Забытые боги - Лисина Александра. Страница 22

— Ну, Белый… между прочим, ты выпил целую бутыль, пока у меня не перестали дрожать руки!

— Две бутыли, — охотно согласился Стрегон, едва удерживаясь от широкой улыбки. — Вторую ты споила мне позже. Тайком от остальных.

Она тихо, облегченно рассмеялась:

— Не зря я с тобой столько возилась. Честно говоря, боялась, что ты с ума сходишь. Намеревалась дать еще пару годиков на привыкание. Думала Эла подключить, чтобы помог с памятью, или даже Таррэна попросить… а ты вон как! Даже не почувствовал ничего!

— Почему ничего? Запах твой почувствовал. До сих пор его чую, как хмера — свежую кровь. Мы оба чуем. Едва не ошалели. Оказывается, узы с тобой — нечто совершенно необыкновенное.

— А нечего было кусаться!

— Прости. — Стрегон смутился.

— Прощаю, — улыбнулась Белка. — Шир в свое время мне едва нос не откусил, так что с твоей стороны было бы просто неприлично ему уступить. Прости, что я заподозрила тебя Торк знает в чем. И постарайся больше не умирать, надо сказать, это довольно хлопотно — вытаскивать тебя с того света. Давай пусть третьего раза не будет?

— Я постараюсь, — неловко кашлянул перевертыш.

— Ловлю на слове. Но у меня остался еще один вопрос. Зачем ты сюда примчался? Я даже испугалась, что все совсем плохо и тебя придется оглушить, чтоб не мучился. Глазищи дикие, лицо белое, руки трясутся… кто тебя так напугал? Неужто Таррэн велел без меня обратно не возвращаться?

Стрегон, тяжело вздохнув, вспомнил слова Шира насчет смены вожака, чем Белка собиралась вплотную заняться после возвращения с Алиары.

— Нет, Бел. Меня пугаешь только ты. И то, что ты хочешь нас оставить.

Белка нахмурилась, но Стрегон этого не увидел. Просто устало вздохнул, вспомнив, с чего начинал это трудное утро, и медленно, неуверенно, то и дело слыша подсказки вновь забеспокоившегося волка, негромко пояснил:

— Раньше я плохо понимал Шира, Креса с Тоссом и остальных. Не мог взять в толк, почему они так к тебе относятся. Почему даже старшие готовы подчиняться, а в зверином облике едва не теряют разум, если ты просто проходишь мимо. Тогда мне казалось, это оттого, что ты сильнее и опытнее. Казалось, дело в том, что ты наш вожак, и никто не может оспорить твое право… но только сегодня волк показал, насколько же я ошибался.

— Разве я сдаю позиции? — криво усмехнулась Гончая. — Или меня успели сместить? Я уже для вас не вожак?

— Вожак, — согласился Стрегон, тщательно подбирая слова. — Но не только.

Он на пару секунд прислушался к своему зверю, чувствуя себя очень странно оттого, что впервые за последние годы его не нужно сдерживать. Наоборот, зверь отчаянно искал поддержки и понимания. Ведь то, что творилось у них на душе, было трудно выразить словами. Проще почувствовать, осознать, а вот озвучить… к несчастью, этому в братстве Стрегона не научили. И он, к собственному удивлению, внезапно ощутил себя неуверенно. Как потерявшийся в лесу подросток. Или неразумный детеныш, отставший от могучей защитницы-матери. Вроде знал, что она есть, а куда идти — не ведал. И так было долго. Очень долго. Но потом что-то изменилось, и он перестал быть один. Нашел новую семью. Ощутил помощь и поддержку братьев. Теперь он четко видел дорогу, по которой следует двигаться. Как маяк, как путеводную ниточку, как яркую звезду, свет которой не позволит ошибиться…

А еще он стал чувствовать и слышать хозяина, понимая под словом «хозяин» совсем не то, что понимают обычные смертные. С некоторых пор он стал ощущать, что есть в этом гораздо более глубокое начало. Как в могучем океане, силу которого невозможно переоценить. Как в бескрайнем небе, просторы которого не удастся преодолеть. Как в неистовом пламени первородного огня, рядом с которым опасно находиться. И как в мягком тепле родного дома, к которому невозможно не вернуться.

