Марк Агриппа (СИ) - "Пантелей". Страница 31

— Меценатград.

Автоматически поправил наставника Германик.

В мае же, из Боспорской провинции, на основание Сталинграда выступил корпус Луция Антония, гоня перед собой стада.

— Марсова срань, когда же мы от этих скотов избавимся.

Легат Четвёртого Скифского Квинтиллий Марий ворчал, но рожа у него была довольная — наконец-то снялись.

— Избавимся когда-нибудь, Квинтиллий. Овацию мы за это точно не получим, но хоть от вони избавимся…

Луций Антоний был полон надежд, Агриппа пообещал отпустить его в Индию, когда примет под свою руку Сталинград.

— …, избавимся и в Индию. Ваш легион со мной пойдёт, отец обещал.

Это была правда, Агриппа на самом деле так обещал. Молодым хочется войны, хочется подвигов, и Марк Агриппа это прекрасно понимал.

На впадении Камы в Волгу остался Четвёртый Македонский. Децим Пилат Понтиец получил задание завалить Сталинград селитрой, остальное по возможности. Вот наконец и Сталинград, довольная физиономия Луция Антония. Отмучился парень, Германик его отлично понимал.

— Точно на месте, вон Мамаев курган. То есть пока, конечно, не Мамаев.

Левый берег Волги представлял из себя море разливанное. Столько воды. Куда же она потом делась?

Агриппа блаженно улыбнулся.

— Дошли, значит. На этой горке стояла у вас Родина-Мать?

— Ага. Точно на этой, я эти места хорошо помню, ещё с того сорок третьего.

Агриппа кивнул.

— Мы поставим здесь образ Марса-Отца. Родина-Отец, даже лучше. Надеюсь, ты не будешь на это возражать?

Если Меценат, воспитывая Германика, безжалостно пользовал его стимулом, то Агриппа всегда относился к нему как равному.

— Не буду. Ставь.

По пути в Марцеллу-Месопотамику, Друз Германик и Раджа Шатругна ненадолго навестили Аганобарб.

— Твой родич их всех подбирает, хочет какой-то монастырь построить, чтобы всех этих ненормальных вместе поселить. Разрешить?

Легат Девятого Триумфального докладывал побратимам о наплыве паломников. Со всей Индии в Аганобарб стекались ищущие просветление, их уже собралось несколько тысяч, и каждый день прибывали новые. Друз посмотрел на Шатругну, тот безразлично пожал плечами.

— Они безобидные, как безрогие коровы. Продать бы всех, да не купит никто.

— Ладно, разреши. Не убивать же их. Отбери пару десятков наиболее вменяемых и граммотных, отправим Агриппе, пусть он разбирается, что с этими чучелами делать.

Девятый Триумфальный уже контролировал обширную территорию, освободив от мятежников почти половину княжества Маратхи. Из подданых Шатругны уже формировались четыре новых легиона. Легат наплевал на кастовую блажь, и набирал радже войско из собственного понимания — каким должен быть настоящий кштарий.

— Ещё полгодика погоняем и будут примерно как Дейотары…

Друз поморщился. Двадцать Второй Дейотаров в приличном обществе старались не поминать.

— …Может даже лучше, на гарнизоны точно сгодятся. Зато они со слонами ловко управляются, теперь наши пушки даже по лесам спокойно проходят.

Друз вдруг вспомнил про Антонию, и ему на мгновение стало неловко.

— Найди мне белого слона Секст, с собой повезу.

На этот раз Сталинград тоже получился сильно вытянутым, только не вдоль правого берега Волги, а между Волгой и Таннаисом-Доном. Железную дорогу нужно было охранять, она обязательно будет притягивать всех бандитов округи, слишком уж много всего ценного по ней пойдёт.

— С тобой до гор дойдёт вексилляция от Жаворонков, они всех заложников, что соберёшь, сюда приведут…

Агриппа давал последние наставления Луцию Антонию, который с Четвёртым Скифским уходил на юг, в индийскую армию Друза. Легион шёл через Кавказ, и попутно должен был провести акцию умиротворения местных варваров.

— …Очень аккуратно, Луций. Даже деликатно, я бы сказал. Нам война не нужна, и ты должен сделать так, чтобы её не было. Вроде всё, давайте прощаться.

