Сторожка у Буруканских перекатов (Повесть) - Грачев Александр Матвеевич. Страница 24

Неожиданно перед ними появился сазан. Колчанов и Пронина вмиг замерли на месте, чтобы не спугнуть рыбу. Замер и сазан, видимо пытаясь разглядеть диковинные существа. Мерно зажужжала кинокамера. Сазан быстро развернулся и мгновенно исчез в сумраке. Они не стали преследовать его, стараясь вообще не пугать подводных жителей, чтобы разведать обстановку в озере. Осторожно двигая ластами, они теперь плыли почти у самого дна.

Как и следовало ожидать, прозрачность воды в озере была вполне достаточной, чтобы видеть все вокруг на расстоянии двух — трех метров. С замиранием сердца вглядывался Колчанов в этот таинственный мир, впервые открывшийся взору ученого-ихтиолога. Вот оно — волшебное царство природы, так долго скрывавшееся от глаз человека. Здесь все было необычным, не таким, как оно видится с берега. Мягкие очертания стеблей, кажущихся опушенными, лохматое дно — ровное, словно выстланное пухом. То там, то тут появляется стайка рыб. Вот несколько крупных косаток-скрипунов, сбившись в кучу голова к голове, почти в вертикальном положении — хвостами вверх, что-то, видимо, едят. То и дело встречаются стайки карасей, иногда довольно крупных; они движутся, как правило, цепочкой, один за другим, обследуя каждую мало-мальски приметную возвышенность или впадинку. Как и ожидал Колчанов, озеро было населено довольно плотно. Но крупные рыбы, за исключением сазана, пока не встречались. По-видимому, это было связано с тем, что пловцы находились в серединной и самой глубокой части озерного ложа, почти лишенной донной растительности.

По мере того как Колчанов и Пронина осторожно продвигались вперед, заиленное дно, хотя и очень полого, но достаточно заметно клонилось вниз; да и по давлению воды они оба чувствовали, что уходят все глубже и глубже.

С каждой минутой вокруг становилось все темнее, видимость уже не превышала одного метра, а вода делалась все холоднее и холоднее. И когда глубиномер показывал глубину в шесть метров, Колчанов вдруг разглядел галечник. Так и есть — родники! Поле галечника простиралось всюду, куда только достигал глаз. Не успели ихтиологи сделать и двух гребков ластами, как Колчанов в изумлении замер на месте: перед ним был типичный нерестовый бугор кеты — галечная насыпь до метра шириной и метра два в длину.

Восемнадцать бугров насчитал Колчанов, тщательно обследовав весь галечный участок дна. Он так закоченел, что ни минуты больше не мог оставаться под водой. Кроме того, нужно было определить на поверхности, в какой части озера находятся нерестовые бугры. Двумя сильными рывками он двинулся вверх. Знойное солнце ослепило его, и в первую минуту он решительно ничего не мог разглядеть. Когда же осмотрелся, то увидел, что находится на самой середине озера — в центре его овального зеркала. Неподалеку от него беззаботно плескалась в воде Пронина.

— Э-гей! Надюша! — освободившись от загубника, окликнул он ее и помахал рукой.

Несколько гребков ластами — и вот он рядом с Надей. Они поплыли вдоль озера.

Колчанову еще предстояло обследовать прибрежные участки, занятые водорослями, — их плавающие листья в своей массе в точности повторяли линию берега, образуя как бы второй, плавучий берег. Подплыв к границе водорослей, Колчанов погрузился в воду, увлекая за собой Пронину, и тотчас же они очутились в каких-то сказочных хоромах.

Тонкие буровато-зеленые нити спускались с «потолка», каким выглядела сейчас поверхность воды, сплошь покрытая листьями, и терялись где-то в таинственном сумраке внизу. Водоросли не были густыми, между ними просматривались проходы. Пользуясь ими, Колчанов и Пронина медленно двинулись вперед, ощущая неприятное прикосновение водорослей к телу.

Вскоре они очутились у стены рогоза и увидели дно; глубина в этом месте не превышала полутора метров. Сквозь заросли рогоза виднелись редкие кочки, а за ними — прибрежный обрывчик. Вдоль этой стены надводных зарослей они и решили все время двигаться. Колчанов разглядел на дне среди кочек огромного сома. Велик был соблазн подплыть к рыбине вплотную, но он боялся спугнуть ее и стал снимать кинокамерой с расстояния двух метров, медленно приближаясь. Сом почувствовал опасность только тогда, когда подводный пловец был от него уже совсем близко. Подняв тучу ила, рыбина мгновенно исчезла, Колчанов и Пронина даже не успели разглядеть, в какую сторону она кинулась. Только проплыв еще несколько метров, они увидели среди водорослей дымную полосу ила, сбитого со стеблей: сом ушел на глубину — к середине озера.

