Семейные хроники Лесного царя. Том 2 (СИ) - Бересклет (Клименкова) Антонина. Страница 28

— Всё было еще страшнее! — мрачно перебила Лукерья. — Мне Щур перед смертью рассказал, как он резал тебя ножом, чтобы вынуть ребенка.

— Вот подлый старикашка, обещал же хранить тайну и на том свете! — рассердился на предателя Яр.

— Хотел облегчить душу от груза молчания и налегке взлететь на Небо, — пожал плечами Сильван. — Он же не предполагал, что мы его воскресим.

— Щур был провидцем, он должен был чувствовать! — отрезал Яр. Но опомнился, тон умерил, ласково обратился к молчаливому сыну: — Сокровище, мы тебя утомили, да? Прости! Тебе надо отдыхать. А хочешь кушать?

— Я б пообедала, — почесав нос, решила Милена. — Мы, кстати, про завтрак сегодня и не вспомнили.

— Пап, я не против, чтобы у меня было двое отцов, — произнес Драгомир, у которого и так голова шла кругом, как у пьяного, а тут еще откровение за откровением. И будто этого мало, сестрица рожицы строит, ухмыляется многозначительно! Он ткнул в Милку пальцем, не сдержал возмущения: — Но я не собираюсь делаться пасынком собственной сестры.

— А чем я тебе плоха мачехой?! — тотчас разобиделась Милена. Но под хмурым взглядом жениха миролюбиво объяснила: — Я просто о будущем думаю, Ванечка! Ежели папка от тебя родил такого славного моего братца, то какие же чудесные детки получатся у меня с тобой!

У Лукерьи, внимательно следившей за разговором, вырвалось раздраженное шипение. Гоблинша, до того стоявшая рядом с бывшей царицей и заворожено внимавшая открывающимся таинствам — от этого ругательского шипения отшатнулась.

— С вашего разрешения я распоряжусь на счет обеда, — отмерла и поспешила откланяться сиреневая от смущения служанка.

— Погоди, я с тобой! — окликнула горничную Милена. — У меня теперь двое тощих некромантов, мне надо их откармливать особыми кушаньями!

Уже из-за двери донесся громкий голос царевны:

— И не вздумай раззвонить по своим соплеменникам, что у вашей богини второе дитя обнаружилось! Сие есть приватная тайна, и оная должна остаться в семейном кругу!

— Ваше высочество, помилуйте! — ворчливо отозвалась довольная причастностью гоблинша. — Наше племя священные тайны чтит и хранить умеет! А ежели у нашей богини от тутошней богини сын нашелся, сам богинеподобный, так как же нам не возрадоваться? Ажно сердце в груди ликует!

— Я к тебе обращаюсь, а не к твоему племени! — повысила тон Милена. — Ты слышала — ты тайну и сохрани! На племя не распространяй!

— Да как же мне одной такую тяжесть знаний вынести, помилуйте? — гнула свое гоблинша. — Всем племенем-то справимся, а я одна не выдюжу!

Как заругалась царевна в ответ, было уже неслышно.

— Хозяйка выросла, — умилилась Лукерья вослед дочери.

_________

Было темно за окном, когда Драгомир очнулся от тяжелого мутного кошмара. Легкий шорох заставил его встрепенуться — это отец вошел в спальню. Скользил по комнате, как тень, боясь потревожить сон младшего сына. И расстроился, мгновенно заметив по изменившемуся дыханию, что Мир проснулся.

— Ох, я разбудил тебя, да? — неловко шепотом произнес Яр. Подошел к постели, посмотрел внимательно: — Ты как?

— И спасибо, что разбудил, — проворчал Драгомир, подтягиваясь на подушки повыше.

Яр покачал головой, догадываясь, какие сны могут сниться после всего, что случилось. Однако вместо пустых утешений спросил:

— Можно, я останусь на ночь здесь?

— Это твоя спальня и твоя кровать, — смутился Драгомир. — Прости, мне лучше перебраться в свою старую комнату…

— Нет, я не о том. Сейчас тебя нельзя оставлять одного, тем более спящего. В тебе пробудилась огромная сила, и она совершенно неуправляема. Либо я, либо Сильван должны быть поблизости, чтобы успеть помочь. Так что… если не хочешь, чтобы остался я, тогда позову Силя, он побудет с тобой. Он только что ушел, сидел в той комнате, чтобы тебе не мешать.

— Нет! — быстро ответил Мир. Робко добавил. — Давай ты.