Агриппа поочерёдно обнял своих сыновей. На эту войну уходили уже трое — два приёмных Антония и Гай Випсаниан. Мальчишки совсем, а старший уже триумфатор, есть чем гордиться. Марк Агриппа долго смотрел в след уходящему легиону, видимо о чём-то глубоко задумавшись, Германик его не торопил, он и сам любил поразмышлять в такие моменты. На Волге встали, прочно встали и главное без войны, уже проложили временную чугунку, по ней сразу пошёл поток стройматериалов. Абы что, при строительстве столицы Мира, Агриппа, отказался применять категорически, поэтому везли пока в основном различный мрамор. Легион уже превратился в пылящую на горизонте точку, когда Агриппа наконец прервал молчание.

— Пора и нам.

Пора, это точно. Агриппа обещал Тиберию быть на его Триумфе, даже если на Волге начнётся война. А война не начнётся, это уже понятно.

Агриппа категорически отказал Меценату во включении в экспедиционный корпус.

— Не хватало мне только с твоими статуями забот, Гай, переедешь, когда устроимся. Думаю, после Триумфа Тиберия уже можно будет.

Как не хотелось Гаю Цильнию Меценату лично поприсутствовать при эпохальном событии, он вынужден был признать, что Агриппа прав. С ним бы обязательно увязалась Октавия, и так дедка за репку, бабка за дедку, внучка за бабку…, получился бы огромный табор. Гаю Меценату исполнилось уже шестьдесят четыре года, и на этот раз он готовился к окончательному расставанию с Вечным Городом. Старый циник вовсе не собирался скоро помирать, просто в Риме ему уже было не интересно. Он много раз пытался убедить своего друга Агриппу, что гражданская война НЕИЗБЕЖНА, и к ней надо готовиться уже сейчас, но Агриппа ему не верил. Партия не допустит. Идеалист, несчастный. Партия сама и начнёт внутри себя. Все триумвираты этим закончились, а они были куда монолитнее, многочисленной и разношёрстной Партии. Хорошо ещё, если на две части расколется, а если на двести? Зато малыш Германик с ним согласен — и раскол будет, и война будет, и готовиться надо. Вот Гай Меценат и готовился, хоть сам до той войны дожить и не планировал — пока Агриппа жив, ей не бывать, а он и моложе, и крепче.

Настоящая оторопь охватила Мао Ли, когда с ним за товары расчитались бумажными деньгами. Он уже видел эти деньги в Агенобарбе, но там они в широкий обиход ещё не вошли, и тайный посол Императора принял их как забавную диковину. Дикари, что с них взять, нарисовали своих богов и думают, что это деньги. Хотя, должен был признать Мао Ли, качество этих рисунков, как и самой бумаги, было высочайшее. Рисунок был прорисован тонкими, почти сливающимися линиями, на просвет возникал уже другой рисунок, хоть и того же бога. Такое подделать невозможно, в отличие от тех же монет, и опытный ханьский чиновник лишь завистливо вздохнул, фальшивомонетчики доставляли Императору большие убытки. Но Мао Ли тогда даже предположить себе не мог, что в Риме расчёт производится ТОЛЬКО в богах, а серебро используется лишь для мелкой монеты. МЕЛКОЙ. За свой товар он получил бы огромный сундук, если бы не одумался. Фальшивый купец старался не привлекать к себе внимание, а с огромным сундуком МЕЛКОЙ монеты он будет выглядеть как минимум диковинным идиотом — взял богами. Три дианы, семь сатурнов, шесть юпитеров и четыре марса, а на серебряную мелочь купил специальный кожаный бумажник.

В Марцелле-Месопотамике Мао Ли нанял себе нового учителя ромейского языка, старого он уже в умении превзошёл, теперь его учил настоящий западный варвар, ромей из самой Италии, логова этих дикарей. Учитель был отставным офицером, цень-тури-оном, и ему всё-равно было по пути, наверное, поэтому и согласился. По пути оказалось и какому-то жрецу кого-то мелкого божка, на деньгах не удостоенного, тоже согласился его учить. Этот бесплатно, добрый человек. Труднее всего Мао Ли давалось произношение, и цень-тури-он всё время порывался его ударить воображаемой палкой, спохватывался и злился, но всегда приходил на помощь добрый жрец.

— Ничего, зубы на месте, губы не порваны, значит научишься. Не труднее поди вашего птичьего языка. Сколько говоришь ты своих литер знаешь? Больше четырёх тысяч? Да ты гений, братец, неприменно научишься.