Веселые ваши друзья (Очерки) - Сивоконь Сергей Иванович. Страница 4

Глубоко убежденный в этом, Пантелеев на протяжении всего своего творчества не прибегает к сатирическому смеху. Любимое его средство — юмор. «В чем сила юмора? — рассуждает он. — Я думаю, прежде всего в том, что юмор предполагает в предмете или человеке, против которого он направлен, какую-то погрешность, какое-то несовершенство. Несовершенство же, как мы знаем, — извечное свойство человеческой природы. Юмор придает человеку человечность».

И естественно, что в творчестве писателя, одной из главных тем которого (если просто не главной темой!) является пробуждение человечности в человеке, юмор занимает постоянное и почетное место.

Истинный сын Шкиды

Он смешной, этот юмор. Порой даже очень. Но под шуткой, насмешкой, иронией Пантелеева всегда таятся любовь и уважение к человеку. Именно таятся: такой уж, видно, человек Пантелеев, что даже самую пылкую любовь, самое высокое уважение он просто не умеет выражать открыто — они всегда только угадываются, лежат на некоторой глубине. Возможно, тут сказывается природная застенчивость Пантелеева, которая заметна и в его художественных, почти всегда автобиографичных произведениях, да и по прямым его высказываниям. В воспоминаниях о М. Горьком, относящихся к 1928 году и опубликованных под названием «Рыжее пятно», Пантелеев, говоря о застенчивости самого Горького, в свою очередь признается: «В ту пору я тоже был застенчив, но это была совсем другая, совсем не горьковская и совсем уж не милая, а какая-то нелепая и даже болезненная застенчивость. Тому, кто знаком хоть немного с моими автобиографическими книжками, это может показаться странным, но я и в самом деле — и именно в эти, юношеские годы — был робок и застенчив, как маленькая девочка. Я стеснялся зайти в магазин, краснел, разговаривая с газетчиком или с трамвайной кондукторшей. В гостях я отказывался от чая, так как был уверен, что опрокину стакан, а в обществе, где присутствовал хотя бы один незнакомый мне человек, я никогда не мог произнести двух слов, более значительных и интересных, чем „да“ или „нет“».

С другой стороны, сказалась, наверно, и шкидская закваска, не позволявшая открыто выражать свою любовь, признательность, уважение к человеку. В повести «Зеленые береты» есть смешной и трогательный эпизод: заступившегося за пионера и жестоко за это избитого базарными мясниками Мамочку пришел приветствовать под окна Шкиды целый пионерский отряд, в котором барабанщиком оказывается тот самый, спасенный Мамочкой мальчишка. От Мамочки как героя этого момента все ждут какого-то ответного восторга, но он, потрясенный такой честью, не находит ничего лучшего, как крикнуть насмешливо барабанщику:

— Эй, ты, голоногий, бубен потеряешь!..

«После кое-кто уверял, что Мамочка дурак, — замечает по этому поводу рассказчик. — Нет, дураком он, пожалуй, не был. Просто он был настоящий шкидец, не умел нежничать и не нашел никакого другого способа выразить свои чувства».

Поступок Мамочки, конечно, смешон, но мне слышится в его насмешливом выкрике почти нестерпимая для подростка глубина потрясения, которая у другого, менее закаленного мальчишки, несомненно, кончилась бы слезами…

Эта же глубина душевной взволнованности, прикрываемая иронией, а то и нарочитой сухостью, слышна и в юморе Пантелеева. Пантелеев тоже настоящий шкидец и не умеет нежничать.

Пробуждение совести

Небольшая повесть «Часы» — зрелое произведение совсем еще юного писателя — характерна и для творчества Пантелеева в целом, и для его юмора. Здесь особенно хорошо видно, как меняется человек под влиянием пробуждающейся в нем доброты. Видно и то, как меняется характер юмора по мере нравственного выздоровления героя.

Когда «гражданин Кудеяр», у которого Петька Валет золотые часы украл, падает перед ним на колени и умоляет вернуть украденное, а Петька только смеется в ответ, от такого смеха читателю становится стыдно за героя.

