Доктор 2 (СИ) - Афанасьев Семён. Страница 52

— Как это стыкуется с точкой зрения учебника, что де царь ненавидел Пушкина и видел в нём чуть не угрозу трону? — спрашиваю, обращаясь к учительнице.

— А ведь правда, была такая тема! — доносится с разных концов класса.

— Это классический пример, когда нам вместо фактов, вернее, под видом фактов, преподносят оценки. — смотрю прямо на учительницу. — Ну и в завершение. Нас учили, что царь был рад. А что он реально озвучил в адрес Дантеса?

— Военный суд первой инстанции (полковой) приговорил, в предварительном порядке, Дантеса к смертной казни, — сообщает Руслан, сверяясь с планшетом.

— Дальше уже детали, — перебиваю его я. — Не казнили, но лишили всех чинов и пинком под… в общем, выгнали из страны.

— Ты закончил? — морщится учительница. — Мы вышли за рамки десяти минут.

— Да я практически закончил. Не буду говорить, что ещё один бизнес проект поэта — журнал "СОВРЕМЕННИК" — обанкротился очень быстро. Просто хотел добавить. Второй Александр Сергеевич, который Грибоедов, погиб, по всей видимости, с оружием в руках. Защищаясь вместе с миссией российского посольства в Тегеране.

Класс замолкает. Воцаряется звенящая тишина.

— Роза Ароновна, я это всё читал и учил сам. Вы нам, к сожалению, освещали события чуть иначе. Вместо того, чтоб учить нас думать, нас учили думать так, как надо. А кому надо — оставим за кадром. [13]

Мои слова перебивает школьный звонок.

Глава 27

После литературы — большой перерыв до следующего урока. Иду на школьный двор на турники. Во дворе натыкаюсь на Сяву и Белого. Серого почему-то с ними нет. Они косятся на меня, но продолжают обсуждать что-то своё. Ну да и шут с ними.

Выполняю пару комплексов на турнике, потом на брусьях.

Затем на школьный двор высыпают малыши, судя по всему, первый класс. У них уроки заканчиваются рано, но многие из них остаются в школе до прихода родителей. Учителя с ними гуляют, делают уроки, кажется, их ещё и кормят в столовой.

Боковым зрением замечаю, что Белый закуривает, оживлённо что-то доказывая Сяве и жестикулируя, подобно вентилятору.

Странно. Разве это разрешено? Обычно все специально идут для этого за трансформаторную будку.

Учительница первого класса подходит к ним и пытается сделать замечание, но разговор заканчивается ничем.

Что-то явно не то с этим лицеем. Ладно, я не ленивый. Подойду.

— Красавцы, спрятали сигареты или свалили нахер отсюда. Сейчас.

— А ты не много на себя берёшь? — косится на меня Белый. Сява напрягается.

— Белый, я бы, может, и поговорил с тобой. И о философии, и о месте в жизни каждого из нас, — пытаюсь не начинать рукопашную при всех первым. — Но есть проблема. Ты не считаешь людьми никого, кроме себя. Как и наша директриса, кстати… А я не считаю человеком тебя.

— Ха, а кто он тогда? — подключается к разговору Сява.

— Как и ты. Животные. Умные, умеющие говорить, с удовольствием потребляющие материальные блага, животные. И в этой связи, вам не нужно ждать к себе отношения, как к людям. По крайней мере, от меня. Пока я тут, вы никому жизнь портить не будете, — не повышаю голоса, чтобы происходящее со стороны на конфликт не походило никаким образом. Ну стоят старшеклассники, просто разговаривают, мало ли. — Сейчас я досчитаю до одного. И если сигарета не исчезнет, ты её проглотишь вместе со своими руками. Четыре, три, два…

Сява берёт сигарету из рук Белого, бросает её на песок, почти полностью засыпает песком и говорит:

— Ну банкуй. И что дальше?

— А дальше всё просто: я не учительница. Если мне с вами в одном месте, здании либо в одном коллективе будет неудобно, вам со мной станет некомфортнее в несколько раз. Я воспитывать не буду. Буду просто исправлять ситуацию так, как удобно мне. — Заметаю кончик окурка, торчащий из песка, носком ботинка, скрывая его полностью слоем песка. — Чтобы полностью всё прояснить. Я встречал таких, как вы. Вам не место среди людей. И если мы будем сталкиваться слишком часто и по аналогичному поводу, я сделаю всё, чтоб рядом с людьми вас не было.

