Семейные хроники Лесного царя. Том 2 (СИ) - Бересклет (Клименкова) Антонина. Страница 3

Самое обидное, что граница Лесного царства — вот она уже, на другом берегу Матушки. Казалось бы, возьми лодку, переплыви реку — и будешь у цели. Как бы не так! Конечно, они пробовали: потратили деньги, наняли переправу. И только до середины доплыли — река вдруг опасно забурлила вокруг суденышка, завертела его, словно скорлупку.

— Шайтановы силы! — взвизгнул лодочник и бросил бесполезный руль, в панике выпрыгнул в воду. Во все лопатки дал деру своим ходом к родному берегу, оставив растерянных эльфов, даже свою лодку не пожалел.

Впрочем, обошлось без потерь: водяные духи потешились, раскачивая лодку, попугали, бросая на цеплявшихся в борта эльфов высокие волны, да и остыли. Оттащили непрошеных гостей обратно к бусурманской стороне, где задвинули на песчаную отмель в камыши.

Благодаря стараниям болтливого переправщика, который тем же вечером вернул себе посудину в целости, а полученное серебро разозленным эльфам назад не отдал, весть о чертовщине разнеслась быстро и широко. Ни один владелец судов не пожелал иметь дело с нелюдями, на которых лесной царь явно отчего-то гневается, раз не пускает на свой берег. Никто не хотел из-за чужаков накликать беды на свои караваны. Ведь ежели Владыка лишит людей милости, дело может обернуться плачевно: нашлет проливные дожди, встречный ветер, запутает проводников, наведет морок с туманом и заведет корабли в речные рукава, отрежет в гнилых старицах. Хуже, если проволочками и плутанием не удовольствуется. Может и на мель посадить, пробив днище, плот с товаром перевернуть, не дай боже русалкам разрешит мужиков на дно утянуть! Никто даже на кошель с золотом смотреть не желал, придумывая себе всяческие несчастья и ужасы. Плевались троекратно через левое плечо и быстрей прогоняли нелюдей подальше от причалов.

И вот эльфы сидели на гостином дворе, играли песни на заказ — и ждали, когда судьба смилуется и пошлет им сострадательного смертного, кто согласится провести их вглубь лесных земель, пусть даже это сострадание обойдется им в немалые деньги. Обидно было застрять в самом конце долгого пути. Вдвое обидно видеть, как люди спокойно пересекают невидимую границу, а эльфов неведомая сила упрямо разворачивает назад. Какая несправедливость…

Нэбелин стоило большого труда не сбиться на печальный мотив из-за усталости и безнадежности, тяжелым грузом легшей на хрупкие эльфийские плечи. Флейта в ловких изящных пальцах пела о постылой березке, а мысли летали где-то далеко, то воскрешая в памяти холмы, охранявшие родную долину, то уносясь вперед, стремясь к запретной Дубраве… Но в какой-то момент взгляд сосредоточился на настоящем: выхватил в полумраке зала новое лицо, бородатое, улыбчивое, при этом немного расстроенное, но всё равно светящееся изнутри тихим счастьем. С такой затаенной радостью люди возвращаются домой после нелегкого путешествия, повидав множество опасностей.

Нэбелин неприметно пнул по ноге глубоко задумавшегося Рэгнета. Спутник и без того попадал мимо нот на своей жалобно дребезжащей арфе, а тут смотреть надо было в оба, вернее в четыре глаза. Что-то подсказывало юному эльфу, что именно этот кудрявый русый бородач принесет им долгожданную добрую весть. Не обрывая музыку, эльфы напрягли тонкий слух, пытаясь понять, о чем этот богатырь завел разговор с седым парнем, к которому подсел с улыбкой, сияющей, но несколько напряженной и виноватой. К сожалению, их речь осталась для эльфов малопонятной из-за незнания певучего варварского языка.

— Что, Томил, истомился без меня? — привычно пошутил богатырь,

— Опять ничего? — сразу в лоб спросил седой, пододвинув другу свою кружку с пивом.

Тот покачал головой, пытаясь сохранить видимость веселости. На кружку покосился, к пиву не притронулся, хотя очень пить хотелось после суетливой беготни по береговым причалам. Но пиво дело такое — одну кружку выдуешь, захочешь еще, а на «еще» у них денег нет, так что лучше воду цедить, благо река рядом.

