Данница (СИ) - Лаевская Елена. Страница 50

Мих присел рядом со спящей Ивкой. Положил ладонь на обветренную холодную щеку. Ребенок у нее на груди закряхтел, заворочался. Ивка покрепче обхватила его рукой.

Дай подумать… Чапай думать будет. Да уж. Завтра, на рассвете. Или завтра в полдень. Нет. Невозможно. Чтобы так. Здоровая, молодая женщина. На ровном месте. Чертова магия. Как прикажете с ней бороться, если она не подчиняется никаким законам естествознания. Он здесь чужой. Он из другого измерения. Значит, может посмотреть на проблему с другой стороны. Только в этом его, Миха, сила. Что мы имеем в условии задачи? Мы имеем сероглазую измученную девочку Ивку с грустной улыбкой. Тьфу. Мы имеем город Милоград, жители которого не могут от него далеко отходить. Почему? Неважно. Не могут. И все. Почему-то умирают. Кроме девушек, беременных от Данников, чужестранцев. Он, Мих, тоже чужестранец. Значит, что ему надо срочно пойти и сделать Ивке ребенка? Но это физически невозможно. Не говоря уже о том, что не по-человечески. А почему, кстати, не умирают девочки, беременные от чужестранцев?

— Магутерра, — тихо спросил Мих. — А что происходит с детьми Данниц? Они тоже привязаны к Милограду?

— Они уже нет, — охотно объяснил маг.

Ага. Значит, они получают что-то от отцов. Предположим, какой-то ген. Которого нет у Данниц. Но девять месяцев девочки вдали от дома протянуть могут. Потому что у них с ребенком связь, одно на двоих кровообращение. От предчувствия близкой разгадки бешено заколотилось сердце. Кровообращение. У Миха первая группа крови, универсальная, и резус отрицательный. То, что нужно, то, что доктор прописал. Два стакана.

— Магутерра! — позвал Мих, подвигаясь ближе к огню. — Иди сюда. Дело есть.

— Я об-б-биделся, — кротко сообщил маг, демонстративно поворачиваясь к лекарю спиной. Живоглот, тонко разбирающийся в человеческой интонации, показал Миху длинный змеиный язык.

— Потом обижаться будешь, — рассердился лекарь. — Я серьезно. Я придумал, как Ивке можно помочь.

— Ну? — маг сразу забыл про свои обиды и сел рядом с Михом. И Живоглот сел рядом. И Хвост.

Мих начал с вопросов: «Это правда, что вы, маги, по описанию можете создавать довольно сложные предметы?»

— Д-д-да, сильные маги могут. Мой дядя совсем недавно сотворил самодвижущуюся повозку. Но для этого понадобилось сконструировать очень сложное заклинание чуть ли не в тысячу слов.

— Но ты же сильный маг. Потомственный. В черт знает каком поколении. Ты так можешь?

— Я и лучше м-м-могу. Н-н-но читать. Я же этого н-н-никогда в жизни не прочитаю.

— Прочитаешь. Надо будет — и прочитаешь, Магутерра. Тебе просто еще никогда так позарез не надо было. Листок, на котором Ивка дни вычеркивала, у тебя?

Маг достал из кармана никому более не нужный обрывок бумаги, на котором Ивка так старательно отмечала оставшиеся до родов дни: «Больше месяца было еще. Как же ее так угораздило?»

— Не отвлекайся, — окликнул его Мих, разгладил листок, взял в пальцы остаток уголька, стал набрасывать рисунок, одновременно объясняя детали.

— Вот смотри: две иглы. Острые, кожу проткнуть можно. Полые внутри. Не медные. Стальные. Не знаешь, что такое сталь? Ну такие, чтобы кровь не портилась. Теперь так, соединяться иглы должны гибкой трубкой. Тоже такой, чтобы с кровью не реагировала, длиной где-то в полторы руки. Лучше прозрачной. Все понятно? Тогда давай, кудесник, пиши заклинание.

Мих сидел сгорбившись на плоском камне у костра, положив подбородок на собранные в замок пальцы, и смотрел на мага. Тот забыл обо всем на свете, черкал грифелем в исписанной тетрадке, мучительно шептал что-то, дергал себя за нос, ерошил волосы, тер шею. Вставал, делал несколько шагов, садился, снова брался за грифель. Писал, зачеркивал, снова писал. Изредка поднимал на Миха покрасневшие глаза: «Я сделаю так, чтобы внутренняя поверхность гибкой трубки все отталкивала от стенок. Как ты думаешь, это правильно?»

