Казнить! Нельзя помиловать! (СИ) - Бочков Александр Петрович "Алекс". Страница 37
Вот такие пирожки с кошерной начинкой! Задумался о несправедливости бытия для одних и абсолютной справедливости, возведённой в ранг закона для других и чуть не навернулся в кювет! Дорогу за ночь подморозило и на повороте моя "Эмка" пошла юзом… Растеряйся я на несколько секунд и торчать тогда мне радиатором из кювета, до проезда какого-нибудь грузовика. Вот позорище то! А виной — нарушение золотого правила водителя: На дороге будь предельно собран! Слава богу — поездил по таким дорогам в зимушку-зиму и курсы экстремального вождения в летнюю и зимнюю пору прошёл: удержал машину на дороге и выровнял. Осторожно остановился и только после этого стёр со лба обильно тёкший пот. И не от того, что в машине жарко — нет! Со мной бы вряд ли что случилось: и скорость была невысокая и талисман оберегающий от травм и увечий имеется… В пот меня бросило то, что возникло у меня перед глазами именно сейчас! Данные по национальному признаку среди чинов от комиссара первого ранга до майора. Раньше то я глянул мельком на эти цифры и успокоился — увидел подтверждение мой правоты и хорошо. А здесь, сейчас они совсем по другому стали смотреться! Максимальное преимущество в комиссарах второго ранга: 8 евреев из 13 ти! А ведь это все начальники отделов — по сути заместители наркома и "рабочие лошадки"! Они, а не нарком определяют конечный реальный результат команд и указаний наркома НКВД! И они же отвечают за конечный результат! На словах… А на деле? Прикидываются "шлангами": мы только исполнители — что нам приказали, то мы и сделали… Чем ниже по званиям, тем меньшее число евреев относительно других национальностей: а кто работать то будет? Кто будет делать грязную работу и отвечать после за неё? Иудей? Да где вы видели иудея виноватого? К тому же у иудеев всегда было хорошо с арифметикой: нарком один; заместителей — 4–5; начальников отделов — 8-10… И не важно — сколько евреев начнёт работу в НКВД с самого низа — на верху мест только 8-10; 4–5 и одно! Так что нет смысла, да и сложно вести на верх много претендентов — лучше сделать выбор и тащить наверх человек 12–18 основных и ещё следить за парой десятков, заменяя, при необходимости тех, кто не тянет на вышестоящую должность! И евреи, находящиеся внизу это прекрасно понимали! К тому же, после 21–23 года у иудеев снялось ограничение на не причинение вреда своему соплеменнику. Теперь — каждый за себя! И каждый клан тянул наверх своих!
Прочитал у одного историка — так, между строчек, что руководство НКВД (наверное имелся в виду Ежов) требовало, чтобы допросы евреев вели тоже евреи! Видно не совсем были дураки в руководстве! Понимали: по иудейской философии главным принципом было — МНЕ! И плевать теперь было иудею на иудея — своя рубаха ближе к телу! И давили и выбивали показания из своих соплеменников, страстно желая лишь одного — занять их места; получить их власть и привилегии. И занимали! И получали, забыв, что за всё нужно платить! Тем более, что они давили не только своих, но и других — и невиновных тоже!
Вот с такими невесёлыми мыслями я и не заметил, как приехал в Тушино, да подъехал ко двору дома, где поселились Хафизовы… Поднялся на этаж, постучал. Открыла Наиля… Увидела меня, обрадовалась! И отец вышел в коридор. Вижу — они уже оделись идти на работу. На их "лепетание" что они рады меня видеть, но не могут уделить мне время — на работу надо идти… Отец — говорил, а Наиля… По глазам видел: попрошу и она останется на столько, на сколько нужно. Мне… Эх… Я всё понимаю, но не нужно мне это… Передал сумку с подарками — продуктами московскими и повёз их на работу. По дороге: сначала завёз отца, а потом дочь — расспросил о житье-бытье. Отец доволен, а вот у Наили взгляд вильнул, да больно быстро и чересчур бодро она ответила что и у неё всё хорошо. Думала — не замечу?