— А ты не много на себя берёшь? — раздаётся из-за спины голос Серого, который, как он думает, подошёл незаметно.

— Это не твоя забота, — не поворачиваю головы назад. — Тебя должно беспокоить только то, что тебе хватит и этого.

Мозг Серого загорается алым всполохом агрессии и он делает шаг ко мне вплотную. Я давно его «вижу» и просто выставляю назад ногу, на которую он сам и натыкается. Крайне неудобным для себя местом, падая на четвереньки.

В оказании первой помощи я не участвую. Этим занимаются Сява и Белый. Я делаю ещё один комплекс на брусьях и иду обратно в школу.

…

Время до следующего предмета ещё есть. В столовой беру компот, салат, и присоединяюсь к Филину с Маратом, которые едят полноценные комплексные обеды.

— Всем привет. И как вы с этими придурками столько лет учитесь, — ударяю по выставленной в приветствии ладони каждого из них и придвигая свой стул к их столу.

— А что, опять что-то не то? — отрывается на секунду от тарелки с супом Филин.

— Сява и Белый, сидели курили прямо на трубах во дворе, даже за трансформаторку не зашли. Первые классы вышли, к ним учительница подошла, замечание. Ну, учитель продлёнки… Они в амбиции. Пришлось подойти…

— А что дальше? — с явным интересом спрашивает Марат.

— Дальше они сами убрали курево. Но сзади подошёл Серый. И налетел своим причинным местом на пятку моей ноги. Сява с Белым ему сейчас первую помощь оказывают… Лучше скажите, что у вас в секции? Звонили?

— Сегодня идём, с собой всё взяли, — весело отвечает Филин.

— Ну здорово, — киваю. — С вами в зале по времени не пересекусь, группы разные, но вам удачи. Мужики, но я вообще-то по делу и вот по какому вопросу…

…

…

— Стесев, а почему ты не пишешь? Ты всё знаешь?

Историк, диктуя материал по вопросам, которые будут, в том числе, на годовом тестировании, возвышается надо мной. Пытаясь заглянуть, что именно я читаю на смартфоне.

Я, конечно, могу ему объяснить, что не видел Лену более суток. И она, задержавшись на дежурстве из-за срочных мероприятий, только сейчас смогла ответить мне.

Но тогда, чтоб он понял мой ответ, придётся объяснять, кто такая Лена. А это уже не его дело.

— Тимур Германович, а мне не нужно писать конспект. Он у меня уже есть, — отвечаю, глядя на него снизу вверх.

— Каким образом? — недовольно сводит брови вместе историк.

— А я у старшего года обучения разжился, есть друзья в старшем классе. У Юры Филонова взял, он своим конспектом поделился. Филин же зимой в Британию в колледж едет, ему наше Единое Тестирование до лампочки. Вот он мне свой конспект и отдал.

Интересно, что ты сейчас скажешь.

— Конспект должен быть свой, — с суровым выражением лица заявляет историк.

— Извините, это кто сказал и какими правилами определено? Вам нужны мои знания на тестировании? Или конспект? Так если можно принести отличный конспект и ничего не отвечать, но получить высший балл, вы только скажите, — наклоняю голову к плечу.

— Конспект прошлого года не годится, — говорит половину правды историк, не договаривая остального.

— Только по этой теме? Или вообще?

— По этой теме.

— Как так? Вот материалы прошлого года. Вот записано под вашу диктовку, М. Ш. — коллаборационист, запятнавший себя сотрудничеством с врагом. Если Филин что напутал, вы скажите. Но весь их класс говорит, что так не только Филину, что так всем диктовали. А сейчас вы же нам говорите, что он — Герой Народа. По-моему, в конспекте есть ответы как раз таки на все случаи жизни — мало ли как к концу года политический курс повернётся… Всё исключительно с ваших слов. Вот ваша роспись в конце конспекта Филина.

Под гогот класса «Стессель, жги!» историк долго смотрит на меня.

Все в курсе, что одна острая тема в новом учебнике этого года освещается с поворотом на сто восемьдесят градусов. Ещё год назад учили, что М.Ш. — враг. Раньше, видимо, у авторов программы не доходили руки всё исправить, и все готовились к тестированию ещё по точке зрения времён Союза.