Перепутанное свидание (СИ) - Лав Агата. Страница 17

Думаю, он мужчина-прелюдия. Будет гладить, массировать или распалять грязноватыми разговорами, а потом глубоко и чувственно возьмет.

Не как Константин.

— Леша, наш этаж, — указываю на створки, которые успели раскрыться за его спиной. — Можешь перенести меня через порог лифта, а потом я хочу на землю.

— Почему ты такая капризная?

— Избаловали.

Он кривится на мою шпильку, а потом делает, как я попросила. Выносит из лифта и ставит на каблуки.

— Нам направо, — подсказывает Леша и ведет меня дальше по белому коридору с ковровыми дорожками. — Так, не то… А, вот она. Прямо.

Он достает ключи из кармана пиджака и отщелкивает два замка один за другим. После чего открывает дверь и склоняет голову на манер швейцара.

— Не вздумай, — я выставляю указательный палец, потому что прекрасно вижу по его развеселым глазкам, что он удумал. — Нет, Леша. Нет!

Я бы осталась на месте, если бы это было настоящее “нет”. Но я делаю еще шаг и угадываю, как Леша надвигается и успевает подхватить меня в последнее мгновение. Он все-таки переносит меня и через второй порог, из-за чего рад так, словно выиграл олимпийскую медаль.

Он ловко перехватывает меня, удерживая одной рукой, а второй прикрывает дверь. Мы вдруг оказываемся в полной темноте и тишине, где слышно лишь наше сбитое общее дыхание.

— Тебе нравится издеваться надо мной, — неожиданно прямо спрашивает Леша. — Да, Лис?

Глава 14

— Ты очнулась?

Первые его слова после того, как он открывает дверцу багажника. А я мучительно не могу решить, что делать, шевелиться ли вообще?

— Я помогу тебе выбраться, — добавляет мужчина и по шорохам я понимаю, что он уже стоит вплотную. — Я вижу, что ты очнулась.

Вот и прикосновение, длинные цепкие пальцы обхватывают плечи и тянут назад. Я не сопротивляюсь и даже помогаю, все тело ноет от долгой поездки в критичной позе, и мне нужно распрямиться, вытянув ноги. И потом так чужие пальцы не впиваются в кожу. Ему не приходится прилагать усилия, и его прикосновения становятся невесомыми. Это как немой торг, я вдруг признаюсь себе, что согласна платить послушанием, лишь бы увеличить дистанцию между нами.

— Тут яркий свет...

Его предупреждение не поспевает за мной, я зажмуриваюсь, пытаясь спрятаться от ослепляющей волны света. После темного багажника глаза всё воспринимают за мощный прожектор. И вслед за зрением теряется равновесие, я наваливаюсь на дверцу багажника и едва не соскальзываю на землю. Но мужчина подхватывает меня.

И больше не отпускает, решив донести меня. Он забирает все жалкие миллиметры назад, и я оказываюсь в его руках, в чертовых тисках... Нет, господи, нет. Он теперь везде, вокруг меня, чужой запах, тепло, я чувствую, как вбираю его, как оно прилипает к одежде и подбирается к самой коже. Как становится душно и нестерпимо противно, а сверху кругами расходится его влажное горячее дыхание.

Не могу найти хоть немного сил, хоть крупицу, чтобы отодвинуться в сторону, чтобы не дышать чужим воздухом и не напитываться его присутствием. Как жадная пористая губка. Я чувствую его, через два слоя плотной одежды, словно ее нет, ничего нет… мне нечем защититься.

И нечем дышать.

— Саша!

Его возглас отдается эхом и заставляет резко распахнуть глаза. Я понимаю, что случилась перемотка, она забрала меня из одного места и бросила в другое. Но оставила его рядом. Мужчина стоит надо мной, склонившись и внимательно изучая мое лицо. Что там? Что не так? Он словно недоволен или озадачен... Да, сейчас он кажется таким сосредоточенным и холодным, что в нем едва можно заподозрить жизнь. Только в больших глазах тлеет огонек, и смотрит мужчина так остро и глубоко, что мне становится не по себе. Я инстинктивно отодвигают назад и понимаю, что сижу на деревянном стуле, спинка которого толстыми прутьями впивается в спину.

— Думаю, я не угадал с дозировкой, — спокойно произносит незнакомец, отмечая мое движение и отступая на шаг.

