Ледяное сердце (СИ) - Зелинская Ляна. Страница 3

Олений Рог — предпоследний рубеж горцев, если бы они взяли его до зимы, то война была бы почти выиграна. Только это «почти» маячило перед генералом третий год. Каждый камень, каждый квард земли, каждое ущелье этих проклятых гор был пропитан кровью его солдат. И королева сердилась…

Барк с вязанкой дров потоптался на пороге, точно стесняясь своих сапог, перемазанных глиной, и, стараясь занять как можно меньше места, втянул голову в плечи.

— Урлах Белый просил доложиться. Горца поймали, вашаслость. Привели только что в лагерь. Просят вас прибыть. Допрашивать или как?

Генерал нахмурил лоб и отложил перо.

— Или как. Скажи, пусть ждут. Иду уже. Да проследи, чтоб колдуна этого не пускали к нему. Я сам.

В прошлый раз он сглупил, пустил поперёд королевского дознавателя. Тот готовился долго, выл и водил руками, иголки разложил, шептал что-то под нос, траву жёг, да только вышло всё боком. Тот горец, которого допрашивали, вдруг скукожился, что печёное яблоко, согнулся, сгорбился и высох весь. Чучело чучелом стал, одна серая кожа, как крылья нетопыря, повисла на костях. Как потом колдун сказал — в камень ушёл. И вот для чего, спрашивается, тогда нужен этот колдун? Вот чтобы в камень никто не уходил, для того и нужен. А допрашивать с пристрастием его люди и так умеют. Но вот же — королевская прихоть с колдунами возиться, только зря почём коз режут раз в неделю да на кишки смотрят.

— А колдун уехал в Мурен, — Барк сложил дрова у жаровни, потрогал остывший уже чайник и расшевелил тлеющие угли.

— В Мурен? Это ещё зачем?

— Сказал, за чёрной козой.

— У нас тут что, чёрной козы не нашлось?

— Нет, вашаслость, только мышастой масти остались, он чёрных-то всех, почитай, порезал.

— А почему сам поехал, а не послал кого?

— Не знаю, вашаслость, да я и не спрашивал, потому как боюсь я его.

Генерал мысленно выругался. Не дело это, когда человек колдовством занимается. Не людское это дело, если уж точно сказать. Это когда айяаррское отродье колдует понятно — им всем место на костре или виселице, а совсем другое, когда люди. И это новое королевское веяние — при корпусе колдуна держать — совсем делу не помогало. Но поперёк королевского указа не пойдёшь.

Раньше и святой отец был против, да только за это его быстро отослали куда подальше, заменили на более покладистого. Так что нынешний не замечает ни колдуна, ни чёрных коз, ни петушиной крови и красных ниток, привязанных на деревьях. Только люди шепчутся и держатся подальше и от походного храма и от колдуна. Да болтают всякое.

— Ладно, скажи, буду сейчас.

Барк исчез в тот же миг. Исчезать у него получалось гораздо быстрее, чем появляться, и гораздо тише. Генерал, выйдя из шатра, потянулся и поёжился. Небо на западе разлилось закатным багрянцем. В ущелье над рекой соболиной шкурой расстелился густой туман, сквозь который зловещей щетиной торчали чёрные пики елей, и над треклятым Оленьим Рогом засияла россыпь Лучницы. Издевалась над их неудачей, целясь остриём прямо в лагерь. А поверх неё, как королевская тиара, возвышался тонкий серпик месяца рогами кверху. Значит, дождей не будет ещё долго. И то радость.

Успеть бы до зимы…

Осень в горах подбирается быстро. Сегодня утром генерал заметил, как за ночь пожелтели буковые рощи у подножья хребта, и первый журавлиный клин потянулся в сторону юга. Времени совсем мало. Потом перевал занесёт снегом, и останется только ждать весны и надеяться, что за зиму окаянные горцы не наберутся достаточно сил.

Из лагеря доносился запах дыма, каши с мясом и сапожной мази. Перед полевой кухней большой костёр лизал небо огненным языком, трещали дрова, и под бренчанье чьей-то расстроенной дзуны хриплый голос напевал песню про найденный клад.

Генерал подошёл к костру. Все вскочили в приветствии, даже босой Руэн, чинивший сапог, отшвырнул дратву и шило и отдал честь.

— Сидите, — махнул генерал.

