Семь кругов Яда - Юраш Кристина. Страница 40

— Пошла во-о-он! Иначе я разозлюсь еще сильне-е-ей! — крикнул Эврард, нахмурившись. — Я кому сказа-а-ал! Я тебя сейчас убью на ме-е-есте! Считаю до тре-е-ех! Ра-а-аз! Я не шучу!

Так нечестно! За это время я даже не успею добежать до двери!

— Два-а-а! Цве-е-еточек, не выводи меня! — на меня смотрели со всей усталой суровостью, готовя в руке какой-то сгусток зеленого света. — Три-и-и!

Я бросилась, но не к двери, а к нему, обнимая его как родного в тот момент, когда с пальцев слетело заклинание и врезалось в стену, выжигая в обоях огромную дыру.

— Бессовестный Цвето-о-очек! — ругали меня на чем свет стоит, обнимая двумя руками. — Рабо-о-отай на со-о-овесть!

— А я что? Плохо работаю? — пробурчала я, чувствуя, как чужие руки обнимают меня за плечи. Мне не хотелось думать в этот момент ни о чем.

— Я сказал, что рабо-о-отай на совесть! Купишь со-о-овесть, отчитаешься! Пошла во-о-он! — кричали на меня, обнимая и не отпуская. — Бессовестный Цвето-о-очек!

— Сандал? — спросила я, вдыхая чужой запах, пока надо мной бушевала гроза.

— Санда-а-аль, которым я в тебя запущу-у-у, если еще раз так сде-е-елаешь! — тяжело вздохнул Эврард, обнимая меня за плечи. — Ла-а-адно, мне нужно рабо-о-отать! Будешь меша-а-ать, поставлю в угол!

— Ты хоть поешь, — вздохнула я, чувствуя, как меня отстраняют. — И поспи…

— Пото-о-ом! Все пото-о-ом! — ответили мне, забирая у меня из рук мои бумаги. — Потом посмотрю.

Я пошла к двери, стараясь не оглядываться. Охрана смотрела на меня, как на последнего героя, которого уже не чаяли увидеть живым. Сделав несколько шагов по коридору, я почувствовала, что мне нехорошо. Я покраснела от удушающего жара мучительного стыда за свой поступок. Как я могла? Это же неправильно! У меня есть муж… Ну или почти муж… Я бы сказала, что без пяти минут и пяти лет супруг… И тут я… бросаюсь на шею… Я ломала себе пальцы, кусала губы, стараясь не смотреть на тех, кто попадался мне на пути… Да как же так? Больше этого не повторится! Никогда! Да!

Пока я сидела в своей комнате и высчитывала, как отбелить репутацию нашего многострадального, но пока еще не такого многочисленного общества с органической неперевариваемостью к конкурентам, мое воображение рисовало идиллическую картинку. Я прямо видела чистеньких, отмытеньких, побритеньких и напомаженных принцев в белых костюмчиках, с расчесанными волосами и добрыми взглядами на одухотворенных лицах. Вежливые до по носу канделябром, учтивые, как выходцы из светского общества… Да…

— Интересно, — улыбнулась я, закусывая губу и смущаясь. Моя рука рисовала знакомые черты и модель сюртука с воротничком-стоечкой. Картинку я украсила короной, для которой придется слегка приподнять потолок, ибо не царское дело — наклоняться, а потом, тихонько хихикнув, задумалась, штрихуя одежду.

— Белые тапочки рисовать? — спросила я у «портрета», который имел все шансы взять почетную грамоту на любой выставке детсадовского творчества и гран-при на фестивале современного искусства.

— Рису-у-уй! — послышался голос, заставив меня вздрогнуть. Перед глазами промелькнула зеленая бабочка. — Желательно мя-я-ягкие и пуши-и-истые. Чтобы было чем в тебя запустить, бессовестный Цвето-о-очек.

Я, конечно, не сомневалась в том, что из всего мягкого и пушистого, что есть у Эврарда, единственными, кто претендовал на это почетное звание, были только тапочки. Точно так же я не сомневалась в том, что в списке вещей, которые в меня еще не летали, тапочки займут почетное место.

Отмахнувшись от бабочки, я продолжила считать, сколько времени приблизительно понадобится для того, чтобы завоевать мир. Мне было понятно, что столько не живут. В списке дел значилось найти новое помещение в замке под склад. Каморка некроманта уже превратилась в складское помещение. Самого некроманта добрым и так никто не видел, а сейчас за всеми этими флаконами его вообще не видно. Зато прекрасно было слышно. Бедолага и до этого мир не очень любил, а с такой производственной необходимостью вообще обещал, что однажды он будет нас препарировать. В моем случае со всей нежностью, на которую способен. «Обещал, что я завоюю мир! — бухтел некромант, работая, как весь концерн, и ругаясь, как все портовые грузчики. — Я думал: зомби, мертвецы, а тут… Тьфу!» Я уже предложила Эврарду его премировать. «Креми-и-ировать? Ранова-а-ато», — сладко ответили мне, намекая, что некромант ему слегка должен.

