Сталкер (ЛП) - Уайлд Кларисса. Страница 12

— К черту. Ты сам все это заварил, — отвечает Ванесса. — Ты сам превратил себя в плохого парня.

— И вот здесь ты ошибаешься. — Подхожу, останавливаюсь перед ней и опускаюсь на колени. Смотрю на ее губы, пока она ищет меня в комнате, почти схожу с ума от того, что она не знает, где я. Кладу ладонь на ее колено, что заставляет ее сжать ноги вместе, чтобы избежать моих прикосновений к определенным местам на ее теле… Позже удостоверюсь, что уделю им достаточно внимания. — Не я здесь плохой, но я знаю, что ты хочешь говорить себе это. Кажется, ты забываешь о том факте, что загоняла меня в угол множество раз. В твоем деформированном извращенном мозгу я, наверное, заслужил это, но позволь мне теперь сказать тебе… Ты не уйдешь с этим. Я знаю, что для тебя это впервые, но возмездие должно когда-то начаться. — Я хлопаю ножом по ее ноге, и каждый раз, когда я это делаю, она немного подпрыгивает на своем стуле. Люблю это.

— Не важно, как сильно ты будешь притворяться ангелом, я покажу тебе настоящую тебя. Просто подожди и увидишь, Принцесса. Просто подожди и увидишь.

А затем я встаю и выхожу из комнаты.

— Куда ты идешь? — ее крик словно музыка для моих ушей.

Ответа от меня не следует. Так люблю слышать, как она срывается. Спустя все эти годы накопления дерьма, оно наконец выходит наружу. Как мило. Словно поставить старую виниловую пластинку в граммофон и понять, что она звучит именно так, как и в старые добрые времена…

О, ну, пора сходить прикупить немного милых вещичек, чтобы я мог использовать их на ней. Перво-наперво я хочу заставить ее почувствовать, каково это — быть в маленьком пространстве без выхода… и я знаю точно, как это сделать. 

Глава 7

ФЕНИКС

11 лет

Я всегда восхищался смертью, но когда Ванесса показала мне, что может сделать жизнь, я понял, что есть больше способов повеселиться, чем причинять боль всем, кто переходит мне дорогу.

Признаю, я больной, но это не моя вина. Не могу вспомнить последний раз, когда я не хотел сделать больно людям или животным. Это мой способ почувствовать могущество. Значить что-то в этом мире и быть способным что-то изменить.

Я не могу изменить то, как ко мне относились в приюте или того, что мои родители оставили меня там, но я могу изменить то, как люди относятся ко мне сейчас. Они боялись меня из-за того, что я делал. Может, так будет лучше. По крайне мере, они не подходят ко мне близко настолько, чтобы снова причинить мне боль, кроме нее… Ванессы. Я до сих опор не понимаю, почему нравлюсь ей, но внутри от этого становится приятно, так что не буду сетовать. Особенно не тогда, когда она разговаривает со мной и показывает различные вещи, которых мне захочется, типа удерживать жучка под стеклом.

Я поворачиваю голову и пялюсь на то, как бабочка трепыхается в банке, что стоит на моем, сделанном вручную письменном столе. Когда я смотрю на нее, это напоминает мне о ней. У бабочки такое же розовато-красное свечение, как и у Ванессы — словно у феи, только лучше. Почти как у принцессы. Принцессы жуков.

Улыбаясь, я поворачиваю банку, хватаю перманентный маркер и пишу сбоку «Принцесса».

Намного лучше, чем Майлз Второй.

Затем я поворачиваюсь и смотрю в бинокль на ее дом, как делаю каждый день, когда нахожусь в своем домике на дереве. У нее на голове несколько книг, а ее мать указывает в направлении, в котором она хочет, чтобы Ванесса прошла. Полагаю, она учится ходить, держа спину ровно. Но затем книги падают, и похоже на то, что ее мать в ярости. Губы женщины открываются, и она хмурится. Я могу услышать ее крик через улицу, а затем она отвешивает Ванессе пощечину.

Во мне закипает гнев, отчего пальцы на руках сжимаются. Но я знаю, что не могу ничего сделать с тем, как ее родители относятся к ней, поэтому пытаюсь успокоиться, медленно дыша.

