Казнить! (СИ) - Бочков Александр Петрович "Алекс". Страница 48

Запустил, уже привычную мне изометрическую проверку мышц. Восстановленные – они с явной неохотой начали реагировать на подаваемые мною команды. Но начали – куда ж им деваться: я тут всему голова и начальник ! А потому – исполнять !!! Решил открыть глаза - осмотреться… А глаза то не открываются ! Ну прям как в том, советском фильме "Вий" – по Гоголю: захотелось крикнуть – Поднимите мне веки ! Не крикнул – прошепелявил что то невнятное и тут же услышал:

- Лежи Мишенька ! Лежи родимый… Бабуля волнуется… А мне не лежится: где я; что со мной ? Хочу знать ! С трудом, но раскрыл, таки, веки. В глазах муть и серый туман… Собрался, стал фокусировать зрение – собирать "в кучку". Серая хмарь стала рассасываться; начали проступать смутные очертания. Пара секунд мучений и я увидел пред собой – вдалеке, знакомый потолок своей спальни. Это как же я сюда попал – с той дальней лесной полянки ? Загадка, однако… Ощущения восстановились полностью и я почувствовал – мне стало жарко. А я накрыт пуховым одеялом по самую шею… Потянул руки вверх их под одеяла – слушаются родимые, хоть и подрагивают от усилия. Выпростал их из под одеяла и начал медленно сдвигать одеяло книзу – к животу. Сдвинул и остановился: одна рука поползла под одеяло проверить – а трусы то на месте ? А то я скину с себя одеяло, а там – конфуз… Нащупал – на месте. Вытащил руку и тут обратил внимание на вторую - лежащую спокойно руку. Сначала подумал – глюк или что то со зрением ? Когда вытащил из под одеяла вторую, понял – не глюк это а реальность ! Все руки – от кончиков пальцев до самых плеч: куда доставал пытливый взгляд, были покрыты, изрисованы чёрными линиями ! Толстыми, тонкими; изломанными загогулинами и плавными линия, вьющимися, расходящимися в разных направлениях ! Это не татушки какие то, а безумный бред пьяного или обкуренного дебила ! Да так густо усеявшими руки, что чистые участки кожи редко проглядывали между этим диким творением безумного мастера… Это только на руках, или… Приподнял голову – на всём теле такая же хрень !

Откинулся на подушку: столько сил на этот подъём отдал – словно вагон картошки разгрузил в одиночку ! Увидел перед собой улыбающееся, довольное лицо Дарьи. Она воскликнула весело:

- Красавчик ! Я, как то в городе картинку одну видела – папуас называется… Вот ты сейчас – вылитый он ! Тебя к ним запусти – от своего не отличат ! Весело ей – скривился я – смехуёчки... А что с лицом ? Видимо Дарья поняла причину беспокойства на моём лице:

- Я же говорю – вылитый папуас ! – подтвердила она мои опасения. Сердце ухнуло куда то в пятки: и как же я дальше с таким лицом жить буду ! Хоть в леса уходи, да тайными тропами отправляйся к этим самым папуасам ! Далековато придётся пробираться, да и не проплыву я столько по морю - океану… Бабушка поняла – стала серьёзной:

- Не кручинься Мишенька: ты жив, здоров – это главное. А эти завитушки мы уберём – дай срок ! Понять бы только: откуда они взялись ? А вот меня терзают меня смутные сомнения, что я догадываюсь – кто этот безумный художник – авангардист, но пока промолчу, а то побежит моя драгоценная бабуля морду бить дяденьке Лешему ! А там ещё неизвестно чей верх будет: он, всё же – на своей территории…

До обеда пролежал в постели не вставая, только изометрическими тренировками нагружал восстановившиеся мышцы, да восстанавливал мышечную память. Тоже изометрически: представлял себе какое-нибудь движение и заставлял мышцы работать так, словно я делаю его на самом деле. Сначала было трудно, но потом втянулся и не заметил, как время обеда подошло. А прием пищи – это святое, особенно когда она есть ! Потянуло с горницы вкусными, ароматными запахами; застучали по столу тарелки, чашки, ложки – я и поднялся с кровати на запах. Вышел из спальни – бабуля суетится у стола и печки. Увидела меня, всплеснула заполошно руками, проворчала сердито, скрывая радость:

- Ну зачем ты встал Мишенька ? Я бы тебя покормила…

- Да я не совсем ледящий, чтобы меня с ложечки кормить… буркнул я в ответ и подойдя к замершей Дарье, поклонился в пояс:

- Спасибо тебе Дарья за заботу твою; за обряд твой, да внимание ко мне непослушному… У Дарьи на глаза навернулись слёзы:

- Ну что ты – родненький мой ! Я ведь знаю – чуть не сгубила тебя ! Да видно на роду тебе написано жить: потому то и Леший тебе помог !

