#Даша_на_Луне - Сергиенко Алексей Леонидович "Asta Zangasta". Страница 67

И как я раньше не понимала астронавтов, безропотно лезущих в чужой корабль, так я сейчас не понимаю саму себя. Почему я делаю это? Почему я стремлюсь к очевидно опасным развалинам?

Потому что мне жуть как интересно.

Так себе ответ, если честно, но уж какой есть.

Давным давно, в прошлой жизни — в смысле, неделю назад, еще на подлодке, я слушала дискуссию техников, на тему, что такое разум. Сова эта еще не до конца разъяснена наукой, так что теорий было даже больше, чем участников спора. И я, выслушав всю компанию, решила для себя, что основной признак разума — это любопытство.

То есть разум конечно, инструмент для изучения окружающей среды, с целью приспособиться и выжить. Но приспособляемость и выживаемость может быть и неразумной. Тот же Багаж, успешно к среде приспосабливается, а разума в его электронном ганглии нет и не было.

Разум начинается, когда существо начинает делать что-то, не связанное с непосредственным выживанием. Изучать окружающий мир, осмысливать его, чтоб потом, на основании умозаключений, найти своё место в нём.

Самосознание начинается с любопытства. Которое убило кошку.

Кошка тут всплыла потому, что когда я высказала свою теорию о природе разума, меня высмеяли, заметив что кошки вполне себе любопытны. И что, они по твоему разумны, Дарья? — спрашивали они меня.

— Да, — сказала я, — Кошки способны на любовь и коварство. На месть и обман. Они предвидят события — знают, например, чьё мясо съели и остерегаются последствий. А что не особо умны, так мозгов у них не густо.

Примерно как у меня.

Сейчас, когда я сижу в лунном ровере, с пристегнутым к поясу вакуумным калашом, это особенно очевидно.

От углубленного самоедства меня отвлек вернувшийся от маяка Балбес.

— Ну, вот, маяк функционирует в штатном режиме, — доложил он, — Запитан от солнечной батареи, может работать без присмотра десятки лет.

В подтверждение своих слов он переключил свою рацию на волну маяка и шлем заполнило низкое, базовое гудение. «ТУУУУТ, ТУУУУТ, ТУУУУТ» — басово пел маяк.

— Теперь, даже если мы не вернемся, следующая экспедиция высадится без проблем, — ободрил меня Балбес.

— Большое, блять, спасибо за моральную поддержку, — ответила я и отвернулась.

Какое-то время мы ехали молча. Я смотрела по сторонам, благо смотреть было на что. Немного привыкнув к Луне, я начала видеть красоту в этом безжизненном мире. Мы ехали, объезжая воронки и валуны вдоль стены кратера, постепенно приближаясь к пролому, пробитому, в доисторические времена метеоритом.

Стена кратера, казавшаяся однородной темной массой с места посадки, постепенно приближаясь, обретала детализацию, оказавшись покрытым сколами и трещинами склоном каньона. Строгим и величественным, как кафедральный собор. Наш ровер, по сравнению с этой красотой, казался до обидного крохотным. Джеком Бобовое Зерно в гостиной великанов.

В фильме, который про меня когда-нибудь снимут, в этот момент будет играть органная музыка Баха. Это будет величественно и уместно. Несмотря на то, что это будет отступлением от исторической правды — на встроенным в скафандр аудиплеере я нашла подборку песенок из советских мультфильмов.

Которую и запустила, от безысходности. И которая, вот нежданчик, очень мне помогла. От безысходности же. Я даже начала вполголоса подпевать:

«Мы в город Изумрудный, идем дорогой трудной, идем дорогой трудной, дорогой непрямой….». Настроение у меня заметно улучшилось.

До бреши в стене, по которой мы должны были подняться на стену, по плану мы должны были добраться за 45 минут. Еще четверть часа было отведено на подъем вверх, после чего мы должны были час ехать до замка. Подобный график, с учетом возвращения и получасового резерва отставлял на исследование замка всего 30 минут, поскольку запасов воздуха в китайских скафандрах хватало всего лишь на пять часов.

Конечно, у нас была возможность перезаправить скафандры, но китайская система перезаправки была сыроватой и требовала чтоб космонавт, во время перезаправки находился в шлюзе. Сменить баллоны в вакууме не представлялось возможным.