Наконец заклинание было готово.

— Четыреста шестьдесят три слова, — будто извиняясь, произнес маг, — меньше никак не получалось.

Добавил нерешительно: «Давай я начисто перепишу».

— Читай уж так, — вздохнул Мих.

Маг встал, откашлялся, еще раз откашлялся, вытянул вперед руку с тетрадкой: «Листа-Миста-Красные-М-м-мон…»

Красивый, на бархатной подкладке, голос увял, растворился в темноте.

— Ничего, — мягко сказал Мих. — Давай еще раз. Сейчас получится. Я уверен. Я чувствую.

— Да? А я вот не чувствую, — скривился маг. Выпил воды из кружки. Начал снова.

— Листа-Миста-К-р-р-р… К ч-ч-черту.

Полетела на камни медная кружка, упали в снег кожаные перчатки.

— Что я за ч-ч-человек такой никчемный. Р-р-раз в жизни представляется случай что-то нужное самому сделать — и то не могу!

Проснулся мальчик, запищал жалобно и пронзительно. Ивка вскинулась, расстегнула платье. Ребенок ухватился беззубым ртом за грудь, крошечные пальцы заскользили по белой, в голубых прожилках коже.

Внизу, в долине, приподнял потревоженный ветром полог ночи нежно розовый, как румянец на щеках новобрачной, рассвет. Приветствуя новый, последний в Ивкиной жизни день, хрипло затрубили драконы. Живоглот нетерпеливо куснул желтыми неровными зубами напряженную шею Мага-У-Терры.

Маг встал. Ему хотелось плакать. Просить прощения. И бежать на край света. Но Ивка смотрела на него, удивленно склонив голову на бок — бежать было некуда.

— Давай, маг! — сказал лекарь.

— Давай, маг! — отразилось горстью снега от скалы короткое эхо.

— Давай, маг! — старые Па на потемневших портретах нахмурили седые брови.

— Давай, маг! — ободряюще махнул с борта небесной лодки верный Хмут.

— Давай, маг! — подняла ездового дракона на дыбы регина Меллори.

— Я — маг! — громко крикнул светлеющему небу маленький человек. И набрал полную грудь воздуха. Он чувствовал. Нет, знал. Знал, что сейчас прочтет заклинание. Все четыреста шестьдесят три слова. И завершит этим свое предназначение. И начнет другое. Потому что жизнь не кончается одним деянием. И вообще в тридцать лет жизнь только начинается. А посему: «Листа-Миста-Красные Мониста-Долгая Дорога-Тога-Рога-Дрога…»

По руке мага пробежало, ослепляя путников, голубое холодное пламя. Залаял Хвост. Вскрикнула Ивка.

Маг разжал ладонь. В ней лежали две блестящие полые иглы, соединенные прозрачной трубкой.

Мих внимательно осмотрел создание колдовского заклинания и остался доволен. Хлопнул по плечу Магутерру, сказал только: «Я твой должник».

Ивка закончила кормить малыша. Мих разорвал на пеленки еще одну простыню, помог перепеленать мальчика, сел у костра рядом с Данницей и стал объяснять про переливание крови, и почему оно должно помочь. Ивка слушала внимательно, недоверчиво кивала головой, но сверкающие чудесные иглы произвели на нее впечатление.

— Будет совсем не больно. Ну, почти, — пообещал Мих.

С помощью мага перетянул жгутом руку, ввел иглу в вену себе, стравил воздух, ввел иглу Ивке, лег на высокий валун, чтобы легче текла кровь. Теперь надо было ждать.

По небу торопливо тянулись, как горожане в час пик в метро, серые облака, Мих лежал на спине, вытянув вдоль тела руку с иглой, и слушал Ивкины истории. Про Ма Уллику и про Ма Оницу, про Верику и новую куклу. Про то, как скоро они дойдут, наконец, до дома. И важнее мага и лекаря не будет гостей ни в их горнице, ни на улице Резчиков, ни в квартале Чеканников. Ма Уллика сошьет Миху лучшую в королевстве рубаху из полотна с золотой нитью, а господину Магутерре сплетет кружевной воротник на камзол. То есть, конечно, у господина мага их и так много, но ведь еще один не помешает… В общем, Ивка вела себя так, как человек, нежданно-негаданно выздоровевший после смертельной болезни и еще не до конца этому поверивший. И Мих сам не до конца в это поверил, и боялся радоваться, но и не радоваться уже не мог.

Я сл жил з кл нан е. перв е в жи ни! И ка с ас на! До их п р не в ри ся.