Еврейские народные сказки (Предания, былички, рассказы, анекдоты, собранные Е.С. Райзе) - Райзе Ефим Самойлович. Страница 74

— Реб ангел! Извините, что отвлекаю вас от работы. Скажите, что здесь — Рай или Ад? Если Рай — то как здесь появились молодые дамы, а если Ад — то за какие грехи сюда брошены эти святые старцы?

Ангел разгладил свою длинную широкую бороду и ответил:

— Не удивляйтесь, реб еврей. Здесь и то и другое — Ад для этих дам и Рай для святых старцев.

В одном местечке умерли раввин, шойхет и вор. Вначале поднялся на Небо раввин и предстал перед Небесным Судом:

— Кем ты был при жизни? — спросил Суд.

— Я был раввином, — ответил покойник, но слова его потонули в криках и жалобах множества женщин, пришедших свидетельствовать против него.

Одной он запретил пользоваться мясным горшком из-за того, что под него подтекло вскипевшее молоко, другой он запретил есть бульон, признанный им трефным; все обвиняли его, все проклинали, и Суд Небесный постановил: бросить раввина в Ад!

Потом перед Судом предстал шойхет, и не успел он раскрыть рта, как налетели разъяренные женщины: этой он не так зарезал курицу и сделал ее трефной, той бедняге он нанес ущерб, заставив выбросить трефного гуся. И Суд Небесный постановил: бросить шойхета в Ад!

Тут поднялся на небо вор.

— Ты кто такой? — спросил его Небесный Суд.

— Я посланник Божий, — скромно ответил вор.

— Что же это значит? — спросили его.

— Когда Бог постановляет, чтобы такой-то и такой-то был обворован, — я выполняю это постановление.

— Ну, если так, — решил Суд, — тебе место в Раю.

И вор попал в Рай.

Умер шкловский раввин. Похоронили его с подобающими почестями. Вскоре сын раввина сильно стосковался по отцу. А в Шклове на старом рынке день и ночь стояли балаголы, которые любого домчат на подводе куда угодно. Подходит к такому балаголе сын раввина и спрашивает:

— Сколько будет стоить поездка на тот свет?

— Это вам будет стоить, — отвечает балагола, — десять рублей, как один коржик — одна копейка.

Нанял сын раввина балаголу и велел, чтоб тот отвез его в Рай. Он был уверен, что его святой отец находится там, где пребывают все праведные души.

Выехали из города. Смотрит сын раввина и видит, что едут они дорогой, почти сплошь заросшей бурьяном. Видать, мало кто ездит по этой дороге. Ехали-ехали и приехали.

Сошел сын раввина с подводы, подходит к маленькому приземистому домику. Долго искал дверь, наконец нашел, а она вся заросла мхом и паутиной. Открывает дверь и видит — стоит покойник-сторож, с ног до головы облаченный в саван. Молча, ни слова не говоря, покойник пропустил его в дом. Вошел сын раввина и видит длинный стол, а вокруг стола сидят старики и изучают Гемару; около каждого под столом стоит ящик с мацой. Если кто проголодается, может, нагнувшись, взять кусок мацы и поесть, не прерывая изучения Гемары. Стал сын раввина спрашивать стариков:

— Не знаете ли вы, рабойсай, где находится мой отец, знаменитый Шкловский раввин?

Отвечают ему ученые:

— Твоего отца мы не видели и не слыхали про него.

Молодой человек был ошеломлен:

— Как же так, неужели моему отцу, этому святому, по свидетельству всех знавших его, человеку, нет места среди ученых людей, допущенных в Рай? Неужели у знаменитого Шкловского раввина были тайные грехи, из-за которых Господь не допустил его в это место?

Что делать? Надо сыну раввина возвращаться. Выходя, видит он: висит над дверью большая полка, а на ней сидит старый еврей с длинной бородой, в руках у него горшок с кашей. Старик тот кричит:

— Есть хочу! — но кашу не ест.

Сын раввина вышел из домика, сел в подводу и вернулся в Шклов. Вернулся и думает: «Десять рублей я уже потратил, израсходую-ка еще десять рублей и поеду в Чистилище. Может быть, у отца моего был какой-нибудь незначительный грех и его временно поместили в Чистилище с тем, чтобы потом перевести на постоянное пребывание в Рай».

И он снова нанял того же балаголу и поехал теперь уже другой дорогой, которая вела из Шклова в Чистилище.