— Рассказывай. Всё рассказывай и не ври! Не люблю! — заехав во двор авто предприятия, на котором Наиля стала работать уборщицей — для начала — повернулся к девушке, остановив машину. Она открыла было рот; увидела мой взгляд и, вздохнув — рассказала… В общем то — типичная ситуация для тупых или борзых мужиков, желающих получить на халяву, то, что нужно добиваться. Ухаживанием, подарками…
Вышел из машины; открыл дверь для Наили. Не говоря ни слова направился к знакомому мне гаражу автомехаников, мотнув головой девушке — давай за мной… Ну не было у меня настроения реверансы разводить! Подошли к закрытой двери; я зашёл первым, Наиля за мной… Окинул взглядом слесарей-механиком: все в сборе. И Степаныч здесь — что то веско внушает мужикам. И тот, который мне нужен — тоже здесь. На стук двери все обернулись, глядя на меня удивлёнными взглядами: этому то что здесь надо? Потом увидели Наилю…
Подошёл к замолчавшим мужикам; бросил хмуро: Здрассте… и выцепил взглядом того, кто мне нужен. Самый молодой и самый бойкий. Ходок и любитель женского тела. Воробьёв… Парень, увидев мой хмурый взгляд постарался принять независимую позу. Так, значит? Подъём моего ботинка ударил парня промеж ног. Не смертельно, но существенно. Тот всхлипнув, рухнул на грязный пол, с крутившись калачиком. Ко мне тут же шагнул Степаныч…
— Ты что тут творишь! — рявкнул бригадир. Ничего не говоря, заехал ему кулаком под дых. Сильно вмазал — Степаныч мужик здоровый! Он скрючился и опустился на колени, пытаясь вдохнуть воздух. Получилось плохо. Остальные, остолбенев, замерли. Нагнулся над Соловьёвым; подхватил его пальцами под подбородков и вздёрнул вверх! Новая боль заставила его встать на ноги. И тут же последовал удар под дых! Парень снова рухнул на пол. Присел рядом, не выпуская из вида стоящих механиков. Никто не кинулся в драку — видимо что то поняли.
— Слушай сюда — убогий… снова вздёрнув Соловьёва и усадив его на пол, равнодушно начал я — я тебя сейчас подниму и ты извинишься перед Наилёй за всё, что ты ей наговорил… Ты понял — за что получил? Кивни, если понял! Парень, с трудом, кивнул…
— Если я узнаю, что ты сказал ей снова что-нибудь подобное — отрежу тебе язык… Схватил его за волосы и вздёрнул на ноги. — Ну!
Соловьёв с трудом, извинился. Я повернулся к Наиле — у той глаза как блюдца. О… Степаныч в себя приходит — надо поспешать…
— У тебя к этому… — кивнул головой на скрюченного парня — есть претензии? Девушка отчаянно замотала головой. — Тогда иди, работай…
— Степаныч… А ты знаешь — за что ты получил? Лицо бригадира красное — хоть прикуривай! Вдохнул воздуха:
— Да я тебя сейчас… — шагнул он ко мне… И мужики зашевелились…
— Значит не понял… — огорчённо бросил я — придётся объяснить.
— Этот бабник… — ткнул пальцем в Соловьёва — предложил сестре моего друга вступить с ним в интимную связь, потому как она — бывшая враг народа; сидела в лагере и пропустила через себя кучу мужиков, так что с неё не убудет… А когда та отказала — начал приставать к ней, обзывать по всякому, да слухи мерзостные про неё распространять… Вот за это и получил… А ты — Степаныч, знал об этом, но не объяснил парню, что так делать нехорошо… К тому же — она, вроде как приблудная, да сиделица… От неё не убудет… А за свою дочку ты бы его убил, наверное… Вот за равнодушие своё ты и получил… Имеешь что то сказать — говори… Потом — поздно будет! Всем говорю, пользуясь случаем: она — сестра моего друга и под моей защитой. Одних раз поучил уму, а вы, видимо, не поняли… Запомните сами и другим передайте… Второй раз с любого спрошу не в пример строже!
Заехал во двор "спецухи" — тут каких то сотня метров проехать… Пошёл с сумкой — раздавать подарки. Директрисе; сестрёнке, выдернув её с урока; старосте — аналогично… И пошёл в котельную к Дергачёву. Тут я немного отмяк: привычно и не напряжёт никто. Передал ему большую сумку с деликатесами. Он, наскоро, накрыл на стол. Сели, махнули по рюмашке коньячка, завели неспешный разговор… Махнули ещё по одной — чувствую — отпускает напряга… Послушал местные новости, плавно перешёл на то, что меня интересует — как тут парни? Оказалось — хорошо, даже очень: прогресс в боевой подготовке идёт семимильными шагами и парни останавливаться не собираются! Работа, правда, отнимает много времени и сил, особенно у Хафизова. Колюня же, работает у себя на заводике ни шатко-ни валко: заработок маленький, так чего жилы рвать зазря?! Тем более деньги, отданные Дергачёву, идут на дополнительную еду после тренировок. Вот и хорошо. Поговорю с ними после уроков: разузнаю планы на будущее и, может быть — чуть приоткрою "свои карты"… Лёг на топчан, попросив истопника не беспокоить меня до обеда — посплю немного…