Дом у озера (СИ) - "Поздний Боржоми". Страница 16
- Санса… - он удержал ее руку в ладони. – Позвони мне.
Она кивнула и вышла, обогнув Лизу по широкой дуге.
Он отвернулся к окну, Лиза всхлипывала за спиной.
Дождь уже не шел.
***
Пепел с ее сигареты сыпался прямо на бежевый ковер. Пепельницу на столике Лиза упорно не замечала. Размазанная тушь вокруг глаз вкупе с бледностью делали ее похожей на плохую пародию Джина Симмонса. Она говорила и говорила, ужасные, отвратительные вещи, наверное, пыталась задеть его за живое, но он почти не слушал. Большая часть того, что она несла, было правдой. Петир Бейлиш в самом деле был ублюдком.
Она, наконец, выдохлась, замолчала, заново прикурив потухшую сигарету.
- Имей в виду, я расскажу Неду.
- Он знает.
Она была разочарована.
- Ты всегда любила безобразные сцены, а я тебя обломал, - усмехнулся Петир.
- Иди к черту, - буркнула она. – Скотина.
Он вздохнул. Без Сансы накал остыл, и ему было все равно теперь на выходки Лизы, и на ее оскорбления, но было тревожно. Он надеялся, что девочка отправилась домой. Кто знает, как она могла отреагировать на все это.
- Я хочу, чтобы ты ушла.
Лиз наконец увидела пепельницу, с силой вмяла в нее окурок.
- Мне нужно умыться.
Петир кивнул, усаживаясь в кресло. Лиз встала, сделала шаг к ванной, потом повернулась к нему и тихо спросила:
- Ты когда-нибудь любил меня? Хоть чуть-чуть? Совсем немножко, Петир?
Он посмотрел на нее с внезапной жалостью. Если она любила его так же, как любил он свою девочку, ей в самом деле должно быть больно.
Больно ведь может быть даже плохим, раздражающим и душным людям.
Он ничего не ответил, и Лиз, всхлипнув, ушла в ванную.
- Только не делай глупостей, - сказал он, когда она собралась уходить.
- Я ее сделала много лет назад.
Лиз порылась в сумке.
- Вызови мне такси. Я не знаю, где мой телефон.
Он вызвал, и они дождались его в напряженной тишине. Странно было, что Лиз так быстро успокоилась и ограничилась лишь одной истерикой. Уходя, она бросила на него долгий взгляд, и он не мог понять, чего в нем больше – ненависти или надежды.
- Она никогда не полюбит тебя, - сказала Лиза. – Ты не такой дурак, чтобы не понимать этого.
На часах была почти полночь, когда он, наконец, остался один.
Санса ответила на звонок не сразу, он постукивал кулаком журнальному по столику в такт гудкам – тууу–тук, туууу-тук, с каждым разом все сильнее. Пепельница начала уже подпрыгивать от ударов, когда она ответила.
- Где ты? - сразу спросил он.
- У подруги.
- Да? Точно?
- Точно.
- А домой?
Санса помолчала.
- Давай я заеду завтра за тобой и…
- Не надо.
- Чего не надо?
- Ничего не надо, Петир.
У него из груди словно выбили весь воздух.
- Это из-за Лизы, что ли? Это все чушь, слышишь?
- Не из-за Лизы… Не знаю. Меня как будто в грязи вывалили. Я не думала, что так будет… Все вокруг будут всегда так смотреть. Думать про нас. Я не хочу.
- Знаешь, что? – он резко встал, голова закружилась от нехватки воздуха, от ее слов, от страха, усталости и злости. – Раньше надо было не хотеть.
- Петир…
- Там, на озере, некому было смотреть, поэтому ты ко мне в постель залезла? А теперь вдруг тебя стало заботить, что подумают другие, да? Это так важно для тебя? Важнее, чем…
- Петир…
Он вдруг понял, что она плачет и отнял телефон от уха. Посмотрел в мелькающие цифры времени соединения звонка и выключил его. Это было к лучшему, он знал, что не мог сейчас сдержаться, чтобы не наговорить ей лишнего. Все его нервы и благоразумие сожрала истерящая Лиза Арен, и надо было просто успокоиться.
Но он не мог успокоиться.
