Перепутанное свидание (СИ) - Лав Агата. Страница 25

— Мне кажется, он потерял разницу.

— Ты говоришь загадками.

— Прости, я для себя не могу толком объяснить... Кирилл как будто не понимает, что ты не она. Не Ольга.

— Ольга?

— Его супруга. Он в панике сейчас, и самой настоящей, так переживают за родных.

— Поняла, — я киваю, прикрывая глаза. — Он уже пугал меня этим, ее имени не произносил, но вдруг посмотрел по-другому и потянулся ко мне, поцеловал в губы...

Я замолкаю, чтобы не начать вспоминать. Ничего страшного не произошло, но все равно не по себе.

— И всё? — с явной тревогой спрашивает Итан. — Больше ничего?

— Он же не монстр.

Итан кивает с усмешкой на знакомый ответ, который я ему возвращаю, и долго смотрит мне в глаза. У него тихий и спокойный взгляд, без суеты или оголенного нерва, так что в него легко провалиться с головой и даже не почувствовать падения.

Так падали очень многие, если вообще есть число, а не безнадежный знак бесконечности, ведь чарующая мягкость сладко зовет. Я буквально читаю отражения женской беспечности в его карих выразительных глазах. И он давно разучился смущаться и переживать за впечатление, которое оставляет. Ведь это впечатление одно и то же, безотказно раз за разом.

— Вы давно знакомы с Кириллом? — я все же пытаюсь вернуться к нашей беседе.

— С института, у нас родители из одного города. Мы с ним в школьные годы иногда пересекались, а дружить начали в институте.

— Ты хороший друг.

— Нет, — он вдруг вспыхивает, неприятный смех искривляет его лицо, и Итан с трудом заставляет себя успокоиться, — я дерьмовый друг. Просто чувство вины догнало.

— Не поделили бизнес?

— Женщину.

Пауза.

— Он не знает, но я спал с Ольгой, — Итан нервно ведет плечами, как будто ему не плевать на мое осуждение и как будто я обязательно должна его почувствовать. — Просто так, потому что мог. Я давно хотел кому-нибудь рассказать… ему почти рассказал после похорон, заткнулся, когда увидел, что он наливает себе третий стакан воды подряд. То есть берет стакан, ставит на стол, наливает до половины и забывает о нем. И так снова... И снова.

Он хотел рассказать.

Но зачем? Зачем мне это?

Я буквально вижу, как двое мужчин стоят в гостиной или посреди кухни и тяжело молчат... Быть может, хорошо, что Итан промолчал, ведь Кирилл мог отреагировать жестокой вспышкой. Винтик безумия мог крутануться еще тогда, с треском или, наоборот, сразу с разгоном и до упора... Быть может, ему не понадобилось бы расследование и поиски похожих девушек, потому что вся ярость досталась бы Итану.

— Была злость на него и ревность что ли, — вполголоса продолжает Итан, неотрывно смотря на свои ладони, которые лежат на столе, — что он забрал всё горе себе.

— Он же муж.

— Да, я понимаю. Но я тоже потерял близкого человека, а приходилось врать, утешать его... дозировать свою скорбь, — он снова не сдерживает злой смех, — чтобы не возникли вопросы. Я уехал на неделю вскоре, сказал, что по делам. Отключил телефон и не просыхал, только аэропорт и помню.

— Мне жаль, Итан.

— Уже отпустило, слава богу. Или она не успела свести меня с ума, как его.

Глава 21

Я получила смс с незнакомого номера. Там адрес, день и вечернее время. Вплоть до минуты. 23.16

Это N.

У меня дрожат руки, а по телу гуляет шторм, мне страшно и хорошо одновременно. Я решилась на встречу… нет, не так, я раздумывала пару минут, а потом гоняла мысли по кругу для приличия. Я бы поехала в любом случае, даже если бы извела себя доводами, начинающимися с «унизительно» и «опрометчиво». Плевать.

Я не сомневалась, от кого сообщение и что это первый реальный шаг. Ни намеки, ни легкий флирт, а приглашение в номер. И это только больше заводило.

Пришлось ехать на выставку в откровенном платье. Нет, я не дура с распродажной скидкой на тело, чтобы носить глубокое декольте или мини, но с моей фигурой любое атласное платье смотрится чертовски откровенно.