Едет сын раввина и дивится разнице между дорогой в Рай и этой дорогой в Чистилище. Дорога в Рай была пустынна, заросла травой и бурьяном, а эта дорога — настоящая, благоустроенная, красивая дорога, и по ней с шумом и свистом мчится множество подвод.

Подъехали к высокому, красивому дому. Был уже вечер, окна дома ярко сияли, так что свет был виден за версту.

Вошел сын раввина в Чистилище и сразу же увидел знакомых — шкловских музыкантов: вот Бейнеш-скрипач, вот Берче-барабанщик, вот Шмул-Йойсеф-флейтист, а вот много красивых молодых девушек, которые танцуют под музыку клезмеров, старых клезмеров, которые на этом свете играли очень хорошо и еще лучше играют на том свете. А красивые девушки хорошо танцевали на этом свете и, видать, еще лучше танцуют на том свете. И безгранично веселье, и бесконечны танцы.

— Реб Бейнеш, реб Берче, реб Шмул-Йойсеф! — обрадовался сын раввина. — Как дела? Как вам здесь живется? Я вижу, у вас тут не жизнь, а сметана: сплошная музыка, сплошные танцы, это мне очень по душе. Объясните мне, что все это значит?

Отвечают ему музыканты:

— Мы бы тебе подробно ответили, друг наш, но, увы, сзади нас стоят черти. Так вот, пока мы играем, они стоят спокойно, но стоит на секунду отвлечься, как нас хватают за горло и начинают душить. Вот уже двадцать восемь лет мы играем без перерыва, не останавливаясь ни на минуту. Мы уже заболели, играя, мы уже тысячу раз падали в обморок от усталости! Посмотри, какие огромные капли пота текут по нашим лицам, каждая капля — с горошину!

Тогда сын раввина спрашивает у клезмеров:

— Мой отец недавно умер. Искал я его в Раю и не нашел. Верно, он здесь, в Чистилище, не знаете ли вы, где мне его найти?

Отвечают ему клезмеры:

— Тут его нет, это мы точно знаем.

Услыхав это, сын раввина был потрясен: как это так? — для святого шкловского раввина не нашлось места ни в Раю, ни в Чистилище!

Выходя из Чистилища, сын раввина опять увидел полку над дверью, на которой сидел знакомый длиннобородый еврей. Как и в Раю, он держал в руках горшок каши и, не притрагиваясь к каше, кричал:

— Есть хочу!

Вернулся сын раввина в Шклов и думает: «Но ведь где-нибудь мой отец должен же быть! Если его нет в Раю, нет в Чистилище, то он, наверное, в Аду. Раввин ведь не может совсем пропасть! Поиски отца уже обошлись мне в двадцать рублей, пусть будет потрачено еще десять: поеду в Ад и найду отца!»

Нанял он того же балаголу, уплатил ему десять рублей и поехал.

Выехав на дорогу, которая вела в Ад, сын раввина восхитился ее красотой, шириной, оживленным движением, шумом. Подводы, дроги, коляски, кареты. Кажется, сама дорога бежит, мчится, плывет. Подвода остановилась у огромного стоэтажного дома. Все окна в доме были освещены электричеством, свет нестерпимо слепил глаза.

Сын раввина приоткрыл дверь и увидел, что привратником служит сам праотец Авраам. Вошел сын раввина в прихожую и спросил разрешения войти в дом.

— Если ты обрезанный — проходи беспрепятственно, — сказал Авраам.

Войдя в дом, сын шкловского раввина остановился в растерянности, не знает, куда идти, где искать отца.

— Кого ты ищешь? — спросил его праотец Авраам.

Сын раввина рассказал ему о своих поисках, просит показать, где ему искать своего отца.

— Да, — сказал праотец, — он действительно здесь. Работает кочегаром. Подкладывает дрова в топку. Можешь с ним повидаться.

И он дал сыну пропуск в кочегарку.

Когда сын раввина вошел в кочегарку, его поразило огромное вращающееся колесо. На том колесе тысячи крюков, и на каждом крюке висит раввин. Колесо крутится, и раввины вместе с ним: один вверх, другой вниз — вращение безостановочно — пар вертит колесо, а сам шкловский раввин беспрерывно подбрасывает дрова в топку.

— О, папа! Здравствуй! Еле нашел тебя — искал в Раю, в Чистилище, вот, наконец, нашел тебя здесь. Рассказывай, как ты здесь живешь?