Пляшущие тени (СИ) - Игнатьев Сергей. Страница 11
Мы переходили от картины к картине, она держала меня под руку и расспрашивала о работе. Я, как завороженный, прислушивался к щелканью ее каблучков по паркету, косился на ее стройные ноги.
Потом мы молча шли по Крымскому мосту, и смотрели, как сгущаются над Москвой тяжелые тучи.
— Сегодня будет дождь, — сказала она, и я не мог угадать, было ли это случайно брошенной фразой или констатацией факта.
Как выяснилось, она работала у нас в отделе прогнозирования. Причем поступила туда примерно тогда же, когда на меня вышел Иштван. Оксане прочили большое будущее.
— Рисуешь что-нибудь? — спросила она.
— Да что-то как-то… времени нет, короче.
Она кивнула.
Мы шли дальше в гнетущем молчании. Я терпел с минуту, мы миновали мост, я сказал:
— Чего молчим?
— Ну, расскажи чего-нибудь, — рассеяно ответила она.
Я вспомнил анекдот Федора, про мужика, наевшегося вместо черной икры дроби и случайно застрелившего кота. Пожалуй, нет. Я страдальчески нахмурился, глядя в низкое сумрачное небо.
— Знаешь, Оксана, — сказал я, вздохнув. — Иногда очень не хватает света.
Она усмехнулась, обернувшись ко мне.
— Ого, — сказала она. — и кто это говорит?
Я открыл было рот, чтобы объяснить. Потом вспомнил, где мы с ней работаем. Желание продолжать у меня пропало.
— Как насчет чашечки кофе? — спросил я нейтрально.
Она покачала головой.
— Почему?
— Потому что это будет похоже на полноценное свидание.
— А у нас неполноценное? — я приподнял брови.
— А у нас не свидание, Денис, — вздохнула Оксана и, взглянув на экран мобильника, добавила. — Пойдем быстрее, хорошо? Мне еще нужно успеть на встречу.
Ну конечно, подумал я, в ее сегодняшнем графике я лишь один из незначительных пунктов. Для вечера приберегла другого.
— Я тут подумал, — сказал я. — Что действительное порой совершенно не соответствует желаемому.
— Звучит наивно. Разве бывает иначе?
— Все как-то неправильно. Вот мы так долго не виделись и… — я сделал паузу, пытаясь подобрать нужные слова. — Мне как бы тебе не хватало… Было как бы пусто.
— Пустоту надо заполнять, — посоветовала Оксана.
— В каком смысле?
— В прямом, Яблоков, — она засмеялась. — в самом прямом.
— Но я, как бы, — я понял, что говорю слишком много «как бы». — То есть, я скучал, честно.
Она кивнула, озабоченная собственными мыслями. Мы как раз подходили к метро.
— Еще увидимся? — спросил я.
— Конечно, — сказала она. — Работаем же вместе.
— Я хотел сказать…
Она поймала мой взгляд.
— Слушай, Денис. Не надо, а? Ты бы себя видел со стороны.
— А что со мной? — вздрогнул я.
— Что ты мрачный такой, унылый? Взбодрись.
— Да я не…
Она махнула рукой.
— Ладно, давай. Выставка была интересная. Звони как-нибудь.
Она торопливо пошла ко входу в метро.
Я стоял и смотрел ей в след. Она не обернулась.
— Вот и поговорили, — сказал я вслух.
Побрел, куда глаза глядят.
Как нелепо, думал я. Вот человек от тебя в двух шагах, тебе так много нужно ему сказать. Так хочется, чтобы он понял. И ничего не получается. Если любишь кого-то, всегда думаешь, что твои чувства разделяют. Всегда уверен, что тебя поймут с полуслова.
Я закурил сигарету.
Вытащил из кармана телефон и позвонил Вольдемару.
Мы познакомились с ним несколько дней назад у нас в офисе. Вольдемар был из «минусов» поколения девяностых. Ему было около тридцати. Каким-то чудом ему удалось выжить в те веселые денечки, службу он оставил и теперь занимался частным бизнесом. Но связи с Конгломератом поддерживал самые тесные. Разговоры с Вольдемаром заменяли мне посещение психоаналитика.
Вольдемар сидел на широком диванчике, закинув ногу на ногу, и причмокивая, затягивался толстой ароматной сигарой. Глаза его скрывали очки-хамелеоны, а ухоженная бородка делала его похожим на вкусившего плодов цивилизации золотоордынского хана.
