Пыльные окна (СИ) - Игнатьев Сергей. Страница 12

Батарея, что ли, протекла?

Я приподнялся, опираясь локтем на подушку. Ничерта не видно.

Едва заметный овал журнального столика, серые прямоугольники задернутых штор. А за ними — чернота непроглядная.

И звук падающих капель.

Я почувствовал неприятный холодок.

Прищурился, подаваясь вперед.

Теперь сомнений не было — капли разбиваются о подоконник окна, выходящего на балкон.

И это не дождевые капли, которые падают с наружного карниза. Это с моей стороны, внутри комнаты.

Я поднялся с кровати.

Сделал несколько шагов по направлению к окну. Подцепив край шторы кончиками пальцев, плавно отогнул ее в сторону.

В сердце будто вцепилась чья-то ледяная лапа.

Я хватал ртом воздух, не в силах мириться с тем, что увидел ТАМ, за окном.

Там была не просто непроглядная чернота.

Там клубились чернильные вихри, мириады крошечных пузырьков.

Там была толща воды, едва сдерживаемая хрупким оконным стеклом.

Но оно уже поддавалось, сквозь крошечное отверстие в оконной раме просачивались мелкие капли, и…

Кап-кап-кап…

А за стеклом — непроглядная чернота, клубящаяся муть.

Я почувствовал, что у меня закладывает уши.

Где-то там, за стеклом, двигалось что-то громоздкое и живое, чернее даже этой непроглядной тьмы.

Я закричал, но мой голос утонул в заполненной спертым воздухом комнате.

Куда, куда мне бежать от этого бреда?

Я заперт, я один на один с бесконечной толщей воды, на громадной глубине.

Затаив дыхание, я бросился в противоположный конец номера, к дверям.

Распахнул дверь, и по ногам плеснуло ледяным потоком.

Коридор был заполнен водой так, что мне доставало до щиколотки.

В дальнем его конце горела тусклая лампочка, блики от которой играли на прибывающей воде. И откуда-то издалека слышался мерный шелест и бурление.

Вода прибывала.

Шлепая по ней, упираясь руками в стену, чтобы справиться с головокружением, не упасть и не отключиться, я побежал к выходу в холл.

Господи, да что же это такое?

Водохранилище, что ли, вышло из берегов?

Залило нас, накрыло гостиницу? И мы теперь на самом дне?

Да разве бывает так?

И гостиница вроде стояла значительно выше уровня воды, на подъеме. И как же я ничего не услышал?

И где все люди?!

— ЭЙ!!! — закричал я. — Есть кто живой?!

Лишь плеск и бурление прибывающей воды.

Я выбежал в холл, когда мне уже доставало почти до середины голени. Здесь никого не было.

Пустая лестница на второй этаж, кадки с фикусами, ветви которых слегка покачивались под напором подступающей снизу воды, уже подхватывающей кадки.

Стойка портье с какими-то рассыпанными бумагами.

И постепенно прибывающая вода.

Лилось из-под входных дверей, из коридора, из-за закрытых служебных дверей.

И даже со второго этажа по лестнице сбегали тоненькие веселые ручейки.

Я по наитию побежал на второй этаж. Я начал замерзать, ногам было холодно, сводило пальцы.

Миновав несколько лестничных пролетов, я оказался на чердачной лестнице.

Скорее, искать спасения на крыше!

Поджимая пальцы на ногах от соприкосновения с ледяными ступенями, полез по металлической пожарной лестнице, толкнул чердачную дверку и…

Вода плеснула мне в лицо, ослепляя.

Подхватила безвольное тело, пенясь и бурля, понесла куда-то вверх, вопреки всем законам физики.

Я лишь успел надуть щеки, ухватив легкими как можно больше спасительного кислорода. Да что там — не надышишься.

Я раскрыл глаза, и едва сдержался, чтобы не заорать, теряя остатки жизни вместе с потоком пузырей, в которые мой крик превратил бы остатки воздуха.

Кругом была иссиня-черная толща, и потоки крошечных воздушных пузырьков неслись мимо меня снизу вверх.

Я попытался разглядеть что-нибудь там наверху, хотя бы проблеск света, но вместо этого там, в вышине, в чернильной тьме, среди цепочек крошечных пузырьков, я увидел лишь черный обтекаемый силуэт громадного ската.

Его плавно покачивающиеся антрацитовые крылья заслонили все…

Я распахнул рот в последнем беззвучном крике.