Горец стоял тут же, связанный, ногами в большой деревянной бочке с водой. В прошлый раз колдун сказал так делать, чтобы пленник в камень не ушёл, бормотал что-то про разделение стихий. И раз горец всё ещё тут, значит, колдун был прав, но, может, горец ещё жив только потому, что колдун уехал в Мурен и не успел его допросить?

Генерал помедлил, разглядывая пленника. Не старый ещё, хотя у айяарров по лицу возраст не определишь, невысокий, коренастый, кустистые чёрные брови скрывали хитрый прищур карих с жёлтым обводом глаз. Лицо его распухло от побоев, один глаз наполовину заплыл, а на щеках засохли кровавые следы — видно, что достался он ребятам Урлаха не даром. Рядом валялась его куртка, подбитая мехом рыси, берет с пером цапли, ремень и сапоги.

«Клан заклинателей, надо же! Какая удача!», — подумал генерал, разглядывай длинную каплевидную серьгу из обсидиана, лежавшую поверх куртки.

За те семь лет, что он воевал с горцами, научился уже разбираться в клановых знаках. У каждого клана свой камень. У этих — обсидиан, чёрная кровь. Клан заклинателей — самый близкий к верховному айяарру и самый опасный. Болтали про них всякое: что камень умеют оживлять и заговаривать, золотую жилу вывести на поверхность, находить алмазы. Сам он этого не видел, но слышал часто, а вот что устраивать обвалы и камнепады они умели — это он видел сам. В первый штурм Оленьего Рога на их передовой отряд упала скала, похоронив под собой больше сотни солдат…

— Как зовут? — спросил генерал, не сильно надеясь услышать ответ.

У этих горцев имена такой длины, что можно слушать до утра. Хотя и краткий вариант есть. Но оказать уважение горцу можно лишь назва его полным именем рода. Только, зачем оказывать-то? Да и не важно, как его зовут, всё равно он ничего не скажет. А всё спесь. Закон чести — Уана — главный для любого айяарра.

— Оорд, — ответил тот спокойно.

— Хм, — удивился генерал такой сговорчивости. — Где поймали?

— Возле водопада, — ответил Руэн, прилаживая подмётку, — четверых наших порешил, гадёныш!

Подошёл довольный Урлах с миской полной дымящейся каши, покрутил пальцем ус и коротко рассказал о стычке.

— Послушай-ка, Оорд, — генерал сел на перевёрнутый бочонок, взял из вязанки несколько хворостин и подбросил в костёр, — я могу сохранить тебе жизнь. Могу даже отпустить тебя, если ты скажешь мне то, что я хочу знать. Я много чего могу для тебя сделать. А ты можешь рассказать то, что мне нужно. Ты ведь наверняка понимаешь, что вам недолго осталось, и что до зимы мы возьмём перевал, затем долину, а к весне Лааре падёт… Подумай об этом. Я щедро тебе заплачу. После ты сможешь вернуться в Лааре, будешь жить под началом нашей королевы. Ты нам не нужен, Оорд, нам нужен только Эйгер.

Генерал говорил медленно и спокойно, поглядывая то на костёр, то на пленника, пытаясь поймать на его лице признаки заинтересованности или хотя бы страха. Языки пламени, потревоженные свежим хворостом, заплясали, и костёр, изрыгнув сноп искр, радостно затрещал, пожирая угощение.

— Так что расскажешь мне, Оорд, что ты делал по эту сторону хребта?

— С камнями шептался, — ответил горец, пожёвывая губу и смотря на огонь, лицо его при этом было совершенно бесстрастным.

— И о чём?

— О разном, — он перевёл взгляд на генерала, — в основном узнавал, где вы и куда собираетесь дальше. После того, как мы вас разбили, несладко, поди, пришлось? — ухмыльнулся он самодовольно.

Руэн грязно выругался, сжимая в руке шило.

— И много узнал? — генерал махнул рукой Барку и велел принести горячего вина с перцем.

Ныли колени — туман, пришедший с реки, пробирал до костей. До чего же ему осточертели эти горы!

— Да предостаточно. Зря вы стараетесь, всё равно я ничего не расскажу, знаете же.

И не рассказал.

Генерал пытался снова и снова, прихлёбывая вино, говорил о потерях лаарцев, о голодающих за перевалом женщинах и детях, о сожжённых деревнях, о том, что королева тоже не хочет войны…

— Если ваша королева не хочет войны, — прервал его Оорд, — то что вы делаете здесь? На нашей земле? Уходите, и война закончится.