Мне сразу становится легче.

— Ты тяжелее, чем выглядишь. Поэтому.

— Что?

Я могу говорить, мои мысли, наконец, получают звук. Да, он снял скотч, и с рук тоже, я больше не скована... Но силы он мне не вернул, я по-прежнему в густой дымке усталости.

— Голова кружится? — мужчина бросает вопрос и замирает.

Запоздалая мысль подсказывает, что я впервые отчетливо вижу его лицо. Большая комната мягко, но достаточно освещена, и я могу запомнить каждую черточку. Голубые глаза и темные волосы с взлохмаченной, сбитой наверх челкой, которая давно отросла, поэтому мужчина то и дело спасается резковатым жестом, откидывая густые волосы назад. Он делает это машинально, красивым и четким движением кисти. И он весь такой. Словно выверен и вычерчен, ни одной лишней детали или краски, на грани откровенной скупости.

И он несет спокойствие. Теперь, когда он стоит передо мной, не прячась в вечернем сумраке, меня окончательно отпускает недавняя истерика. Или, быть может, дело в тех самых дозировках, его лекарство вновь действует. Я не знаю, и, кажется, путаюсь в ощущениях, но мне нравится смотреть на его одежду, палитра которой зажата между серым и голубым. Хлопковая рубашка без воротника, заправленная в пижонские зауженные брюки, и строгое классическое пальто, которое следовало снять еще полмесяца назад, чтобы попасть в сезон.

Дорогое пальто...

Он богат, я теперь четко это вижу. Люксовая, пусть и измятая, одежда, что красуется не лейблами, а четкими линиями по фигуре и мягкой тканью, кричит о достатке, как и его здоровая кожа, осанка, уверенный взгляд... И здесь же прячется разгадка его лица, одновременно отталкивающего и притягательного. Не лучшие природные данные проигрывают силе, что идет из его глаз. Его невозможно не запомнить, оно врезается намертво и остается с тобой.

Намертво.

Волна страха все же накрывает, и я опускаю взгляд, хотя понимаю, что поздно. Он не прячет лица, ему плевать, что я вижу и запоминаю, что я могу кому-нибудь рассказать. Смогу же? Или он уверен, что нет?

— Вы знаете мое имя, — начинаю неуверенно, пытаясь справиться с голосом. — Откуда?

Я коротко смотрю в его сторону и замечаю, что его взгляд направлен поверх моего плеча. Он избегает смотреть мне в лицо, будто ему достаточно лишь контура. Просто знать, где я нахожусь и всё.

— Да, нам нужно поговорить, — он тяжело выдыхает и вдруг отворачивается.

Пауза затягивается, и мне становится дурно от созерцания его спины. Что-то происходит, я чувствую, что что-то происходит, он обдумывает и колеблется...

Решает.

Мне нужно успокоиться и придумать, что делать.

Что вообще можно сделать?

— Как вас зовут? — падаю голос, которого сама пугаюсь.

Но я заставляю его проснуться, он оборачивается и вновь смотрит поверх моего плеча.

— Кирилл.

Уже что-то. Он отвечает мне и выглядит адекватным.

— Под стулом фотографии, возьми их.

Его то ли просьба, то ли приказ застает меня врасплох, я не могу сообразить даже, что такое стул.

— Под стулом, Саша, — повторяет он. — Опусти руку и возьми фотографии.

— Что за фотографии?

— Я всё объясню, но словам обычно плохо верят. Поэтому тебе лучше увидеть.

Это какая-то игра? Проклятая больная игра... Я успеваю подумать, что согласна поверить на слово во что угодно, лишь бы не двигаться по его указке.

— Я не готовился к нашему разговору, и, вряд ли, есть верные слова, — мужчина замолкает на пару мгновений, словно все же ищет подходящие слова. — Тебе страшно, я знаю...

— Просто отпустите меня.

— Я не могу.

— Я никому не скажу. Честно...

Он кривится на мое фальшивое «честно», и я замолкаю.

— Там три девушки, я хочу, чтобы ты посмотрела на их лица.

— Я не хочу, — в моем голосе появляются слезы, — нет, пожалуйста...

— Хорошо, — он кивает пару раз как заведенный, — я сам покажу.

Спинка стула жалобно скрипит, когда я ввинчиваюсь в нее, чтобы отстраниться.