Я сказала мужу о выставке, которая плавно перетечет в закрытую вечеринку для своих, поэтому ждать меня рано не стоит. Он и не думал, он любит свои мероприятия до утра больше меня, черт, он их безумно любит, никогда не устает и может благодушно улыбаться несколько часов подряд. И всем подряд. Мне иногда даже интересно, когда его уже начнет тошнить. Я не выдерживаю и часа, и всё реже составляю ему компанию.

И проклятая выставка не становится исключением: душно, скучно, стрелки на часах замирают. И мне приходится уворачиваться от вспышек приятеля-фотографа, который плохо понимает слово "нет".

К счастью, меня немного развлекают острые взгляды местных бабочек, которые оценивающе смотрят в мою сторону. Девушки потирают руки, глядя как я оделась на картинную выставку. Видно, в их глазах, я в отчаянии и кризисе, что-то из бабской классики — муж охладел, так хоть жадными взглядами чужаков подпитаться. И они уже начинают строить планы и тихо ненавидеть друг друга, на горизонте замаячил перспективный мужик, а тут столько желающих.

Дурацкое развлечение, в общем.

Я собираюсь на выход, когда отбываю положенный срок. Время как раз подходит. Не верится, что я устояла и не стала изводить себя, думая о том, что скоро случится. Как именно случится... Я нарисовала слишком много картин за последние дни, и эти картины одна грязнее другой, я и забыла, как далеко умею заходить.

Как я люблю это.

Спускаюсь по лестнице, чтобы поймать такси, и пытаюсь удержаться мыслями на границе. Но ничего не выходит, фокус предательски расплывается. Я в деталях представляю лицо мужа.

Мне интересно, что будет с его свежим ухоженным лицом, когда он узнает?

Ловлю желтый фирменный седан и оказываюсь в нем после взмаха руки. Произношу водителю адрес… Это последнее несмазанное воспоминание. Потом же случается стук, кто-то грубо бьет по капоту, еще секунда и открывается задняя дверь.

N. Он вдруг оказывается рядом.

— Здравствуй, Ольга.

Он садится и, не отрывая от меня жадного взгляда, подает водителю знак ладонью. Мужская раскрытая ладонь опускается вниз, но уже не на сиденье, а на мое колено. N резко рвет дистанцию и нависает, уткнувшись грудью в мое оголенное плечо.

— Я не ошибся, — произносит он с хитрой улыбкой. — Я никогда не ошибаюсь.

Мне жарко от него, и он плавно выдыхает, касаясь моих волос. Стоит поднять лицо и можно почувствовать его дыхание на щеках.

— Я ждал в кафе напротив, долго... У тебя сумасшедшая выдержка, я уже хотел идти и брать тебя под руку.

— Ты сам назначил время, — я, наконец, нащупываю свой голос, — до минуты.

— И ты наплевала на него, — он улыбается еще шире и закусывает нижнюю губу, когда опускает взгляд ниже. — Тебе нельзя носить такое, я чувствую себя животным.

— Это плохо?

Я чувствую его поцелуй на волосах, хотя это даже не поцелуй. Он дразнит и забирает последние сантиметры, касаясь моего виска. Слишком невинно, мало. Черт возьми, сукин сын издевается... И я запрокидываю голову сама, чтобы уже почувствовать его горячие губы, с которых слетают все эти слова, от которых мне только жарче и теснее. И еще его пьяная расслабленная интонация, будь она проклята!

— Ольга, ты...

— Заткнись.

Он подхватывает мое движение и впивается в губы, забывая весь недавний торг. И я верю, что он извелся в том кафе, он буквально врывается в меня, так жадно, неистово... Я ничего не могу сообразить, проваливаюсь в тягучую сладость мужских прикосновений и плавлюсь.

Всего лишь поцелуй. Первое касание.

— У тебя нежные губы, — его взгляд плывет, не в силах сфокусироваться, — и это точно плохо.

— Почему?

— Не смогу остановиться, я уже чувствую... Не отпущу.

Теперь глубже и медленнее, я закрываю глаза, представляя, как его губы скоро перетекут ниже.

— Что ты сказала ему? — N выдыхает вопрос мне в рот, отодвигаясь всего на миллиметр.

— Что?

— Что ты сказала мужу?