Все стало как тогда, много лет назад – горько, больно, чертовски обидно и шрам горел на груди, как будто он снова был пятнадцатилетним мальчишкой, обманутым и преданным.
Он так ничего и не понял за все эти годы. У некоторых нет права на любовь. Некоторым это приносит лишь отчаяние.
Ей всего восемнадцать.
Он твердил это себе без конца, что он не имеет права обижаться на нее. Но не обижаться было выше его сил.
Те три дня на озере были словно в другом мире, в параллельной вселенной, на крохотной планете, где были только озеро и лесистые холмы, где он был пьян от воздуха, тишины, от ее запаха и взглядов.
А здесь – реальность, где стало понятно, насколько все это… придумано.
Разумеется, он не должен был вот так опускать руки – все фильмы и книги твердили, что надо бороться за свою любовь, он в это сам верил когда-то. Однажды он даже попробовал.
Он опять будет ловить ее, доказывать ей, что надо попробовать еще раз, что она ему небезразлична, что это все просто ерунда, и, возможно, она согласится.
Но это лишь до тех пор, пока кто-то не хихикнет за их спинами. Пока Нед не посмотрит на нее с таким укором, что она не выдержит. Пока Лиза при случайной встрече не выплюнет очередной сгусток желчи, и она слишком юна, для того, чтобы не обращать на это внимания.
Ей всего восемнадцать.
И ему придется раз за разом успокаивать ее. Раз за разом убеждать ее. Нельзя ведь просто так любить, верно? Надо прикладывать к этому усилия. Он слишком устал и слишком отвык от подобного.
Но самое главное, она не любит его. Она просто хотела почувствовать себя взрослой. Может быть, доказать себе, что может привлечь взрослого мужчину.
Какой же он дурак…
Петир Бейлиш напился так, что не помнил, как уснул в кресле, провалившись в тяжелую пьяную тьму.
***
Как и несколько дней назад, он снова стоял в аэропорту Миннеаполиса, уставившись на громадное информационное табло, и, слава богу, он был прежним – циничным скучающим ублюдком, которому было плевать.
Он изо всех сил делал вид перед самим собой, что так и есть.
Посадку на рейс задерживали, и он прошел в зал ожидания, бросил сумку на сиденье рядом с собой, уселся и вытянул ноги. Голова гудела от похмелья, уши закладывало от гула самолетов, шума аэропорта, громких объявлений, раздающихся эхом в громадных переполненных народом залах.
Петир достал телефон и долго смотрел в экран, на ее имя, как делал это сотни раз за последние сутки. Она не позвонила. Он тоже.
Это было к лучшему, если бы он услышал ее голос, и неважно, чтобы она говорила, то дрогнул бы. Когда ее не было рядом, когда он не чувствовал запаха ее волос, не видел ее глаз и не слышал ее голоса, он еще мог соображать.
Он убрал телефон и начал смотреть по сторонам, чтобы отвлечься.
Он сидел недалеко от зоны посадки, и там стояла толпа людей, встречающих рейс.
Петир Бейлиш долго смотрел на них и подумал, что именно в таких местах люди становятся настоящими. Вокзалы, аэропорты и автобусные станции видели гораздо больше искренних слез от расставания и радостных улыбок от встреч, чем все остальные места на планете. Больше чем церкви, где венчают парочек и пафосных ресторанов, где делают предложение.
Прилетевшие выходили из зоны таможни с радостно-возбужденными лицами, искали в толпе родные глаза, кричали, махали руками, смеялись, бежали навстречу.
За то время, что он сидел здесь, он видел объятия, поцелуи и слезы, видел счастье и печаль, и подумал про себя, какими красивыми становятся люди, когда все, что их заботит – обнять поскорее любимого человека.
Он с горечью подумал о том, что его никто и никогда не будет так встречать.
Когда объявили регистрацию на рейс, стало как-то спокойнее. Петир все больше и больше становился прежним, и был уверен, что когда шасси коснется взлетной полосы в Нью-Йорке, ему уже точно не будет так больно.
Девушка за столиком регистрации несколько раз, хмурясь, переводила взгляд с его лица на паспорт и обратно.
Небритый и опухший, взлохмаченный, он сейчас в самом деле мало походил на строгого себя на фотографии.
Наконец, она вернула ему документы и посадочный талон, бездушно улыбнувшись:
- Желаю счастливого полета, сэр.