Ледяное сердце (СИ) - Зелинская Ляна. Страница 45
Будет гроза…
Голуби на карнизе делят хлебную корку…
Райда сидит и наблюдает за ними через окно…
На галерее под потолком на балках возятся во сне летучие мыши…
Оорд и Ирта на кухне говорят о ней…
Эйгер беспокоится о ней так сильно…
…столько беспокойства…
— Ты меня как будто не слушаешь?
Она перевела на него взгляд, вернувшись из мира новых ощущений.
— Слушаю, милорд.
— Да не зови ты меня «милордом»! Я никакой тебе не лорд вообще! А теперь тем более. Так что оставь это для кахоле!
— И как же мне вас называть? — спросила она растерянно.
— Зови меня, как все — джарт Эйгер. Или эфе. Или лучше… — он как-то замешкался и добавил, — выбери сама.
— А что означает «эфе» и «джарт»?
— «Джарт»… это что-то вроде «принадлежащий к роду», так обращаются когда говорят с кем-то из старших прайда, с главами клана или членами семьи. А «эфе» это обращение к верховному джарту. Ты же теперь одна из нас, учись этому…
Одна из нас?
— …И ещё, перестань постоянно говорить мне это коринтийское «вы», это режет ухо. В айяарр нет различий. Ты ведь знаешь айяарр, и, я уверен, что он не хуже моего коринтийского…
Кайя поджала губу и подумала, что, наверное, у неё духу не хватит говорить ему «ты», но промолчала.
— …Так вот, слушай внимательно, потому что это важно. То, что я сделал в башне, было отчаянной мерой, но уж как есть. Если бы ты не вздумала бежать на перевал, то и делать этого мне бы не пришлось. Но кто знает, что за мысль снова засядет в твоей голове! — в его голосе усмешка мешалась с раздражением, и эта интонация была для Кайи непонятной.
Он будто злился на неё, но и на себя тоже, и в то же время словно восхищался и боялся, но чего? И что всё это могло означать?
— Этот обряд на старом айяарр называется Nhy’аa’h — «найя» или, по-коринтийски, «Белая лента», — продолжил Эйгер. — И у него много значений. Когда рождается айяарр, мать привязывает его к арраяну — к нашему Источнику. От него мы питаемся силой, через него мы можем чувствовать других и им помогать. Но иногда можно быть связанным друг с другом напрямую, минуя Источник — и вот это и есть тот обряд, который мне пришлось провести, — Эйгер помолчал немного, словно подбирая слова, — и он нужен для того… чтобы связывать друг с другом… более тесно. Например, учитель и ученик связывают себя во время погружения — чтобы передать знания. Лекарь и больной — чтобы понять болезнь изнутри, спасти тяжелобольного или умирающего за счёт силы лекаря. Жених и невеста…
Рука Кайи дрогнула, вилка выпала, и полетев на каменный пол, ударилась, как ей показалось, с оглушающим звоном.
…связывают себя, чтобы чувствовать друг друга, чтобы быть единым целым…
Он не говорил этого, но она услышала.
— …или, как это сделал с тобой я — верховный джарт может спасти любого, дав ему силы Источника напрямую от себя, — он закончил после того, как вилка замерла, проскакав по каменному полу почти до окна.
Кайя сжала пальцы, скосив глаза на предательскую вилку. Повисла тишина. А затем Эйгер с шумом отодвинул кресло, сел, забросил ногу на ногу и спросил вкрадчиво:
— И чего ты испугалась больше всего? Лекаря? Учителя? Или что ты можешь стать невестой чудовища? — голос его был насмешливым, но за насмешкой прятались рычащие ноты.
А она ощутила боль. Его боль. И хотя это было мимолётно, но очень остро, будто в сердце кольнули тончайшей иглой.
— Нет, милорд… джарт… Эйгер. Я ничего не испугалась.
— Что «нет милорд»? Ты не боишься умереть? Ну, это да, это я уже понял, а вот что ты не боишься стать невестой чудовища — это меня удивило, учитывая, как ты сегодня смотрела на мою руку! Ну или ты опять соврала мне!..
От его голоса завибрировал хрусталь бокалов, а затем в комнате снова повисла тишина, прерываемая только воркованьем голубей. Да ещё было слышно, как Эйгер налил себе вина и выпил.
Он злился.
Это Кайя ощущала особенно сильно. Но что такого она сделала? Ведь он злился на её не за побег, не за то, что она его обманула, и не за то, что едва не погибла, он злился на что-то другое. Но на что — она понять не могла.