Я никогда не понимал, почему они так жестоко с ней обращаются. Думаю, они хотят, чтобы она была идеальна. Кажется, она и так идеальна. Очень плохо, что они этого не видят.

Почему они хотят, чтобы она была такой? Потому что и сами что-то от этого получат? Потому что думают, что это сделает лучше ее жизнь или их?

Вот почему я не уживаюсь со своими приемными родителями. Я не позволяю им решать что-либо за меня, потому что они не могут контролировать меня, я им не принадлежу. Они, как пить дать, не мои настоящие родители, поэтому им лучше прекратить сейчас, если они думают, что смогут изменить меня. Этого не произойдет.

Но я переживаю за Ванессу. Я вижу, как с каждым днем требования ее родителей разрывают ее все сильнее. Веди себя прилично. Здоровайся со всеми. Получай только пятерки. Всегда превосходи других. Этого никогда не будет достаточно, и я вижу, как это надламывает ее.

Невыносимо это видеть.

От этого мне хочется пойти туда и успокоить ее, потому что она плачет, но я не могу. Ее родители не позволяют мне приближаться, когда сами находятся рядом. Они считают меня плохим влиянием.

Все, что я могу делать, это наблюдать за ней на расстоянии и надеяться, что все будет в порядке, пока мы с ней снова не увидимся.

Иногда мне хочется, чтобы она была бабочкой вместо того, кем является сейчас. Тогда бы я смог закрыть ее в банке и удержать в безопасности подальше от ее родителей, навсегда.

Очень плохо, что людей в клетках держать нельзя.

Все, чего они хотят — это вырваться.

Думаю, мне нужно придумать другой способ, чтобы все сработало.

ВАНЕССА

Настоящее

Тишина в комнате накрывает меня с головой. Удары моего сердца звучат в мозгу словно барабанная дробь. Пот капельками скатывается по лбу, пока мешок у меня на голове становится все более влажным из-за моего поверхностного дыхания. Даже дырки, проделанной для моего рта, недостаточно, чтобы делать глубокие вдохи. Чем дольше я здесь сижу, привязанная к стулу, тем больше начинаю проигрывать. Не знаю, как много времени прошло, как много минут осталось позади с тех пор, как он ушел, но их слишком много, чтобы сосчитать. Мой мозг теряет счет времени и способность ориентироваться, потому что я практически нахожусь в трансе от страха, что пульсирует в моих венах.

Затем снаружи раздаются тяжелые удары.

Тут же поворачиваю голову на звук, задаваясь вопросом, доносится ли он снизу или мне показалось. Когда шум становится громче, я внезапно ощущаю порыв бороться.

Дергаясь, я пытаюсь освободить руки от оков, натягивая ремень, которым связаны мои запястья. Чем сильнее я тяну, тем туже он затягивается, сковывая мышцы. Кожа ремня врезается в мою собственную, оставляя болезненный след, пока я шиплю с каждым своим движением. Без толку, я не могу выбраться, и кто-то приближается. Это, должно быть, он, вот поэтому я так отчаянно хочу выбраться.

Шаги становятся громче и громче, и затем дверь с грохотом открывается.

— Я вернулся! — произносит он счастливым голосом, словно пришло время кормить собак.

— Отвали, — кричу я, натягивая ремень как никогда сильно. Чертова вещица попросту не поддается.

— Ты все еще пытаешься вырваться? — он издает недовольное ворчание. — Я же сказал: не пытайся что-либо сделать.

Звук его шагов в сапогах словно грохот грузовика, пока он приближается. Я пытаюсь отодвинуться от него, отклоняясь назад на стуле, но ничего не останавливает его от того, чтобы прикоснуться к моему лицу.

— Бедняжка. Полностью связана и пытается высвободиться. Скучала по мне, пока меня не было?

— Убери от меня свои лапы, — произношу я, пытаясь укусить его, но, конечно же, промахиваюсь.

Он тянет мешок на себя, удушая меня в процессе.

— Продолжай вот так болтать, и я перережу тебе глотку.

— Давай, — говорю я, когда он отпускает из своей хватки. — Я бросаю тебе вызов.