Ныряльщик за жемчугом (СИ) - Фомина Фанни. Страница 17

— Разве похоже на «люкс»? — равнодушно пожал он плечами. — Обычный номер, но тут довольно комфортно, мне нравится, — он выдержал небольшую паузу и добавил, — и тебе понравится.

— Вот так просто? — губы у Джерфида пересохли, а воображение уже услужливо подкидывало картинку: он, хмельной от бешеной гонки и пьяный от виски, лезет к Адаму обниматься. Как он тогда завёлся!.. Но ведь это был порыв, момент подходящий, настрой, а вот так…

— А обязательно надо, чтоб было сложно? — чуть усмехнулся Адам, передвинул лёгкий столик на котором стояла бутылка и пара бокалов, и сел в низкое обтянутое кремовой замшей кресло.

— Н-наверное, н-нет, — Джер с трудом заставил себя ответить правду. Врать самому себе — самое распоследнее дело, и надо было быть круглым дураком, чтоб не сообразить, зачем приятель, который целуется с ним по пьяни, привёз его в отель. Что ж, отличная мысль. Как всегда. Только откуда это противное смущение? Что он, обморочная барышня из романа?

— Да ты расслабься, — Адам располагающе улыбнулся, — проходи, садись. — Он махнул рукой на второе кресло.

Сам «искуситель» являл собой картину полного умиротворения и довольства ситуацией: раскрепощённый откинулся в кресле, глядя то на стушевавшегося парня, то принимаясь внимательно изучать лаковый, выполненный в чёрно-белой гамме плакат.

Стоять столбом было глупо, Джерфид скинул куртку и уселся в предложенное кресло, всем видом пытаясь дать понять, что ему комфортно и вообще отлично. Положение стало ещё глупее: они сидели друг против друга, на пионерской дистанции, и сказать было абсолютно нечего.

— Хочешь выпить? — сжалился наконец Адам, по губам которого нет-нет, да проскальзывала тень ухмылки — не то сочувствие, не то сарказм в наивысшей концентрации.

— Нет, — Джерфид отрицательно покачал головой, — и что теперь?

— Ничего, — ответил Адам. — Посиди, отдохни. Надоест — можешь уйти, если тебе скучно. И вообще, делай что хочешь. Ничего, что ты не хочешь здесь не произойдёт, уж поверь мне.

Джерфид замолчал. Где-то исподволь нарастало раздражение: как всё нелепо, несуразно, неестественно. Ну что ему стоило сделать это тогда, когда в висках стучала кровь от пережитого восторга, голова кружилась от хмеля и в паху тянуло так, что хоть беги за угол?! А теперь попробуй вот так посиди, успокойся — причём совершенно трезвый (а Джер почему-то твёрдо знал, что хмелеть он сейчас не хочет), а потом как-нибудь выверни события к закономерному исходу. Чушь! И надо ж было так встрять…

Адам ждал, с интересом наблюдая, как парень молча бесится, потом успокаивается. Дыхание его выровнялось, пальцы рук на подлокотниках кресла расслабились, взгляд перестал быть заполошенным. Ничего, пускай посидит, подумает, кое-что вспомнит.

А вспоминалось между прочим, отлично. Даже боле чем. Во всех подробностях всплывал полёт по ночным улицам, и объятья, когда даже сквозь плотную одежду ощутим каждый изгиб тела, и поцелуи. Конечно, Джерфид не обратил внимания, какое у Адама тогда было лицо, не до того было, он слишком увлёкся. Так почему бы не представить сейчас, ведь времени у него предостаточно. Вот он сидит, самоуверенный, даже самовлюбленный. Интересно, какой у него будет вид, если прямо сейчас налить виски вон из той бутыли в стакан и без предупреждения плеснуть ему в лицо? Ну или не в лицо, хотя бы на сорочку. Просто так, чтобы жизнь сахаром не казалась… или наоборот, подойти и без объяснений, без всяких прелюдий расстегнуть эту самую сорочку, и впиться поцелуем в шею, а ещё лучше, ухватить за плечи и швырнуть со всей силы лицом вниз прямо на аккуратно застеленную кровать, и?.. Неужели Адам думает, что ему это слабо?!

Не сомневаясь больше ни секунды, Джерфид поднялся на ноги и в два шага преодолел разделявшее их расстояние. Адам смотрел на него выжидательно, но где-то на самой глубине глаз затаилось скрытое одобрение. Не похвала, но обещание похвалы. Это было последней каплей. Плохо понимая, что делает, Джерфид протянул руки и принялся расстёгивать сорочку Адама. Тот вытерпел четыре пуговицы, потом резко выдохнул, шагнул навстречу и заключил Джера в крепкие, почти болезненные объятья. Парень сжался, жарко дыша в его шею. Адам улыбнулся удовлетворённо и чуть печально. Он победил.