- Только ты, уж – не благодари его так, как ему хочется… - бросил я.

Бабушка непонимающе уставилась на меня, потом покраснела и замахала на меня руками – разве что ногами не затопала:

- Ишь ты – развратник молодой: как у тебя язык то повернулся такое бабуле говоришь ! – выпалила, красная как рак Дарья.

- Да я тут причём ? – искренне удивился я – это старый развратник хочет такое, да мечтает ! А я, к твоему сведению – ещё и мальчик нецелованный… Дарья звонко, от души, рассмеялась:

- Впервые вижу, как мне нецелованный молодой папуас в ножки поклонился ! На всю жизнь мне память будет !

- На всю долгую, долгую жизнь бабуля… - поправил её я…

После обеда, отдохнув от трудов ратных за столом: пришлось яростно сражаться с желанием съесть всё, что на столе стояло, принялись за разбор "полётов"… Обряд прошёл не так гладко, как надо - Дарья же меня предупреждала ! Но я выжил, а это главное, хотя и пролежал в коме без признаков жизни двое суток. И не дышал и сердце не билось… Но Дарья не понесла меня на местное кладбище – ждала моего возвращения. Сердце ей ведьмино вещало – "вернётся" внучок. Попытались понять – что дал мне обряд, но ничего путного не выходило: такое впечатление, что всё было зря ! Дарья меня, а скорее себя успокаивала: вот окрепну и проявится что-нибудь. Ну а я и не очень расстроился: не зря же говорят – отрицательный результат – тоже результат. Теперь хоть знаю – непригодный я к магическим штучкам…

К вечеру – более-менее пришёл в себя… Лёг спать пораньше - завтра уйду, от греха подальше, в лес, на третью горку. Как решил – так и сделал, только еды с собой взял побольше: организм требовал "горючего и стройматериалов" для восстановления до уровня прежних кондиций. Перед уходом Дарья строго-настрого сказал – даже приказала:

- Запомни Мишенька крепко-накрепко ! Встретишься с Лешим - поблагодари его за помощь, но ничего у него не проси ! Сам даст – не отказывайся, но не проси, иначе сделает он тебя своим слугой ! Выслушал, поблагодарил и отплыл на лодке, да на том берегу её и оставил: Дарья решила день провести на хозяйстве. Дошёл – уже проторенной дорожкой до первой горки; по памяти дошёл до второй… Отдохнул и полез наверх. Горка попалась невысокая, но крутая. С трудом долез до вершины; перевалил через гребень скалы и упал грудью, без сил, на нагретые солнцем камни. Полежал чуток – надо вставать: хоть и нагретый, но всё же он камень. Не даёт он силы, а только отбирает !

Встал; походил по вершине, убирая дрожь в коленках и руках. И начал осторожно спускаться по пологому склону. Почти спустился, но ноги не выдержали – дрогнули; подломились и я, шлёпнувшись на задницу, проехал по мелкой каменной осыпи метров восемь. По дороге раскинул руки в стороны, не давая телу развернуться, или – не дай бог, покатиться кувырком ! Замер, съехав вниз: весь в пыли; полузасыпанный мелкими камнями. Кряхтя, как столетний дед и ворочаясь в осыпи, как неуклюжий младенец, всё таки поднялся и, шатаясь, побрёл к сидору с продуктами и водой. По дороге оглядел себя; подсчитал потери… А их, к изумлению, было не много. Кое где острые камешки порезали шаровары да рубашку; кое где разодрали кожу до крови… После такого полёта ожидал больших травм. Это потом, посидев, понял: я скатился по осыпи, как по ледяной горке – разве что не гладкой, а с камешками. Вот если бы я покатился по ней кувырком – тогда бы всё могло кончиться очень печально. Ну и слава богу: всё хорошо, что хорошо кончается ! А может, хранит меня кто то там – наверху ?! Ну.. – хранителям – если они есть – моё огромное спасибо, но и самому о себе заботиться нужно. Достал из рюкзачка резиновую грелку с чистой водой; обмыл ранки; смазал приятно пахнущей мазью, которую мне дала Дарья. Мазь похолодила ссадину, пощипала и всё. Но болеть ссадины перестали. Вообще. И ладно – одной заботой меньше…