Веселые ваши друзья (Очерки) - Сивоконь Сергей Иванович. Страница 45

Так вот она кто, эта таинственная, всегда исчезающая Девочка на шаре! (Я сейчас уже не об Ирине Раскатовой говорю, а вообще об этом образе, вновь и вновь возникающем в воображении Драгунского.) Она как бы женская параллель к Дениске — талантливый, незаурядный ребенок в женском облике. Еще одно воплощение Детства.

Только сам Дениска воплощает поэзию и энергию Детства, а девочка — его красоту и в то же время хрупкость, неустойчивость, слабость, вызывая постоянное желание защитить и спасти. Во время выступления Танечки Воронцовой Дениске в какой-то момент показалось, что она упадет и разобьется о барьер, и он уже бросился, «чтоб ее подхватить и спасти». Подобное чувство возникает и у Ветрова. Сначала в первые минуты знакомства с Ириной, когда он, будто предчувствуя ее трагическую судьбу, вызывается работать в ее смертельно опасном аттракционе. «Зачем?» — удивляется она. «Чтобы защитить вас…» И второй раз возникает оно, когда, уже не в силах помочь, Ветров, как в замедленной съемке, наблюдает ее роковое падение из-под купола цирка…

«А клоун будет?»

Ветров относился к Ирине, как Дениска к Девочке на шаре, — восторженно и влюбленно. Можно себе представить, что пережил он в минуту ее гибели и в минуты ее похорон. А тут еще надо выступать, веселить публику… И как не случайно, что силы для этого ему дает ребенок, один из его завтрашних зрителей.

«…Здесь, на ступеньках цирка, впервые за эти дни что-то сотряслось во мне, и я облился слезами. Я отвернулся к стене от людей и постоял так недолго. Кто-то дернул меня за руку. Это был мальчишка лет семи, в смешном картузе козырьком набок. У него были круглые блестящие глаза. Зубов не было.

— Дяденька, — сказал мальчишка, — это на когда билет?

Я посмотрел на его билет и сказал:

— Это на завтра билет. На утренник. В двенадцать часов начало.

Он сказал:

— Я приду. А клоун будет?

Ах, вот оно что. Вы собрались на утренник, товарищ в кепке с козырьком набок? И вы, конечно, хотите увидеть тигра и Клоуна. Клоуна! Обязательно Клоуна!!! Ну что же, раз так — я приду вовремя. Не беспокойся, не опоздаю. Можешь на меня вполне положиться».

Образ клоуна для Драгунского автобиографичен: он ведь сам, как мы помним, какое-то время работал клоуном. Хотя и не успел прославиться на цирковой арене. А однажды он и прямо признался: «Я был бы клоуном, если бы не стал писателем».

Как его герой Николай Ветров, Драгунский умел весело и заразительно смеяться; умел и других смешить. Как Николай Ветров, он знал цену своему искусству. За его смехом бездна серьезного, порою просто трагического.

Даже в самых смешных, самых беспечных его рассказах при внимательном чтении можно расслышать настойчивое напоминание людям, что надо не только дорожить и любоваться Детством, но и защищать его. Сегодня и ежедневно.

Большой и страстный монолог Ветрова, который он произносит в споре с «сочувствующими» ему обывателями, — это и монолог самого Драгунского, его кредо как писателя, работающего для детей: «У меня нет собственных детей. Но все дети мира — они мои. Я не знаю, что мне сделать, чтобы спасти детей… У них есть враги, это чудовищно, но это так. Но у них есть и друзья, и я один из них. И я должен ежедневно доставлять радость детям. Смех — это радость. Я даю его двумя руками. Карманы моих клоунских штанов набиты смехом. Я выхожу на утренник, я иду в манеж, как идут на пост. Ни одного дня без работы для детей. Ни одного ребенка без радости, это понимаю не только я. Слушайте, люди, кто чем может, заслоняйте детей. Спешите приносить детям радость, друзья мои, спешите работать на утренниках!»