Вода поглотила и его.

Я дернулся, и тут же руку обожгло болью.

— Млять! — выдохнул я, окончательно просыпаясь.

Во сне я так дернул рукой, что ударился о стену.

Я валялся на неразобранной кушетке, в джинсах и футболке.

А за окном барабанил дождь. Самый обычный октябрьский дождь.

Саднило разбитые костяшки пальцев на правой руке. Это я хорошо приложился.

Потом я сразу вспомнил про инцидент в кафе «Причуда». Виновата была не стена.

Мда, по сравнению с недавним сном, это показалось мне уже каким-то давнишним и скучным делом.

Я потряс головой. Стараясь прогнать остатки кошмара, провел ладонями по лицу.

Ух, как же меня разобрало. И чего у них тут сны такие сняться?

Фэн-шуй, что ли, плохой? Хотя какой тут у них фэн-шуй. Сплошное, трогательно сохраняемое, наследие ВЦСПС и все лучшие традиции советского дизайна.

За окном было пасмурно, темно. Но на часах было всего-навсего полшестого вечера.

Пожалуй, спать мне больше не хотелось.

А к выполнению командированных обязанностей — шляться по городу и искать следы Максима — погода не располагает.

Какие уж тут следы, когда льет, как из ведра? Вон, сны какие бешеные от этой дождевой дроби снятся.

Немного подумав, я решил отправиться в гостиничный бар.

По сравнению со вчерашним днем, в баре был аншлаг.

Приглушенно играла музыка, горел неяркий оранжевый свет, за столиками обреталось человек шесть. У барной стойки шумно болтала небольшая компания.

Я с ужасом опознал в главе этой компании давешнюю блондинку Лику. Ее я совершенно не ожидал здесь увидеть.

На этот раз рыжее пальто отсутствовало. Она была обряжена в белую кофточку, довольно откровенно расстегнутую на груди, в строгие черные брюки и сапоги с высоким каблуком.

В левой руке у нее опять была зажженная тонкая сигаретка, а в правой — стакан с чем-то янтарным, играющем искрами в приглушенном свете бара. Видимо, опять с виски.

— Леха пришел! — сообщила она громко, увидев меня. — Леха, ты меня преследуешь что ли?!

Ее собеседниками было четверо изрядно подвыпивших молодых людей, иностранцев, неведомо как забредших в эти дикие края. Одеты они были в клетчатые рубашки и сильно тертые джинсы, и почему-то вызвали в моем воображении обобщенный образ скандинавских лесорубов.

Один из них попытался сделать в мою сторону жест, который можно было расценить и как приглашение выпить, и как вызов на драку. Он был слишком пьян, чтобы определить, что у него на уме. Промямлил что-то, отвернулся. Сложив на стойке локти, уткнулся в них.

Делать мне было нечего. Я уселся на пустующий табурет по соседству с Ликой. Сделал знак бармену. Тот поглядел на меня, узнавая.

Я даже не успел озвучить заказ. На стойке прямо перед моим носом появился бокал с коньяком. Должно быть, бармен меня запомнил.

В баре приглушенно играла латиноамериканская музыка. Было непонятно, о чем поет хрипловатый, очень проникновенный женский голос. Но было душевно.

Латиноамериканцы мне всегда нравились. Даже без знания языка и местных культурных кодов очень близки нам, жителям страны медведей, калашниковых и балалаек. Наверное, этим можно объяснить такую феноменальную популярность их мыльных опер на наших просторах. Близкий темперамент.

Итак, я сидел напротив Лики, и смотрел ей прямо в декольте.

Мы говорили о чем-то, обменивались репликами, улыбались. И бокал постоянно пополнялся, а может, это были уже новые и новые бокалы. Мне было все равно. На очередном бокале меня переполнило чувство симпатии к Лике, очень захотелось быть приятным и симпатичным. Сильно клонясь к девице, я в своеобычном стиле понес какую-то удивительную пургу про темные аллеи и легкое дыхание, и о чем-то еще. А потом о работе, которая у меня ну такая паршивая, что просто сил нет, о кретинах-коллегах и отвратительном старикашке-начальнике. Я стал замечать, что у Лики, кроме превосходной груди, просвечивающей через блузку, были еще очень внимательные зеленые глаза, и изумительная улыбка, и ей очень шел мягкий оранжевый свет, просвечивающий сквозь волосы.