Боль (СИ) - Шматченко Мария. Страница 17

Филипп, задумчиво глядя на деревянные полки за спиной Мэрбл, но словно бы и не замечая их, тихо сказал:

— У моего дяди на старости лет съехала крыша — он с ума сходит из-за одного раба, — молодой аристократ и сам не мог понять, почему ей это рассказывает, — а раб этот редкостно красив, смотришь на него и глаз отвести не можешь. И люди просят дядю продать его, а тот тут же начинает злиться.

— Да не уж-то такой красивый?

— Да, к сожалению, нужно это признать. Что лгать, если это так?

— Неужели красивее вас? Я помню, когда вы заходили в булочную, покупательницы все до одной заглядывались на вас.

— Что-то я такого не припомню… — угрюмо возразил Фил.

— Да нет! Правда! И даже я забывала обслуживать других, не слышала вопросов, потому что смотрела на вас…

— Не утешайте меня, милая Мэрбл! Дело не в этом. Этот раб вызывает такое восхищение у людей, а сам, наверняка, мечтает сбежать. Наверняка, спит и видит вольную!

— С ним обращаются, как с принцам из-за его красоты, а он ещё и не благодарен?

— Нет, как с грязью обращаются… Лупят чуть ли не каждый день просто так… не за что… — и тут Фил замолчал на полуслове, какая-то мысль пришла ему в голову. — Ну, конечно! — внезапно воскликнул молодой человек после долгого молчания. — Вот, оказывается, в чём дело!

— Что случилось?! — испуганно спросила Мэрбл.

Фил взглянул на неё, и девушка показалась ему такой прекрасной, что тот замер на мгновение. Потом счастливо рассмеялся — ему казалось, что он был слеп, а теперь прозрел.

— Я грубо обошёлся с этим рабом, затушив сигару о его ладонь. Я спросил его, что лучше: быть чёрным, но таким красавцем, как он, или белым, но страшным, как я. И он ответил: «Лучше быть свободным»… — торопливо стал рассказывать Фил. — Внешность не главное. Что мне, дураку, не жилось?! Всё ходил гордился знатным происхождением, деньгами, положением в обществе и злился, злился при этом ещё! Нет, главное, это душа, наша человечность…. Мэрбл, как я этого раньше не понимал? И он открыл мне глаза. Я злился, а бывает, что кому-то ещё хуже, чем мне… У меня, дурака, свобода есть, а я ещё и жалуюсь на судьбу, что судьба не сделала из меня такого же красавца, как этого Адриана!

— Давайте я заварю вам чаю? Вы так взволнованы…

— Какое же это счастье — быть свободным… — и на его глаза выступили слезы.

Мэрбл с восторгом и волнением смотрела на Филиппа. Как и тогда, несколько лет назад. Какой же он…! Какой! Желая, чтобы он мысленно отметил её ум, она добавила к сказанным им словам:

— Иногда мы жалуемся, что не можем уехать далеко-далеко, жалуемся на рутину, нам хочется свободы…. А ведь для этого раба — такая жизнь, как у нас, мечта несбыточная. У нас мало свободы, но у него нет и такой…

Но юноша пребывал в таком волнении, словно бы был слеп, а сейчас прозрел, и он, к своему стыду, только краем уха услышал Мэрбл, весь поглощённый собой.

— А я ещё и дядюшку довёл… Нет, я срочно должен все исправить! — он бросился к дверям.

— Мистер Филипп! — окликнула его девушка.

Молодой человек обернулся:

— Да?

— А чай? — робко спросила она.

Фил рассмеялся:

— Ну, если вы хотите пить чай с таким мерзавцем, как я…!

— Вы не мерзавец! Вы просто ошиблись… Пойдёмте.

— Ну, хорошо. Спасибо вам, Мэрбл!

Она закрыла булочную, и они вдвоём пошли на небольшую кухоньку.

Глава 14. Я люблю тебя?

— До конца своих дней я буду помнить тебя… — шептал юноша, сидя на коленях, а слёзы капали из его глаз на её свежую могилу. — Я никогда тебя не забуду… Принцесса…

Если кто-то узнает, что он тут, ему попадёт… Ведь молодой человек не должен приходить сюда. Но теперь ему было всё равно. Пусть хоть целый мир исчезнет в одно мгновение! Для него свет погас…

— Прости меня, моя любовь… Я не смог защитить тебя… — шептал он, а по лицу текли слезы. — Прости, что не смог защитить его… Если сможешь, прости меня, моя любовь, моя единственная любовь… И спасибо тебе, что ты выбрала это имя, моё любимое… Прощай! Я буду любить тебя вечно, даже если теперь между нами раскинулось бескрайнее небо… И только тебя. О, другие женщины, молю простить меня, но в моём сердце есть место только для одной из вас!