У Николая Ветрова родители и маленький братишка погибли от рук оккупантов. Это придает его монологу конкретное значение: враги детей — фашисты. Но для самого Драгунского монолог этот звучит обобщенно: это призыв защищать не только детей, но Детство и Детское в каждом человеке. Ведь люди с детской душой так беззащитны и ранимы…

Замечательный чешский писатель Юлиус Фучик, погибший от рук фашистов, свой предсмертный «Репортаж с петлей на шее» закончил знаменитыми словами, ставшими его завещанием: «Люди! Я любил вас — будьте бдительны!»

Завещанием Виктора Драгунского могли бы стать слова: «Дети! Я любил вас — будьте счастливы!» Эти слова звучат во всех его книгах. Надо только уметь их расслышать.

Библиография

В наиболее полном виде «Денискины рассказы» за последнее время выходили трижды в таких изданиях:

Денискины рассказы. М., «Малыш», 1968.

Рыцари и еще 57 историй. М., «Советская Россия», 1968.

Денискины рассказы. М., «Детская литература», 1976.

Интересующиеся «взрослым» творчеством писателя могут обратиться к сборнику под названием «Сегодня и ежедневно» (М., «Московский рабочий», 1967) с предисловием писателя Юрия Нагибина. Там напечатаны обе повести Драгунского и несколько рассказов — для взрослых и для детей.

Назовем также ряд статей о творчестве писателя:

Я. Аким. Живой и светится. «Пионер», 1974, № 2.

М. Борщевская. Целый мир! Штрихи к портрету Виктора Драгунского. «Детская литература», 1979, № 3.

Виктор Юзефович Драгунский. К шестидесятилетию со дня рождения. (В сб.: «Книги — детям». М., «Детская литература», 1972.)

Л. Лазарев. Не только для детей. «Новый мир», 1968, № 5.

И. Линкова. Виктор Юзефович Драгунский. (В ее кн. «Дети и книги». М., «Знание», 1970.)

С. Рассадин. Ежедневная сказка, «Детская литература», 1968, № 10.

С. Сивоконь. Дениска Кораблев и его литературный папа. «Семья и школа», 1969, № 2.

ДВА СЛОВА ПОД ЗАНАВЕС

Только очень наивные люди думают, что писать для детей легче, нежели для взрослых, а для малышей — легче, чем, скажем, для подростков. Мы наглядно убедились, что это не так. Лучшее тому подтверждение — творческий опыт Л. Пантелеева или Н. Носова, у которых есть мастерски написанные вещи для всех возрастов — от дошкольного до взрослого.

Не менее наивно думать, что юмористом быть легче, нежели просто писателем. Мы видели: хлеб юмориста ничуть не слаще. От юмориста требуется не меньше творческих усилий и мастерства, чем от всякого иного писателя. Скорее уж больше, поскольку юморист должен иметь особо тонкое чувство юмора, что для «обычного» писателя вовсе не обязательно. Мир знает немало писателей достаточно известных, чьи произведения сугубо серьезны, смех там почти не звучит.

Безусловно, любая работа имеет свои особенности. Есть они и у детских писателей, и у детских юмористов. Но законы искусства, законы художественного творчества едины. Их не вправе игнорировать или нарушать ни самый серьезный, ни самый веселый писатель.

С другой стороны, на примере любого из «наших» семи писателей было заметно, что юмор вовсе не исключает серьезности — скорее даже предполагает ее. (Вот одна из причин того, почему так трудно выделить в литературе «чистых» юмористов!) Мало того, мы могли убедиться, что юмор тем полноценнее, тем богаче, чем больше серьезного за ним кроется, чем существенней та нравственная основа, на которой он возникает. И напротив: юморист, не имеющий за душой ничего, кроме желания посмешить, никогда не создаст ничего значительного.

Стремясь рассмотреть творчество избранных нами авторов через призму комического, мы всякий раз были вынуждены исследовать и биографию писателя, и его ведущую тему, и его эпоху, и характеры его главных героев. Это ли не свидетельство того, сколь весома роль юмора в художественном произведении и как трудно пользоваться этим тонким и капризным инструментом?..