Во время совещания поднимался вопрос о возможности подключения скафандров шлангами к снятому с Zero аварийному модулю системы жизнеобеспечения, но его требовалось снабдить аккумуляторами и перепрограммировать для автономной работы, да и весил он центнер с гаком. Так что этот вариант был оставлен на случай, если мы не сумеем добраться до Замка с имеющимися запасами.

Сейчас мы ехали на регосценировку. Так военные называют разведку боем. В смысле, мальчиком, который прошвырнется туда-сюда, по быстренькому посмотрев, что и как.

Мой скафандр был рассчитан на 12 часов работы, после чего требовалось сменить картридж системы жизнеобеспечения, но караван судов идет со скоростью самого медленного из них.

Я посмотрела на таймер. С момента нашего выхода прошло уже 50 минут. Мы отставали от графика. Сначала мы задержались у требующего ручной перезагрузки маяка, потом затормозили у пролома — пробивший стену кратера метеорит разбросал по равнине огромные каменные глыбы, которые нам пришлось объезжать.

Хорошо что этот удар состоялся в незапамятные времена и каменное ложе бреши успело засыпать микрометеоритами, образовав обычный для луны слой реголита. Со стороны казалось что с вершины стены в трещину стекает водопад из лунной пыли. Только казалось, естественно — лунный грунт был совершенно нетекучим.

Подъем оказался непростым. Склон, по которому мы должны были въехать на стену, был крутым и я, несмотря на вакуум, слышала рычание захлебывающего от нагрузки двигателя ровера.

— Остановите ровер, я сойду, — сказала я в общем канале.

— Что случилась, Дарья? — сразу вмешалась Сучка.

— Я быстрей поднимусь пешком, — пояснила я, — Мне воздух беречь не надо. Не будем зря аккумуляторы…

— Принято, — перебила меня капитан.

Я даже малость опешила. Я рассчитывала на долгий торг и заготовила целую кучу доводов. И сейчас гадала — то ли Сучка настолько быстро соображает, что обдумала проблему и приняла решение за те секунды, что я говорила, или она просто отмахалась от меня — Дарьей больше, Дарьей меньше, ей-то какая разница?

Задумавшись об этом я зацепилась ногой за бортик и вывалилась с ровера лицом вперед. Впрочем, в этот раз я успела сгруппироваться и приземлилась на колени, не замарав перчатки. Оттолкнувшись ногами от реголита, я подпрыгнула и оказалась на ногах, после чего подняла руку вверх и повернулась к роверу.

Сидящий на пассажирском сидении Балбес снимал меня для истории на видеокамеру. Я махнула рукой в сторону подъема и побежала вверх, отталкиваясь ногами. Центр жизнеобеспечения тут же возмущенно запищал, сигнализируя о перерасходе воздуха.

Бежать, а точнее прыгать вверх, оказалось неожиданно трудно. Мерзкий лунный грунт проваливался под ногами, держать равновесие в скафандре было чудовищно неудобно, моментально выступивший на лице пот заливал глаза, но в общем, ничего такого, чего я не переживала десятки раз на тренировках.

Оглянувшись на середине пути назад, для чего мне пришлось повернуться всем корпусом. Карабкающийся за мной по склону ровер с двумя тайконавтами, один из которых снимает меня на видеокамеру смотрелся до того комично, что я больше не оборачивалась.

Доскакав до верха, я пару секунд стояла, уперев руки в колена и дыша как загнанная лошадь. Потом подняла голову. Прямо передо мной, в конце пропаханной в реголите борозды лежал разбитый в хлам американский лунный модуль.

Я нисколечко не удивилась. Примерно этого я и ожидала. О том, что один из американских лунных модулей разбился при посадке, ОО рассказал мне еще на Ынхе. То что я, с моим-то везением обязательно на него наткнусь, тоже было предсказуемо.

А вот то, что передо мной, плоской, выгоревшей от безжалостного солнца кляксой будет лежать труп астронавта, было для меня неожиданного. Жизнь меня к этому не готовила.

Подъехавшие Трус с Балбесом вылезли из ровера и молча стояли за моей спиной, наблюдая ту-же безрадостную картину: лежащий в конце пропаханной в лунном грунте борозды посадочный модуль. Покореженный, с нелепо торчащими в небо посадочными ногами.