Теперь рыбы попадались все время. Но они здесь были куда осторожнее, чем на середине озера, на глубине. Чаще всего встречались караси и сравнительно мелкие щуки. В одном месте Колчанов обратил внимание на самую настоящую карасиную тропу, проделанную между кочками. Он задержал Пронину, и они замерли на месте. Перед ними двигалась вереница серебристых «лаптей» — карасей, весом, должно быть, не менее килограмма каждый. Чтобы не тревожить их, пловцы подались в сторону, стараясь не терять рыб из виду. Впереди вода вдруг взмутилась, словно там что-то взорвалось, и караси мгновенно кинулись врассыпную, подняв вдоль всего берега клубы мути.

Колчанов схватил за руку Пронину, они затаились на месте, ожидая, пока осядет ил. Когда вода наконец посветлела, они увидели впереди почти под самым берегом расплывчатый силуэт какой-то громадной рыбины. По мере того как вода становилась прозрачной, яснее проступал и силуэт. Это был желтощек редких размеров — килограммов на сорок. Он стоял носом к берегу и боком к Колчанову в довольно узком проходе между кочками. До желтощека было метра два — расстояние, вполне достаточное для съемки. Но Колчанову хотелось снять его со всех сторон. Подав сигнал Прониной, чтобы она оставалась на месте, он стал тихонько продвигаться вперед, то и дело включая кинокамеру. Голову желтощека заслоняла толстая кочка, а ему хотелось заснять всю рыбину. Обогнув стороной место засады рыбы, Колчанов вскоре увидел ее всю. Продолжая снимать, он все ближе подвигался к желтощеку. И вдруг — взрыв мути, удар воды, чуть не выбивший кинокамеру из рук пловца. Колчанов всплыл на поверхность. Тотчас неподалеку от него выскочила из воды Пронина с перекошенным от страха лицом и бросилась к берегу, визжа на все озеро.

— Что это за чудовище, Алеша?! — едва переводя дыхание, спросила девушка, когда они выбрались на сушу. — Щука, да? Я думала, она убьет меня.

Большого труда стоило Колчанову уговорить Пронину вновь опуститься в воду.

Пока они обследовали озеро, над горизонтом поднялась пепельно-мглистая завеса. Она быстро разрасталась, и не успели пловцы собраться в путь, как в небе четко обозначились границы исполинской грозовой тучи зловещего аспидно-стального цвета с белым подсветом по краям. Вскоре верхний ее край надвинулся на солнце. Окрестности сразу помрачнели, словно на землю спустились вечерние сумерки, притихли цикады и камышовки; мир замер в каком-то оцепенении.

И вот первый вестник грозы — глухой, тревожно-басовитый раскат грома родился в темных недрах грозового фронта.

— Боже мой, это ужасно, какая гроза будет! — говорила Пронина, со страхом вглядываясь в надвигавшуюся тучу. — Что же будем делать, Алеша? Мы даже накидок не захватили…

— Попытаемся проскочить до Филимоныча, — ответил Колчанов, тоже не без опаски поглядывая на тучу. — Не нравится она мне, похоже, с градом будет.

Моторка еще петляла по извилинам протоки, когда первый порыв ветра со свистом ударил по тальникам и травам, покрыл чешуйчатой рябью воду. После каждой новой паузы сила порывов возрастала, и вскоре все кругом гудело; ветер ожесточенно трепал и гнул макушки тальников, выстелил травы на лугах, будто чья-то исполинская невидимая рука прижала их к земле.

Моторка достигла устья протоки и выскочила на Амур. Рекой «Черного дракона» называют его китайцы. Именно таким он выглядел сейчас — черным, с серебристой чешуей. Моторку сразу же стало кидать, хотя волны были еще некрупными. Лодка с грохотом ударялась днищем об их горбины, высоко подскакивая; Колчанов сбавил скорость до самой малой, и все-таки брызги от этих ударов каскадами обдавали путников и в одну минуту вымочили их с головы до ног. На лице Прониной были написаны страх и растерянность, вся фигура Колчанова выражала ожесточенность и упорство. Он упрямо подался корпусом вперед.