— …Нет, ты не больна, маленькая веда. Я не собираюсь тебя учить и уж тем более не собираюсь на тебе жениться, если ты подумала об этом, — он заговорил тихо и устало, держа бокал на весу, — я сделал это по одной причине — я дал твоему отцу слово. Я дал слово верховного джарта, и оно нерушимо, пока я жив. Я пообещал ему, что тебя никто не тронет, что ни один волос не упадёт с твоей головы, и ты будешь жива, здорова и невредима до весны, если он сдержит своё обещание. И что я отпущу тебя — сам отвезу за перевал и отдам ему, опять же, если он сдержит своё обещание. И я поклялся этим на Родовом камне, и, как я надеюсь, ты понимаешь — клятву эту нарушить не могу. Так вот, Кайя, ты должна быть жива и здорова до весны, ты не должна пытаться себя убить или покалечить, убежать в мёртвый лес или идти пешком до перевала. И, поверь, я знаю сколь глубока твоя ненависть ко мне и твой страх, а ты догадываешься какие чувства я питаю к твоему отцу и всему человеческому роду, но единственное, что мне от тебя нужно — чтобы ты дожила до весны…
Последние слова он произнёс с паузами, так, словно рассекал мечом воздух.
— …«Белая лента» связала нас, и теперь я буду точно знать, где ты находишься и что делаешь, даже что ты чувствуешь. И ты не сможешь сбежать из замка так, чтобы я об этом не узнал. Более того, ты не сможешь уйти дальше, чем на два кварда от меня — она тебя не пустит. И даже если ты просто начнёшь думать о побеге — я пойму. Не знаю, какой белены ты объелась, когда это сделала, но больше такое не повторится. И уж если ты захочешь умереть, то сделать ты это сможешь только вместе со мной. А если не веришь, то посмотри на свою ладонь — моя сила вылечит любую твою рану, а твоя — мою, потому что мы теперь связаны…
Он, встал, заложил руки за спину и принялся ходить вдоль окон, говорил негромко, но очень серьёзно, и Кайя ощущала, как эти слова важны для него. Эйгер взял паузу и молча мерял шагами комнату, а потом продолжил:
— …Но у этого обряда есть и обратная сторона, Кайя, и ты должна это знать. Я буду чувствовать тебя теперь — твои мысли и желания, а ты мои… А поскольку мы с тобой не находимся в погружении, как во время учёбы, и ты не в беспамятстве, как при болезни, и мы не влюблены, как жених и невеста, желающие друг друга без остатка, то наши… чувства… эмоции… страхи…настроение, могут сильно мешать нам с тобой. Ведь и мою боль ты тоже сможешь чувствовать, а я твою. Так что, если ты не хочешь всего этого ощущать, просто представляй между нами стену. И я буду делать то же самое…
Эйгер обошёл стол, дотрагиваясь мимоходом до ножей, тарелок, бокалов и ваз, взял по пути салфетку и встал напротив. Солнце освещало его фигуру и маску на лице, и Кайя невольно взглянула на его руку в перчатке, но тут же отвела взгляд. Мысль о том, что он будет чувствовать её желания и её мысли была просто ужасной. Эта мысль заставляла щёки пылать и думать всякие глупости, и смущённо глядеть в стол, совсем как послушницу в Обители, которую застали за воровством цукатов из кладовки.
— …С этого дня ты не пленница здесь, ты — моя гостья. Ты можешь ходить по всему замку и делать, что захочешь. Никто тебя не тронет. И я дам тебе всё, что ты попросишь, в разумных пределах, конечно. Но главное, что ты должна делать, это есть. Иначе до весны ты точно не дотянешь. Но, видимо, я не слишком подходящая компания для леди, и не вызываю в дамах аппетит, так что с сегодняшнего дня ты не обязана приходить на завтрак, если только сама этого не захочешь. Айра будет приносить тебе еду в комнату, и никто больше не будет запирать твою дверь. Тебя это устраивает?
Кайя посмотрела на него удивлённо. Это было настолько неожиданно и странно, что она даже не сразу ответила.
— Да мил… джарт Эйгер. Спасибо.
— Или этого мало?
— Нет, мил… джарт Эйгер.
— «Да, милорд! Нет, милорд!». Иного ответа я и не ждал. Приятного аппетита, маленькая веда, — он швырнул на стол салфетку и вышел.