— Тебе не нравится Силь? — уточнил отец. — Он хороший. Я пугал им вас в детстве просто в шутку, ты же знаешь.

Драгомир повел плечами. Думая совсем о другом, пробормотал первое, что пришло на ум:

— Он неплохой. Внимательный. Мне спокойно, когда он рядом, примерно, как с Тишкой или Миленой, но они оба шумные, а Сильван тихий. — И замолчал, поняв, что получилась ерунда. Сложно объяснить, что ощущаешь практически незнакомого человека почти так же легко, как родного. Однако именно «почти».

— Ты привыкнешь к нему, — по-своему понял неловкость сына Яр. Добавил с улыбкой: — В любом случае, вам обоим придется друг к другу притереться, потому что Милка его никуда от себя не отпустит. Ну а я, конечно, никуда отсюда не отпущу Милену. Хочу, чтобы вы все были при мне, такой я ревнивый родитель.

Яр за разговором погасил в комнате свечи кроме одной, отставив ее подальше от кровати, чтобы свет не достигал изголовья. Разделся до подштанников, не стесняясь насупившегося сына. В конце концов, не спать же ему одетым в собственной постели. Он лег на свою половину, на бок, подложив локоть под голову. В полумраке уставился на хмурого, как воронёнок, младшего. Драгомир неосознанно занял ту сторону постели, которая раньше законно принадлежала его матери. Яр рассеянно подумал, что теперь эта половина не принадлежит никому. Собственно, она ведь уже давно пустовала.

— Мир? Не говори, будто успел выспаться, ты продремал не больше часа. Сегодня был слишком долгий день, ложись давай.

— Угу. — И не шелохнулся, глядя в темный угол.

— У тебя болит что-нибудь? — встревожился отец.

— Нет, — отмер сын, неловко попытался оправдаться. — Жжет немного, под повязками зудит слегка, но терпимо. Милка перетянула, наверное, когда перевязывала.

— Это чтобы за ночь не сползли, если будешь ворочаться, — пояснил отец.

Мир кивнул, рассеянно потер завязанное колено через одеяло.

Сегодня с ним все носятся, как курица с яйцом. Отец и Сильван отмыли его от грязи и крови, когда принесли во дворец. Потом лечили… После передали Милене, та покормила его, как маленького, с ложечки. Заодно заставила поесть и своего будущего мужа. Сильван жевал, а сам следил за состоянием Мира так пристально, словно видел каждый проглоченный им кусочек или движение крови по сосудам… А, впрочем, возможно, что и впрямь видел. Забавно, некромант оказался таким же привередливым, как сам Драгомир, поэтому сестрице пришлось равно прикрикивать на обоих, чтобы хоть что-то соизволили пропихнуть в желудки.

Потом Милка опять потащила брата в купальню, сняла бинты, отодрав от стремительно сглаживающихся шрамов засохшие корки крови, заново отмывала, теперь уже не торопясь. Тщательно намылила шею в прямом и заодно в переносном смысле — ворчливо обругала его всеми известными ей бранными словами за глупость и недальновидность. При этом не забыла аккуратно подровнять волосы, чтобы выдранные на княжеском подворье пряди не были так заметны.

Сестрицу Драгомир никогда не смущался, как и она его, двойняшки ведь, пусть и такие непохожие. Пусть и рожденные по-разному, как сегодня выяснилось… Он молчал, позволяя делать с собой всё, что она считала нужным. А она не ждала от него ответов, то ворчала, то ругалась, то украдкой всхлипывала и тут же весело щебетала о чем-то, о разном. И только изредка прижималась к нему со спины своими мягкими большими грудями, словно бы случайно. Но он чувствовал биение ее сердца, оно выдавало, как же на самом деле безумно Милена волновалась за него.

Потом его натерли лечебными снадобьями, пусть по сравнению с чистой силой отца все эти мази были практически бесполезны, на Драгомире и без них всё заживало с нечеловеческой стремительностью. Но он не протестовал, если родным так спокойнее, он потерпит. Мама напоила его успокоительными отварами собственного приготовления, невыносимо горькими и противными, но Яр быстро прогнал супругу, чтобы не нервировала сына своим похоронным видом, при котором никакой отвар не успокоит. Затем Драгомира снова уложили в отцовскую широкую постель, в середину, обложили подушками. Он очень сомневался, что заслуживает такую заботу. От этих сомнений на глазах сами собой закипали слезы, обжигая веки, скрадывая голос и дыхание…