— Значит, на месяц здесь застрянем, — Томил наотмашь разрушил всё лицедейство друга. — Жаль, что деньги кончаются, придется затянуть пояса. И найти постоялый двор подешевле. Хотя куда уж дешевле, почти задаром пустили, из жалости.

Русобородый моментально сник, могучие плечи уныло опустились. Он пробормотал, отвернувшись:

— Пойду хоть грузчиком, не хитрое дело, но чтоб про голод ты у меня даже не заикался. И так у хана «в гостях» отощал, одни глазищи остались. Поседел больше прежнего! Меня моя Варька застыдит, когда тебя привезу.

— Шмель, хватит, разжужжался, — оборвал его тревожное ворчание Томил. Кивнул на музыкантов, чтобы немного разрядить напряжение: — Как думаешь, девка это или парень?

Русобородый пригляделся, прищурил один глаз, потом склонил голову к плечу и прищурил другой, изрек:

— А леший разберет! Второй-то носатый точно мужик, а это… Скорее девка, но не уверен. Тебя, Сивый, вечно к нелюдям тянет!

И тотчас вернулся к прерванному разговору.

— Эти нехристи, знаешь, как рассуждают: мол, вверх по Матушке сейчас ходить невыгодно. Сейчас они лучше развернутся и еще раз сходят порожняком вниз к устью, там дадут своим людям погулять в порту. А через месяц, когда дело ближе к Ярмарке, заломят цену повыше и повезут гуртом иноземцев с ихним заморским товаром. Чую, ежели сейчас мне не наскрести монет на два места в лодке, то через месяц вообще спросят такую мзду, что легче вплавь своим ходом!

— А сколько спрашивают за место? — уточнил Томил.

Шмель, закатив глаза, на растопыренных пальцах показал количество просимых монет. Сивый невольно фыркнул смешком: вспомнилось, как в босоногом детстве его приятель точно так же показывал количество яблок, сколько удалось нарвать при набеге на городской сад боярыни Дарьи Адриановны. Ох, умела заковыристо ругаться тетка на озорников, позоря без различия как тихого сына лекаря, так бойкого племянника воеводы и своевольного княжича. Всегда-то они втроем находили себе занятие… Пока княжич не сделался князем. Томил с усилием прогнал подальше темные мысли.

— И что возмущаешься? Еще по-божески просят, — возразил Сивый.

— Стал бы я торговаться с этими прохиндеями, если б в кармане серебришко звенело, — насупился Шмель. С огорчения глотнул-таки пивка.

Томил снова уставился на эльфов. Чувство вины жгло изнутри. Большую долю денег, что щедро выдал Рогволод своему младшему воеводе, велев употребить на возвращение его, Томила, домой из плена басурман, пришлось потратить на оплату счета, что выставил придворный лекарь за спасение от легочной горячки. (Из плена-то Томил сам себя вызволил, уболтал хана, проявил хваленый талант к переговорам. Вот удержаться от болезни не сумел. В темнице еще крепился из последних сил, а как выпустили, сразу слег, да так, что едва не отправился к праотцам — если б не исключительная милость ханской дочки. Та уговорила отца сжалиться над иноверцем и, по сути, врагом, приказала позвать к нему лекаря.) Потом потратили немало из собственных сбережений Богдана Шмеля, пока добирались от столицы ханства до этого торгового городка, стоящего на берегах Матушки. Матушки, степенным раздольем которой Томил когда-то любовался с высоты крепостных стен родного Нового Города… Как же давно он не был дома.

Погруженный в невеселые мысли, Томил не сразу осознал, что играет теперь лишь один эльф. Второй, молоденький, стройный как камышинка, нежданно явился из полутени возле их стола и, зардевшись, спросил нежным робким голосом, сияя надеждой в звездных очах:

— Скажите, вы направляетесь в Новый Город? Вверх по реке, верно?

От близости дивного создания Томил на мгновение потерял дар речи. Он, кто в свое время вел переговоры с дикими ордынцами, не пустив Рогволода развязать кровавую сечу. Он, не стушевавшийся перед басурманским ханом, за что провел несколько лет в темнице на цепи. Он, кого с юных лет слушали городские бояре на княжеском совете… Он — смешался и смутился от вида преисполненных надеждой эльфийских очей. И ладно бы девичьих, а то ведь, если судить по одежке, перед ними стоял мялся парнишка.