Настал тот день, когда хозяин одалживал на время своего раба сэру Чарльзу, а Констанция с дочками уезжала в город к кузине Эвелине и её мужу Мартину. Да-да, с тех самых пор, когда леди Грейс зашла в контору Джеральда, прошло уже пять дней. А казалось, целая вечность минула с тех пор! Или, наоборот, незаметно промелькнуло время? А столько всего успело произойти! И продажа Даррена, и ссора с Филом, и поцелуй Геральдины, и знакомство с братьями из большого дома…

Оставшись наедине в гостиной, леди Констанция заметила мужу, что странное это, конечно, желание для ребёнка — поиграть с рабом. Ну, раз сэр Чарльз не против, а Джеральд согласился, почему бы и нет? Супруга напомнила, что они с дочками тоже уезжают сегодня, и что они торопятся. Но надо проконтролировать, нарядить раба, а то оборванца к девочке пускать ни в коем случае нельзя.

Муж кивнул в ответ, полностью с ней согласившись, поднялся с дивана, пожаловавшись на радикулит, и подошёл к дверям на террасу. Выйдя, увидев управлявшего, он попросил того крикнуть их самого красивого и единственного раба в этом поместье.

Адриан сам был немножечко в шоке от такого странного задания — съездить в гости к ребёнку. Что ему там делать? Да, конечно, дети — цветы жизни, но он привык иметь дело с несколько другими цветами. До последнего момента юноша не верил, что всё это правда, а ни чья-то непонятная, странная шутка. Когда Томас сказал ему, что его зовёт Констанция, чтобы нарядить, душу раба почему-то охватило волнение. Значит, его отправляют в гости? Как господин Джеральд на такое согласился? Он ведь его никуда не пускает, даже с Томасом в город, хотя тот до приезда хозяина два раза брал его с собой.

Глубоко вздохнув, Адриан быстро отнёс лейку в сарай за живой изгородью, и поспешил к дому. Уже недалеко от него юношу вдруг окликнул хозяин. Тот заметил его ещё издали и зачем-то позвал.

— Да, мой господин.

Хозяин отвёл юношу в сторону, в угол между террасой и садом. Несколько грубо господин схватил невольника за руку и оттолкнул к стене, будто бы швырнув, что тот ударился спиной.

— Послушай… — шёпотом начал Джеральд и замолчал.

Немного шокированный Адриан не понимал, в чём дело. Внезапно он почувствовал, как тот…гладит его по голове, как ребёнка. Юноша вздрогнул, но не осмелился поднять глаз, ведь понимал, чем может закончиться разговор с господином. Раб отважился поднять голову и встретился со взглядом хозяина: в глазах сэра Джеральда горела какая-то странная, безумная теплота. Он почувствовал его волнение, его дыхание на своём лице, его дрожь…

- Адриан, я…какой ты у меня всё-таки…красивый… Я… я…я… люблю тебя, ведь…

Сердце молодого человека забилось. «Быть такого не может! Зачем ему это надо? Сейчас он вынудит меня что-то сказать ему, чтобы найти повод ударить…». Голова бедняги закружилась, в ушах стало шумно, будто бы все звуки обострились, всё вокруг померкло, в глазах потемнело, и он потерял сознание…

— Адриан!

— Джеральд! — как не вовремя раздался голос жены. — Что так долго?!

Она выбежала с террасы и тут же наткнулась на лежащего раба.

— Адриан! Что это с тобой?!

Тут выскочил Джеральд и, как ни в чём не бывало, сказал:

— Я не знаю… Стоял и упал.

— Адриан! — Конни села рядом с ним и погладила его по голове. — Что это ты в обморок решил упасть?! Очнись!

Его веки встрепенулись. Прямо в глаза светило солнце. Ему почему-то почудилось, что видит над собой Алиссию.

— Мама… — прошептал юноша.

— Что?! — возмутилась Конни и тут же дала ему пощёчину. — Ты обнаглел, рабское отродье?! Ещё раз назовёшь меня так, я прикажу тебя выпороть!

Но потом её сердце вздрогнуло от жалости, и леди в душе укорила себя за то, что накричала на него и ударила. Он совсем пришёл в себя и увидел над собой хозяйку. Поняв свою ошибку, раб густо-густо покраснел, а госпожа продолжила допытываться, что это с ним, почему потерял сознание.