С поиском помещения вполне можно справиться своими силами! Я прошла по коридору, кивнула охране, которая сурово проводила меня взглядами, взяла факел и стала спускаться вниз, откуда носили коробки с продукцией, звеня флаконами. Я вышла в еще один длинный, мрачный и пустой коридор, подсвечивая себе факелом. Так, здесь у нас что за дверь? Ой! Какая-то оружейная! Помещение маленькое, неудобное. Да и сыровато как-то…

А здесь у нас что? Здесь у нас кладовка. Не нравится мне эта дверь, хлипкая какая-то. Да и по размерам не впечатляет. А это что за старая дверь с засовом и решеткой?

— Ой! — взвизгнула я, чувствуя, как по ноге пробежало что-то пушистое и мягкое.

Факел упал на пол, пока я брезгливо жалась к стене.

— Кто здесь? — послышался слабый мужской голос где-то рядом. — Кто здесь? Откликнитесь… Я прошу вас… Умоляю… Освободите меня… Я ни в чем не виноват…

Я прислушалась, поглядывая по сторонам, поднимая факел, который коптил пол.

Разговоры с политзаключенными как-то не входили в мои должностные обязанности, к тому же я не собираюсь издавать сборник душещипательных историй «Как я докатился до такой жизни».

На секунду мне показалось, что это какой-то новичок случайно заблудился в дебрях нашего обучения, как я когда-то среди присланного мне видеомусора, в котором мне наперебой рассказывали о пользе массовой рассылки.

— Спасите меня, — голос был слабым и безжизненным. Приходилось прислушиваться, чтобы разобрать слова. — Я прошу вас…

Я внимательно посмотрела себе на грудь, не помня, чтобы там красовалась большая буква «С». В Лигу справедливости, в которую входили Отвага и Слабоумие, я обычно не стремилась. Меня подмывало задать стандартный предсмертный вопрос: «Кто здесь?» — дабы перед неприятностями узнать много чего интересного и познавательного.

— Умоляю… — прошептал голос, теряясь в глубинах туннеля. Он показался мне смутно знакомым. Я усиленно пыталась вспомнить, где же его слышала.

— Цветочек! — ко мне сквозь прутья решетки потянулась исхудавшая рука. — Это ты?

На меня сквозь прутья смотрела мужская версия йети — заросший, исхудавший мужчина тянул ко мне конечности.

— Это же я… Проектор… — послышался голос, заставивший меня вздрогнуть. — Не узнаешь меня?

— Ты? — удивилась я, осматриваясь по сторонам, поднося факел к решетке и освещая заросшее лицо.

— Я, Цветочек, — проскулил узник. — Когда ты попросила Эврарда меня не убивать, он засунул меня сюда… Подыхать… Я же говорил, что жизнь ко мне несправедлива! И что из нашей затеи ничего не получится… А ты мне: «Да все получится! Сейчас зарабатывать начнем! Вот увидишь!» И где я сейчас? Полюбуйся!

— Нет, ну давай начнем с того, что ты бросил меня в беде, — заметила я, стараясь не смотреть на тощую руку, протянутую ко мне с мольбой о помощи.

— Да, я испугался… — опустил лохматую голову узник. — Мне так неловко… Просто раньше я… У меня с этими ребятами были свои счеты… И… Ну меня бы, Цветочек, засмеяли. Мы с ними вместе учились. Они в люди выбились, а я какой-то неудачник. Мало того что с вами связался, в «Яд» вляпался, так еще и позориться надо, выступать при всех! Выпусти меня, а? Будь другом!

На меня смотрели знакомые глаза, жалобно-жалобно, роняя скупые слезинки.

— Эврард хоть и пообещал тебе, что не станет меня трогать, но я здесь скоро сдохну… — простонал Проектор, сжимая руками ржавые прутья своей клетки. — Тут стоит печать, которая запрещает мне колдовать… Если ты сумеешь ее разрушить, я смогу снова применить магию и освободиться…

Совесть кольнула меня острой иголкой при виде такого безобразия. Чувство жалости выступило из кровоточащей раны, понимая, что передо мной нищий, оборванный мальчишка, который однажды просто струсил. Да, струсил и сбежал. Нет, он, разумеется, последний человек, с которым я бы согласилась пойти в разведку, только если в нужный момент представится возможность крикнуть: «Это все он!» — и тихонько смотаться.