Живущий внутри его волк самым неожиданным образом научил его слышать хозяина не ушами, а сердцем. Показал, какова на самом деле его власть над всем, что живет и растет в Серых пределах. Помог найти давно потерянное ощущение родных стен, которыми стали для него древние палисандры. И смущенно признался пару мгновений назад, что на самом деле лишь по одной-единственной причине так упорно рвался на волю: просто потому, что помнил его. И ее, конечно. Белку. Помнил с того самого дня, как открыл глаза. Помнил ее запах, вкус ее крови, мягкость ее рук, перебирающих грубую шерсть на загривке. Помнил голос, уговаривающий вернуться. Неповторимый цвет ее глаз, навстречу которым тянулся из бездонной пропасти, шаг за шагом отступая от опасной грани. А теперь ощущал неодолимый стыд оттого, что когда-то посмел ее обидеть.

Стрегон никогда не думал, что станет испытывать к кому-то столь сильные чувства. Что все еще остался способен на такую удивительную нежность. Непонятную, необъяснимую, почти забытую с тех самых пор, когда его оставили сиротой. Нежность сродни той, которую испытываешь при взгляде на обнявшихся под луной влюбленных, при виде копошащегося в траве неуклюжего котенка, рядом с мирно сопящим в колыбели младенцем или молодой матерью, заботливо склонившейся над сыном.

Стрегон едва не забыл, как это бывает. Но вот теперь эти воспоминания вернулись, заставив его заново оценить свою жизнь. И помог ему в этом некогда свирепый, совершенно дикий волк, умеющий в отличие от загрубевшего человека ценить то единственное, что по-настоящему важно.

Тогда как Белка… она была нужна стае. Ведь это она подарила им жизнь. Она удерживала их на той неуловимой грани, после которой звериное нутро начинало одолевать человеческий разум. Она дала им вторую ипостась. Порой бранила их, как несмышленых сорванцов. Пела для них. Играла, охотилась вместе. Растила. Учила. Радовалась, огорчалась и даже скорбела с ними. Она была рядом с ними от рождения до самой смерти, и именно поэтому они не могли от нее отказаться. Даже тогда, когда Белка случайно обмолвилась, что стае вскоре придется искать себе нового вожака…

Стрегон едва не задохнулся от лавины чувств, которую внезапно обрушил на него недовольный промедлением волк.

— Бел, ты очень много для нас значишь, — наконец с трудом выдавил из себя перевертыш. — Я понимаю, чего ты хотела избежать. Но ты нужна нам не из-за рун. Не потому, что умеешь сводить с ума, и не потому, что когда-то каждый из нас испытал это на себе… нет, Бел. Здесь совсем другое. Что-то, чему я еще не могу найти объяснение. Просто чувствую, как зверь, а сказать… не хватает слов. Это глупо, но я… для нас очень важно знать, что ты рядом, Бел. Важно настолько, что мы пойдем на все, чтобы сохранить твое уважение. Ты сделала нас сильными. Дала нам стаю, лес, новый дом. С тобой мы научились охотиться вместе. Научились петь лунными ночами, не стесняясь собственных голосов. Научились чувствовать тебя, хозяина, друг друга. Научились быть самими собой…

Он судорожно сглотнул.

— И мы не хотим, чтобы ты уходила, Бел. И пусть мы больше не люди, пусть старшие давно превосходят по силе бессмертных, пусть все мы стали гораздо сильнее, чем многие живущие, но… мы счастливы тем, что у нас есть, и не хотим жить иначе. Потому что мы… в каком-то смысле все мы — твои дети. И мы еще не готовы остаться одни. Это как жить без души, без смысла, без цели… Даже хозяин не в силах этого изменить! Ты слышишь, Бел?

Белка на мгновение оторопела.

— Это говорит тебе сейчас твоя стая, — тихо обронил Стрегон, чувствуя, как тревожно замер внутри тихо поскуливающий зверь. — Это говорю тебе я. Как человек. Как волк. Как перевертыш, которого ты создала и которого неожиданно изменила.

— Стрегон…

Он тоскливо вздохнул:

— Ты ведь знаешь, мы не можем тебя обмануть. Но если не веришь, можешь взглянуть сама — я открою тебе свой разум.

— Зачем мне твой разум?!

— Чтобы знать, что я не лгу: стая нуждается в тебе. Не уходи, Бел. — Его голос дрогнул, едва не сорвавшись на звериный рык. — Нам без тебя очень плохо.

Белка, беззвучно выругавшись, быстро шагнула вперед и обхватила его голову, прижав к себе, как неразумного детеныша.