За нашим столиком, по бокам от Вольдемара, пристроились две девицы, которых он притащил с собой в кафе. Они с бесстыжими улыбками разглядывали меня. Одна из них медленно провела языком по ярко накрашенным губам. Я сглотнул. Девица ухмыльнулась.
— Я люблю пошалить, — изрек Вольдемар философски, посмотрел на тлеющий кончик сигары. — Но во всем надо знать меру.
Он был, как мы это называли в универе, бухой в дрова.
— Люблю молоденьких, — задумчиво сказал он. Поглядел на спутницу, подозрительно прищурился, как бы узнавая. — Но самое главное, чтобы было о чем поговорить.
Девицы переключились с меня на него, захихикали.
— Ты, Дениска, — сказал он мне нравоучительно. — работаешь в организации, которая занята важным и почетным делом. И я в твои лета был там…
Выпустив облако ароматного дыма, он горестно уставился куда-то вдаль, как старый суворовский солдат, вспоминающий итальянскую кампанию.
— А вы часто пользуетесь, ну… ? — я не хотел спрашивать при девицах, но он понял.
— Увы, редко! С моими многочисленными делами совершенно не остается времени для развития… природного таланта! Ох, все время свое трачу на труды, на зарабатывание денег в поте лица моего. В нашем жестоком мире, пребывающем под покровом тьмы, счастье стало ходким товаром. И только тот, кто много работает, может его заполучить. Верно, деваньки?
Деваньки согласно закивали.
Кивнув, я отпил из бокала темного Крушовицкого, подпер подбородок кулаками и сказал:
— А любовь?
Вольдемар лениво усмехнулся, выпуская из ноздрей клубы дыма.
— Как ты все-таки наивен, драгоценный мой! Все это вздор, выдумки! Мы, мужики, — он качнул сигарой. — Мы стремимся завоевывать, покорять, властвовать. Задача женщины — не мешать мужчине на этом пути, а способствовать ему. Мужчина стремится к победе, одерживает успех, зарабатывает миллионы, и женщин меняет с каждым этапом своей жизни, как галстуки к новым, еще более роскошным костюмам.
— Как-то вы однобоко рассуждаете, — пробормотал я. — Что же получается, любви не существует в природе?
Девицы хихикали.
— Нет, — сказал он, лениво ерзая между девиц, устраиваясь поудобнее. — Конечно, бывают в жизни такие моменты, когда вдруг понимаешь, что из всех окружающих тебя женщин ты замечаешь только одну, видишь только ее. И лишь она одна нужна тебе. Ты не можешь больше ни о ком думать, только о ней. Делаешь все, для того чтобы добиться ее. И кладешь полмира к ее ногам. Но спустя годы даже такое глубокое чувство проходит, и ты вновь стремишься к новым впечатлениям.
Вольдемар зевнул, приложился к стакану с виски, поочередно чмокнул хихикающих девиц. Вновь откинувшись на спинку диванчика, продолжил:
— Что в жизни главное? — он вытянул четыре пальца, сверкнув перстнем. — Четыре! Запоминай! Размер кошелька, размер дома, размер бицепса и размер…
Окончание фразы потонуло в звонком девичьем смехе.
— Чем больше — тем лучше! — закончил Вольдемар, туша сигару в недопитом стакане.
Хорошо иметь четко выраженные жизненные ценности, подумал я.
Вольдемар выпустил из объятий девиц, перегнулся через стол и заговорщицки засипел, обдавая меня алкогольными и табачными парами:
— Поехали ко мне на дачу! Бывал у меня? Нет еще? Ну ты что… Такое место, чудное. Воздух там, камин, выпивка, теннис, сауна… А? Березовка моя ненаглядная, траляля-траляля… Хоум свит хоум!
Я посмотрел в его осоловелые глаза под затемненных стеклами, на девиц, которые прекратив хихикать, как по команде принялись подкрашивать губы, глядя в маленькие круглые зеркальца.
— Звучит заманчиво, — сказал я. — Но мне на службу завтра. Давай в другой раз?
Вольдемар сразу поскучнел, отвалился обратно на диван. Девицы с готовностью захихикали, снова попав в зону его воздействия.
— Человек! — заголосил Вольдемар пьяным барином. — Рассчитай нас!
Прихватив девиц, он ударил со мной по рукам, шумно и торжественно прошествовал к выходу, и умчался к себе в резиденцию, развлекаться.