдет по так называемому «северному пути».

Совершенное же безумие, господа! Двадцать лет назад Госпожа Армия, пытавшаяся завоевать беззащитную, казалось бы, Сибирь, просто сбежала от плохо вооруженных русских партизан, едва на горизонте замаячили штыки регулярных большевистских формирований из Центральной России. Еще раньше была тяжелейшая война с Российской империей за контроль над Квантунской областью и Кореей, победа в которой была вымучена Госпожой Армией только огромным количеством жертв. Планировали легкую прогулку, а получили тяжелое кровавое побоище, стоившее маленькой Японии жизней трехсот тысяч солдат и офицеров. Флот свою задачу выполнил с блеском, Цусимское сражение поставило крест на русском военно-морском могуществе, а вот на сопках Маньчжурии и при штурме Порт-Артура все висело на волоске.