Смех этот свидетельствует, точно бесстрастный медицинский термометр: болен, серьезно болен Петька Валет. Вконец замерзшая у него душа. Бесполезно обращаться к нему с человеческой просьбой, бесполезно взывать к его совести..

Но может, все-таки не совсем бесполезно? Смутился же Петька, когда заведующий приютом спросил у него: «Вор?»

«Покраснел Петька. Сам не знает почему. Чудной какой-то этот Федор Иванович.

— Вор, — отвечает».

Покраснел, но ответил честно. Не все, значит, потеряно для Петьки Валета. Может он стать честным человеком!

Но честным стать нелегко. Когда «гражданин Кудеяр» навещает Петьку в приюте и напоминает о часах, Петька выгоняет его и просит больше к нему не пускать: «Дядя мой. Из сумасшедшего дома».

Однако пробуждение Петькиной совести продолжается, и в третий раз, когда он встречает Кудеяра пьяного, а товарищи Петькины его «повалили и снегом лицо ему набивают», «вдруг Петьке пьяного жалко стало. Что с ним случилось, — только выскочил он из рядов и закричал:

— Ребята! — закричал. — Оставьте!

И все перестали смеяться. И снег бросили.

А Кудеяр Петьку узнал и заорал:

— Мошенник! Часы украл!

И Петька пошел, опустив голову, и все удивлялись, почему он больше песен не поет.

А Петьке стыдно было. Стыдно было, что у пьяного часы украл. Сам удивился: что за черт? Что такое случилось? Откуда такое — стыд?.. Непонятно!..»

Вот теперь уже ясно: Петька близок к выздоровлению. И случайно ли, что в этот примерно момент он ловит себя на том, что неохота ему бежать из приюта…

Ищу рукавицы, а обе за поясом

Хотя повествование в «Часах» ведется не от первого лица, этого как-то не замечаешь. Очень уж активно ведет себя рассказчик: охотно комментирует события, то и дело подтрунивает над Петькой… Чувствуется, что он хорошо знает и самого Петьку, и его старых и новых друзей. Рассказчик с удовольствием наблюдает, как исправляется Петька, как медленно, но верно выходит на правильную дорогу в жизни. Рассказчик понимает его и сочувствует ему с самого начала, и явная (или не слишком явная) улыбка его сопровождает почти все Петькины поступки. По мере исправления Петьки улыбка эта теряет свою иронию — становится просто добродушной. Вспоминаешь юмор гайдаровской «Голубой чашки» или «Чука и Гека».

Но механизм смеха у Пантелеева несколько иной.

Чем же смешна история Петьки Валета? Почему мы смеемся над ней и над ним?

Два крупнейших события происходят в Петькиной жизни.

Во-первых, он «удачно» крадет золотые часы. Во-вторых, попадает в приют, лишающий его возможности этими часами воспользоваться.

Главный источник комизма, возникающий при этом, — в разнице между Петькиным и читательским восприятием событий (хотя читательское восприятие, разумеется, подсказано автором). Самому Петьке кажется, что золотые часы — это величайшее счастье, которое ни в коем случае нельзя упускать, а приют — это проклятие, от которого надо любой ценой (и как можно скорей!) избавляться.

Нам же, напротив, прекрасно видно, что дело обстоит как раз наоборот. Украденные часы — это проклятие, это камень на Петькиной шее, приют же — его спасение и даже счастье.

И чем больше суетится Петька, чем упорней цепляется за свою идею, нелепость которой становится для читателя все ясней, — спрятать часы, а потом потихоньку бежать из приюта, — тем громче мы смеемся над ним, человеком, упорно ищущим рукавицы, которые торчат у него за поясом…

С голодухи…

Но почему автор смеется над Петькой сочувственно, почему его смех нигде не становится сатирически гневным? Ведь как-никак золотые часы украл, да еще у пьяного, когда тот был в беспамятстве. А у того, как выясняется вскоре, детишки маленькие, жена больная…

Может, просто не умеет Пантелеев пользоваться сатирическими красками? Думается, что нет. Если бы авторское возмущение Петькиным поступком было достаточно велико, могла получиться и сатира.