Порывистыми быстрыми рваными движениями они помогли друг другу избавиться от одежды. Слишком откровенно, без недомолвок. Секунду-другую постояли, каждый оценивая открывшийся вид. Оба были хороши. И оба уже завелись. А некоторые — уже не просто завелись, а с большим трудом сдерживаются, — отметил Адам. Всё-таки политика молчаливого ожидания оказалась в данном случае более чем оправданной. Да, это вам не барышень соблазнять, тут речь идёт о мужской гордости…

Он легонько подтолкнул Джерфида в сторону кровати, и тот растянулся поперёк необъятного ложа, нежное молодое тело под цвет покрывала. Адам осторожно опустился рядом, позволяя ласкать себя и лаская в ответ — без всякой системы: живот, плечи, ключицы, спину, снова живот, недоверчиво втянувшийся, стройные бёдра. Движения Джерфида были полны исследовательского интереса. Собственно, Адам давно пришёл к выводу, что секс с мужчиной этот молодой человек если и видел, то исключительно по пьяни и в таком угаре, что вряд ли что вспомнит. Пальцы опасливо пробегали по его телу, ловя чувствительные точки, задерживаясь на них, щекоча. Адам поощрял удачные идеи, чуть прогибаясь навстречу этим движениям. Игра всё длилась и длилась, становясь всё ближе, откровеннее, жарче… разумеется Джерфид не выдержал первым. Когда ладонь Адама очередной раз скользнула по внутренней части его бедра, он со сдавленным стоном вцепился в эту ладонь и, придавив своей, заставил сдвинуться выше, ещё чуть выше, и прижаться плотнее…

«Медаль за смелость», так уж и быть, заслужил — про себя подумал Адам, начиная поглаживать и ласкать там, где его просили. Парень выгнулся от его прикосновения — потрясающая картина, способная свести с ума любого ценителя: лопатки приклеены к покрывалу, бёдра вскинуты, колени врозь, руки судорожно сжимаются (при этом одна из них на предплечье Адама — чёрт, как бы синяка не оставил!), голова запрокинута и с губ срывается горячее прерывистое дыхание.

Адам позволил ему как следует прочувствовать свои желания, а потом отстранился. Парень непонимающе потянулся к нему, прося ещё… нет, милый, это ты пока не заслужил… Адам приподнялся на кровати и сел, спустив ноги на пол и предоставив возможность полюбоваться своей вполне мускулистой спиной. Тот немедленно принял вызов, подхватился на колени, и принялся целовать его шею, и руки сами потянулись вперёд и вниз. Совершенно непристойно, но до того сладостно, что…

…Адам вдруг вспомнил, как сам касался себя вчера. И что при этом испытывал. На секунду происходящее показалось ему нелепым, даже безумным… эта мысль была опасна. Адам задержал дыхание. Безумно… безумно хорошо, когда мягкие сильные ладони ласкают тебя, уверенно и смело. А будет ещё лучше, когда он…

Он поймал руки Джерфида, отвёл их в стороны, с ногами забрался на кровать, и оглянулся через плечо, ловя затуманенный взгляд.

— Ну что? — он выразительно скользнул взглядом по телу парня снизу вверх и обратно.

— Что? — не понял Джер, который завёлся уже до того, что в ушах звенело и он с трудом соображал.

— Давай, — с улыбкой приглашающе качнул головой Адам. — Давай, ты же хотел…

И тут же почувствовал, как сильная молодая ладонь толкнула его между лопатками.

— Полегче! — Адам со смешком повалился вперёд, на локти, прогнулся в пояснице.

Где-то далеко-далеко внутренний голос маленького мальчика Джера подсказывал что-то спасительно-глупое вроде «я не умею», что свело бы на нет всё происходящее, напрочь убив атмосферу… Однако мальчик этого не слышал — слишком густой туман вожделения и похоти затянул его в себя, окутал пульсирующим коконом и поглотил без остатка.

Ты видел когда-нибудь медузу, выброшенную ленивым прибоем на песок, или на отполированные ветром и волнами камни? Тёплые камни, гладкие камни… Их греет солнце, ласковое, неспешное… солнце греет и медузу. Медузе хорошо, покойно, не надо думать, нет необходимости понимать, анализировать, помнить. Она растворяется в пока ещё влажном тепле постепенно мелеющей солоноватой лужицы. Неторопливая вечность существования в маленьком раю. Медуза не знает ещё, что солнце может быть беспощадным.